Мать солдата из РФ, погибшего в Украине: “Там просто месиво”

24 февраля Россия начала вооруженное вторжение на территорию Украины. Владимир Путин назвал эту войну “специальной военной операцией в Донбассе”. В результате войны, которую Россия ведет в Украине, гибнут и российские солдаты, многие из которых, как и их семьи, судя по всему, до последнего не знали, куда их отправляют.

За месяц войны российское Минобороны лишь дважды отчиталось о погибших в Украине. Второй раз — в пятницу, 25 марта. По данным министерства, за первый месяц боевых действий в Украине погиб 1351 российский военный. В действительности число погибших российских солдат может составлять от семи до пятнадцати тысяч. Такие цифры приводит газета The Washington Post со ссылкой на высокопоставленного представителя в НАТО. Газета “Комсомольская правда” 20 марта со ссылкой на Минобороны РФ сообщила о 9861 погибшем, но через сутки удалила эту информацию из статьи, сообщив о взломе.

26-летний Евгений, служивший в России по контракту, погиб под Киевом в звании старшего сержанта в первые дни войны. Евгений никогда раньше не участвовал в боевых действиях. До войны он служил в Росгвардии — разгонял митинги в Москве, потом работал там же кинологом. До января этого года его мама Наталья*, по ее словам, не интересовалась событиями в Украине. 

Несмотря на то, что она потеряла сына, Наталья вслед за российскими властями и государственными СМИ оправдывает вторжение России в Украину, хотя и считает происходящее там настоящей войной, а не спецоперацией.

DW решило опубликовать интервью с ней в качестве свидетельства матери, потерявшей сына в войне, которую Россия ведет в Украине**.

DW: Как вы себя сейчас чувствуете?

Мать Евгения: Можно сказать, никак. Очень тяжело, очень больно. Ну, а что делать, никто не вернет.

- Как жил Евгений до армии?

— Мы с Женей и его братом жили в маленьком поселке в Свердловской области. В какой-то момент я решила во что бы то ни стало вывезти детей туда, где они смогут получить нормальное образование, будут ходить в кружки и секции. Так мы переехали в город побольше в той же Свердловской области. Я работала на трех работах — в продуктовом магазине, техничкой и оператором в игровых автоматах.

Женя на новом месте пошел в шестой класс, записался на карате. Ему этот спорт давался сложно. Он мягкий парень был. Но благодаря тренеру и его собственным стараниям у него стало получаться, пошли победы. У него совершенно изменился характер. На жизнь стал смотреть по-другому. Потом он отучился на электрогазосварщика в техникуме, где ему платили стипендию как самому лучшему.

- Как он оказался в контрактной армии?

— В армию он пошел сразу после экзаменов в 2014 году. Он попал в спецназ ГРУ. Потом его перевели в другой город в спецназ разведки. Ему еще тогда предлагали подписать контракт. Я его кое-как отговорила, все-таки спецназ — это горячие точки. 

Он пытался попасть на работу в СИЗО, но его не взяли. Решил собирать справки для работы в полиции, а на это время устроился в охрану. Работа ему не нравилась, и он решил попробовать по контракту.

Узнал, что в поселок неподалеку приедут “покупатели” из Москвы и будут набирать. Его сразу взяли, так что на прощание у нас был ровно вечер. Женя служил в Росгвардии. Ему очень нравилось. Он командиром отделения стал. А еще они разгоняли митинги. Он ездил на Красную площадь, на Пушкинскую. В Калининград он тоже ездил в командировку на три месяца. Они там готовились к митингам.

Говорил, что подустал, поэтому решил пойти в кинологический центр. Это тоже Росгвардия, только с собаками. А в 2017 году у него родился сын. Девушка у него была, когда он работал в охране. Она к нему в Москву приехала — там они расписались, снимали комнату. А потом Жене дали квартиру служебную, однокомнатную, в военном городке в новостройке.

- Как началась история с Украиной?

— Это был конец января, примерно 25-26 число. Сын позвонил и сказал, что их отправляют в Смоленск — на (совместные. — Ред.) с Беларусью учения. Я ему говорю: “Ты мне врешь, что ли? Какие еще учения?” Поискала в интернете. Действительно были учения с Беларусью, но сейчас их нет. Я стала копаться. Думаю, где у нас война идет. Подумала про Казахстан. Короче, [об Украине]  даже не подумала. Только на следующий день до меня дошло, что у нас же в Украине неспокойно.

- То есть вы сразу поняли, что сына не на учения отправляют?

— Да. Я Жене сказала, что я же не дурочка. Что он не едет ни в какой Смоленск. Сказала, чтобы он сфотографировался тогда на вокзале Смоленска. Он засмеялся. Я начала копать — и чем дальше, тем больше я понимала, что он едет в Украину. Я понимала, что там какая-то конкретная заварушка.

Я, конечно, его отговаривала. Говорила, что, может, он вернется, а, может, и нет. Он отвечал:  “Да что ты придумываешь?”. Он полностью не осознавал, куда его отправляли. Либо им так мозги промыли, что они едут на учения, либо он знал, но не предполагал, что там такое месиво будет. Наверное, никто так не думал. Даже сам Путин. У них, видите, что-то пошло не так.

Когда его привезли “грузом-200”, я задавала себе вопрос: почему я не поехала в Москву [отговаривать его], если я все понимала. Может, он не понимал, но я-то понимала. Он меня очень сильно любил, и я могла надавить на больные точки, чтобы он отказался. Хотя если он за что-то брался, то шел до конца. Если отдали приказ — он никогда не откажется.

В итоге он поехал прикомандированным к группе спецназа. Женю одного взяли из его части, потому что не хватало одного кинолога. 

- Вы еще связывались после его отъезда?

— Он уехал туда 13 февраля. Я его в шутку спросила, как ему Смоленск. Он посмеялся и ответил, что нормально, стоит. Спросила, что они едят — сказал, все нормально. Потом, может, за это время еще раза три выходил на связь, но не больше минуты. Потому что надо еще жене позвонить. “Жив-здоров” — и все.

Последний раз он вышел на связь 24 февраля утром. Когда началось. С “вотсапа” какого-то мальчика. Он сказал: “Мама, началась война”. Я сказала: “Сынок, я вижу по телевизору”. Представляешь, говорит, целую роту парней наших положили на границе. Спрашиваю: “Где, сынок?” “Где-где… На границе, мам”. Говорю: “А ты где?”. “А я в Смоленске, мама”.

Я думаю, что он [на самом деле] тоже был где-то неподалеку. Только с границы он мог на “вертушках” долететь до этого аэродрома (Гостомель под Киевом. — Ред.), будь он не ладен. Говорят их там было 200 “спартанцев”, как их прозвали. Это было пушечное мясо. Почему так не продумано, я не понимаю. Они подумали, что взяли этот аэродром, — а их начали обстреливать.

В общем, я ему сказала: “Сынок, держись”. А он: “Все, мама, пока. Некогда. Жене скажи, что все хорошо”. И потом сколько времени до 8 марта ничего не известно было.

- Как вы провели эти две недели без связи с ним?

— Я все время ходила с телефоном. Думала, может, он найдет телефон у мирных жителей. Целыми днями смотрела телевизор, интернет: думала, вдруг его лицо увижу. В церковь ходила каждый день. Ставила свечку за здравие, заказала, чтобы молились за него каждый день. Но он, видите, погиб раньше. Я не думала, что он погиб. И в тот день, когда он погиб, у меня ничего не екнуло.

24 февраля Женя уже попал в Гостомель. И погиб он не 27 февраля, как в справке из морга указали дату смерти, а гораздо раньше. Я думаю, что это было с 24 на 25 ночью или вечером.

- Почему вы так думаете?

— В интернете я посмотрела, что наши 24 февраля взяли Гостомель, после чего туда начали отправлять всех парней. А потом их начали обстреливать из Киева. Наших парней взяли в кольцо. А к ним никто на подмогу не мог подлететь. Их начали обстреливать и бомбили сутки. Представьте — аэродром, чистое поле.

А потом, уже вроде 25 февраля, наши по-новому взяли Гостомель, а 26 февраля нашли Женю. Хорошо, что он был подписанный. Он же поехал с группой спецназа. Парни не первый раз в таких переделках. У них, видимо, такая особенность есть — они перед боем пишут на животах друг другу номер части, фамилию и инициалы. Он был подписан, его быстро опознали.

Но мне сообщили только 8 марта. Где-то в 13:30 позвонили из его части, сказали, что сын погиб в бою под Ростовом. Я чуть с ума не сошла.

- Так и сказали — под Ростовом?

— Да, позвонили и сказали: “У нас плохие новости для вас”. Я закричала. Уже поняла, что случилось. “Ваш сын погиб 26 февраля в бою под Ростовом”. Я не знаю, почему в такой форме сообщили. Может, потому, что он лежали в морге в Ростове и у них не было проверенной информации. 

- Как вы отреагировали на это известие?

— Когда мне сказали, что он погиб, я сразу закричала: “Где Нэнси?!”. Это собака, немецкая овчарка, с которой он уехал. Потом мне уже сказали, что Нэнси погибла вместе с ним. У него еще был щенок Алтай — “бельгиец”, которого он обучал. Перед поездкой ему надо, было, видимо, определиться, с кем он поедет. Но “бельгиец” еще не натаскан на взрывчатые вещества.

На следующий день мне позвонили и предложили подарок — щеночка, который родился в день смерти Жени, — от тех же родителей, от кого была Нэнси. Поеду сейчас в Москву, сама заберу.

- Вы обсуждали с Женей тему Украины в последние восемь лет?

— Если честно, нет. Только когда по телевизору что-то увижу, всегда соболезновала, что такое творится [в Донбассе]. Стала вникать в конце января — начала копать, искать, куда же едет мой сын, какая заварушка там. С конца января я стала этим жить.

- Вы сами понимаете, почему началась эта война?

— Я понимаю это так, простыми словами: если бы не бомбанули мы, то украинцы бомбанули бы по нам. Бомбануть-то, наверное, надо было. Тут без вариантов. Но что-то пошло не так. Конечно, никто не ожидал такого. А сейчас, если уже столько парней полегло, то уже нельзя останавливаться. Нужно идти дальше. До победы.

- Вы понимаете, что делает Россия в Украине? За что воевал Женя?

— Я считаю, что мой сын воевал за нас, за Россию и русских. Чтобы мы могли с вами сейчас по телефону говорить, пить и кушать. Я думаю, он лег не зря там. А за нас. Чтобы мы жили долго и счастливо и чтобы у нас не было войны. Чтобы над нами не летали бомбы.

- В России запрещено называть этот конфликт войной. Вы сами воспринимаете это как войну или спецоперацию?

— Нет, я не воспринимаю это как специальную операцию. Это самая настоящая война. Я понимаю, что это признавать нельзя. Но это война. Там просто месиво.

*Имя изменено

**От редакции: после публикации в текст были внесены дополнения.

Оксана ИВАНОВА