Налоги и “желтые жилеты”

Не кажется ли вам странным, что те, кто у нас в свое время однозначно поддерживал Майдан, либо даже стоял в его главе, сегодня жестко и бескомпромиссно осуждают “желтые жилеты”? Казалось бы, налицо внешняя (при пусть даже разных первопричинах) схожесть протеста, народная поддержка и враг в лице правительства…

По нашему мнению, объяснять это разными целями, которые были провозглашены во время революций, является упрощением. Упрощением также является поиск недоброжелателями причин осуждения “желтых жилетов” украинскими революционерами в том, что “желтые жилеты” — французское национальное движение, а Майдан якобы руководился извне. Очевидно, что как в украинском, так и во французском исполнении мобилизовались (преимущественно сами) огромные революционные силы, движимые, конечно, не подкупом или обещаниями, а чем-то другим. Чем? 

Неравенство в богатстве

Мы убеждены, что как Майданом, так и “желтыми жилетами” руководило неудовлетворение народов существующим глобальным социальным неравенством. Продолжая мысль У.Петти о том, что налогоплательщика не так раздражает чрезмерное налогообложение, как налогообложение неравное, отметим, что человека не так раздражает бедность, как неравенство в богатстве. Именно осознание последнего питает революционные силы общества больше, чем пустой холодильник либо его отсутствие как такового. При этом причины неравенства не так важны. Человек всегда найдет, чем себя оправдать и как возложить ответственность за свое благосостояние на государство/систему/капиталистов/коммунистов (нужное подчеркнуть).

О радикальном имущественном расслоении современного общества писали много. От Дж.Стиглица до Т.Пикетти. Пресловутый сверхбогатый 1% населения западных стран или золотой миллиард давно не дает спокойно спать исследователям.

Исходя из этого очевидно, что Майдан, “желтые жилеты”, как и другие современные массовые революции-бунты имеют одну и ту же природу, как бы это ни пытались скрыть. Важно понимать, что современные революции — это не голодные бунты (хотя тема обнищания народа постоянно и активно эксплуатируется в ходе любой революции). Как раз наоборот. Предпосылки для революций создает определенный уровень благосостояния народа. Народ, двигаясь по пирамиде Маслоу вверх, обретает новые потребности, среди которых — жажда зрелищ (или скорее участия в мультимедийном динамичном интерактиве) и желание быть вовлеченным в реальную, а не номинальную политику. Если система отношений в стране позволяет удовлетворить потребность участия в реальной политике населения, что уже само по себе предполагает отсутствие радикального расслоения общества, а значит неравенства, для революционной ситуации нет оснований. Такое мы видим в скандинавских странах или в Швейцарии. Если же, наоборот, исключение народа из политики очевидно (как практически во всем остальном мире), революционная ситуация уже существует. И для того чтобы вспыхнуло пламя, достаточно искры.

Казалось бы, социальную справедливость должна обеспечить экономика, ведь человек неразвивающийся будет объективно менее обеспечен, чем трудолюбивый. Однако развитие социальных прав приводит к обратному эффекту. Человеку обеспечивается определенный минимум для существования за счет общества, который он может получить, особо не напрягая волю, что еще более лишает его стимула для развития.

В такой ситуации для него проще воспользоваться своим правом на бунт (которое по факту признается развитыми странами), чем правом на работу, образование и т.д.

Врезка

Примечательно, что все великие народные бунты и революции не организовывались в привычном понимании этого слова. То есть отсутствовал единый организационный центр, который изначально был бы двигателем протестов. Будущие вожди даже не были готовы к народным волнениям. Конечно, различные силы всегда раскачивают ситуацию в стране с той или иной долей успеха. Но когда произойдет социальный взрыв и произойдет ли вообще — загадка как для будущих революционеров, так и для власти. Великая русская революция началась 23 февраля 1917 г. забастовками работниц-текстильщиц на Выборгской стороне в Петрограде. Ее не ожидал никто, включая самих революционеров, предполагавших масштабные выступления в мае 1917-го и позднее всего лишь возглавивших стихийное движение. Великая французская революция также не имела координационного штаба, развиваясь рывками, как бы сама по себе. Такими же были народные волнения 1968-го. То же мы видим и сегодня во Франции. В какой-то момент показалось, что существуют технологии управления настроениями в обществе и революционным процессом, а несколько успешно реализованных революционных проектов (в Ливии, Египте) доказали, что технологии работают. Однако Brexit, победа на выборах Трампа, а правых — в Европе звонко щелкнули по носу тех, кто возомнил себя богами.

Но предпосылки к революции, конечно, создаются противоречиями элит. Противоречия эти могут касаться базовых ценностей, а могут сводиться к банальной борьбе за власть (и за контроль перераспределения) как части отстраненной от власти элиты, так и новых сил, субъектность которых упрямо не признается властью (буржуазия, пролетариат, народ, требующий независимости, и т.д.). Лишенные мудрости их разрешить на своем уровне, элиты раскачивают ситуацию в стране, будя спящего демона (обратите внимание, “демос” и “демон” имеют один корень), а он в условиях слабой государственной власти вызывает стихийные, необратимые процессы, которыми никто не может управлять. Когда противоречия обострились до определенного уровня, достаточно спички, незначительного, а порою и надуманного повода (незаконная застройка парка или не подписание международного договора, слишком жесткий разгон демонстрации), чтобы вспыхнуло пламя. Необходимо, чтобы все более или менее влиятельные в обществе актеры оценивали ситуацию с позиции собственной выгоды от смены власти, а не исходя из единой взаимовыгодной цели сохранения мира. То есть чтобы уровень недоверия был высок, а статус кво, который не устраивал большинство, законная власть не способна была бы эффективно защитить. 

При этом сила Интернета и соцсетей изменила привычное для нас понимание элиты, отнеся к ней не только карьерных политиков, ученых, чиновников и поэтов, но и всевозможных “выскочек”, людей разных профессий, либо без таковых, способных влиять на общественное мнение в силу собственного авторитета. Эти лидеры общественного мнения (ЛОМ), с одной стороны, многочисленны, а с другой — независимы. Они врываются в общественную жизнь (фактически в политику), минуя общественные барьеры и ритуалы “посвящения”, ранее привычные для любого самого открытого общества. Их сложно контролировать, а единственный капитал ЛОМов — репутация стремительно девальвируется, если лидер мнения попадает под чье-либо влияние.

Новый мир уже родился

Хотим мы или нет, сегодня революция и бунт — must have любого цивилизованного общества. Политическая турбулентность — это есть стабильность нашего времени. Ее суть состоит в том, что перманентный кризис, не прекращаясь, в то же время и не превращается в коллапс, уничтожая систему в целом. Погромы, народные волнения пусть и смотрятся ужасающе с экранов телевизоров, но носят скорее декоративный характер. Люди, которым есть что терять, никогда не пойдут на крайние меры, всегда остановятся у грани.

С другой стороны, протест уже не мирный. Даже западноевропейским странам не всегда удается удержать его в мирных рамках, однако другие страны испытывают на себе уличную демократию намного глубже. Понятно, что цветные революции происходят не без участия развитых стран, которым кажется, что они управляют процессом. Но очевидно то, что процесс с легкостью может начать управлять ими, полностью выйдя из-под контроля. В нашей стране за предыдущие 15 лет власть дважды менялась силовым, неконституционным путем. И, по нашему мнению, дело здесь не только в наших национальных особенностях. Власть толпы — это одно из проявлений великой трансформации, ведущей к созданию нового общества государств и лиц, изменению привычного статуса государства в общественных отношениях. Государства год от года все больше и больше разделяют свой суверенитет с другими субъектами (транснациональными корпорациями, международными неправительственными организациями, органами местного самоуправления и просто физическими лицами). И здесь глагол “разделять” употребим в двух значениях — как деление целого на части и как совместное владение (разделение) целым с другими субъектами. Сегодня политическая или чиновничья карьера в государстве — далеко не единственный и отнюдь не самый верный путь к власти. И если не произойдет чуда, никому, включая западные демократии, не удастся избежать нового формата взаимоотношений государство — общество, который описал еще более века тому Густав Лебон в “Психологии народов и масс”, назвав его эрой толпы.

На самом деле новый мир уже родился. И неотъемлемой его частью стала уличная демократия или, если проще, — толпа, а затхлая музейная стабильность некоторых стран чем дальше, тем больше напоминает затишье перед бурей.

Одной из причин революций исследователи называют слабость правительства. Однако, и здесь слабость — это не та слабость, которой ее воспринимали в прошлые времена, когда правительства по внешним признакам можно было поделить на сильные и слабые. Слабость правительства сегодня — это его делегитимизация при сохранении всех внешних атрибутов власти: эффективной полиции, армии, государственных финансов, бюрократии и т.д. И здесь очень показательна связь между правом и государством. Правительство может действовать в рамках закона, в пределах допустимого врать и практиковать лоббизм и при этом потерять легитимность в силу абсолютно не зависящих от него факторов и обстоятельств, на которые оно просто не в силах повлиять. Правительство становиться нелегитимным, если его назначают виновным в том или ином проявлении социальной несправедливости, которое по ощущениям (именно ощущениям) толпы вышло за пределы допустимого. Таким образом, слабость правительства — не причина либо предпосылка бунта или революции, а следствие предреволюционной ситуации.

Налоговый повод…

Итак, при наличии трех составляющих — (1) относительном экономическом благосостоянии населения, (2) осознанной обществом неравности в богатстве и (3) противоречиях элит — искрой революции может стать любое более-менее значимое событие, которое так или иначе вызывает неодобрение (пусть и с оговорками) подавляющего большинства населения. Объяснимо, что во многих случаях такой искрой выступает налогообложение (тарифы, инфляция) как один из ярких и ясных инструментов несправедливого перераспределения в обществе. Несправедливое налогообложение, проявляющееся в чрезмерном обременении третьего класса при освобождении духовенства и дворянства, легло в основу Великой французской революции.

Stamp Act, введенный в американских колониях англичанами в 1764 г. и облагавший небольшой ставкой газеты, некоторые официальные бланки и разрешения, сложно назвать обременительным. К тому же собранные им средства предполагалось использовать на содержание английских войск в колонии. Однако именно он послужил поводом для всенародных волнений начала Американской революции и войны за независимость. Повышение акциза на топливо в 2018 г. стало поводом для восстания “желтых жилетов” — самого масштабного во Франции со времен 1968 г. Во всех этих случаях налог — лишь повод, фасад, скрывающий за собой первопричину. Но повод очень удобный и простой для понимания масс.

Революция как отрицание определенного порядка всегда является его частью. Несмотря на обилие лозунгов и идей переустройства, она сама по себе не несет никакого конструктива. Он возможен вследствие реализации программ революционных сил. Однако вследствие их закономерной неопределенности в силу вышеизложенных обстоятельств, реализация таковых не представляется возможной. Не успев свергнуть законную власть, революционеры вступают в противостояние друг с другом. Это противостояние по уровню ненависти выше, чем ненависть к старому режиму. Революция пожирает своих детей. 

…и его последствия

Посему нас не должен удивлять тот факт, что победившая налоговая революция имеет прямо противоположные последствия для налогоплательщика в виде увеличения обязательных платежей. Революционеры пойдут на все ради достижения своей цели. На все, без исключения. Без финансового обеспечения революция ничтожна, и потому действия без исключений будут касаться в первую очередь этой сферы. Примером может послужить хотя бы наша страна, где победа Майдана, вопреки его целям, никак не уменьшила налоговое давление, более того увеличила налоговые платежи (был введен военный сбор, некоторые местные налоги, расширена база налогообложения НДС). Кроме того, революционеры отличились беспрецедентным увеличением государственного долга, отдавать который предстоит еще многим поколениям украинцев.

Не благодаря, а вопреки

Чем закончатся “желтые жилеты”, сказать сложно. Станут ли они великой народной революцией либо останутся в истории массовыми беспорядками, организованными несколькими сотнями маргиналов, зависит от одного. От их победы или поражения, которые констатировать пока рано.

Для нас же вопрос о том, является ли революция злом, не подлежит обсуждению. Мы убеждены, что цель не оправдывает средства, а путь, предполагающий насилие, никогда не приведет к благу ни для того, кто такое насилие осуществляет, ни для общества в целом. Насилие способно повлечь за собой только еще большее насилие, как грех провоцирует еще больший грех. Выбор между меньшим и большим злом — не вопрос компромисса. Здесь компромиссы невозможны. Зло есть всегда зло, которое нельзя допускать, с которым надо бороться.

Очевидно, что в ходе революции невозможно разрешение ни одной из ее первопричины, ни конфликта элит (здесь возможен только путь компромисса), ни социальной справедливости (ее достижение в принципе невозможно). Возможно, революция удовлетворит жажду мультимедийного интерактива толпы и, победив, выплеснет наверх сотню-другую отъявленных маргиналов-бенефициаров революции, которым в приличном обществе до этого не подали бы и руки, одновременно увеличив рейтинги оппозиционных политиков. И да, конечно, постреволюционный кризис ударит по сверхбогатым, несколько сократив их состояния. Однако еще в большей степени он ударит по тем относительно бедным, кто революцию инициировал. Разумеется, революционная власть будет винить во всех бедах прошлую власть и, вероятно, будет в этом частично права. Но, в конце концов, какая разница, кто виноват, если трагедия касается абсолютно всего общества, отбирая жизни его лучших сынов, разделяя общество, направляя его энергию на абсолютно контрпродуктивные цели?

Революция — всегда зло для финансовой системы государства и для налогообложения. С одной стороны, налоговая революция редко влечет за собой понижение налогового бремени, скорее наоборот — повышает налогообложение. С другой — налогообложение во время революции утрачивает свое значение как источник наполнения государственного бюджета. И с третьей — после революции даже отдельные положительные изменения налоговой системы даются обществу слишком дорогой ценой. Ценой, несоизмеримой с благом достижения этих же целей. И в большинстве случаев эти изменения происходят не благодаря, а вопреки революции.

Данил ГЕТМАНЦЕВ, доктор юридических наук, профессор кафедры финансового права КНУ имени Тараса Шевченко