По мнению Иноземцева, на части территории бывшего Советского Союза выстроены совершенно новые политические образования, которые он называет коммерческим государством (business state). Они аналогичны торговым корпорациям Нового времени, многие из которых выполняли функции государств (как британская Ост-Индская компания). Отличие заключается лишь в том, что в роли униженных и эксплуатируемых оказываются не жители заморских территорий, а все подданные конкретного государства.

Перечисляемые Иноземцевым признаки коммерческого государства фактически отсылают нас к концепции state capture — захвата государства олигархами, о которой применительно к Украине мы неоднократно писали.

“Коммерческое государство — это система, в которой формальные инструменты государственного управления полностью подчинены задачам умножения богатств его руководителя, приближенных к нему лиц, их друзей и родственников, а также и всех тех, чья политическая лояльность необходима “большому боссу” для поддержания своей власти и обеспечения собственной безопасности. Здесь бессмысленно говорить о коррупции в общепринятом смысле слова, ведь таковая представляет собой попытку заработать на своем положении в той политической системе, которая предполагает служение public interests, а в коммерческом государстве сама эта задача даже не ставится. Обогащение политической верхушки является высшей целью системы, а извлечение выгод из своего служебного положения — ее фундаментальным императивом. При этом такое государство отличается от монархического или сословного общества, в котором политическая верхушка по своему статусу владеет большей частью общественного богатства (примером тому могужет быть Саудовская Аравия или ОАЭ). В нашей ситуации власть де-факто контролирует общественное богатство (что знает и она сама, и общество), но де-юре лишь выполняет стандартные управленческие функции — и именно такая ситуация и определяет важнейшие особенности коммерческого государства.

Если описать схему такого государства предельно просто, оно основано на иерархии, в которой управленцы того или иного уровня наделяются возможностью (хотя и не формальным правом) воровать “по рангу” или вести предпринимательскую деятельность в сферах, которые они сами и регулируют. Это открывает для них значительные возможности и обеспечивает при этом определенный уровень безопасности (я вряд ли ошибусь, если скажу, что практически все громкие коррупционные дела последнего времени стали не результатом системной борьбы с хищениями, а следствием и эпизодами внутренней борьбы в самих политических элитах) в случае соблюдения базовых правил поведения. Основными из таковых являются: четкое следование указаниям вышестоящего начальства, постоянное нахождение в идеологическом тренде, деятельная сакрализация вождя и жесткий контроль за настроениями общества. Строительство системы предполагает выдавливание крупного частного бизнеса или встраивание его в контур ее обслуживания. С взрослением коммерческого государства базовые элементы общественного договора размываются и устраняются, а население начинает рассматриваться лишь как необходимый биоресурс (в России стало привычно называть его новой нефтью) либо как внешний фактор, расходы на воспроизводство которого (от образования и здравоохранения до защиты окружающей среды) желательно минимизировать. Это соответствует логике действий любой бизнес-корпорации — отличие состоит только в том, что в классической ситуации с экстерналиями приходится иметь дело государству, а там, где последнее столь тождественно бизнесу, ими не озабочен никто.

…

Полное слияние власти и бизнеса приводит, с одной стороны, к затуханию конкуренции, так как коммерческое государство оперирует через искусственно созданные и поддерживаемые монополии, и, с другой стороны, к снижению качества постановки целей, так как последние определяются не стоящими перед обществом задачами, а исключительно легкостью присвоения средств (классическим примером могут служить ныне действующие национальные проекты). В результате оказывается, что в коммерческом государстве богатеют отдельные граждане, но масштабные задачи развития не решаются и решены быть не могут. Это определяет и важнейшую черту такого типа государства: оно не может существовать без постоянной подпитки сторонними финансами (это может быть рента от добычи сырья, масштабные поступления переводов от диаспоры и т. д., но вне такого контекста экономика данного типа существовать не может).

Не менее значимой характеристикой коммерческого государства является его безжалостность. В нормальных странах показателем эффективности работы правительства в социальной сфере является масштаб доведенных до получателя финансовых средств в виде пособий, дотаций, страховок, продовольственных талонов и т. д. — что понятно, так как ни один чиновник не стремится к их экономии, будучи не в состоянии трансформировать эти средства в собственный доход. В коммерческом государстве расходы на социальные нужды стремятся к постоянному сокращению (прямому, по желанию верховного правителя, или косвенному, обусловленному распилом реально выделяемых средств), так как на всех этажах власти функционеры считают деньги, которые им надлежит выделять из бюджета, своими собственными и полагают, что им можно найти и лучшее применение.

…

Наконец, очень важной чертой коммерческого государства является его открытость. Советский Союз эпохи Брежнева не мог стать тем, чем стала Россия Путина или Украина Януковича: он был системой, закрытой в политическом и экономическом отношении. Иммиграция была почти невозможной, информация не просачивалась внутрь страны, а нефти Советский Союз продавал за рубеж всего 17% от объема добычи, а не 62%, как сегодня. Современное коммерческое государство зиждется на открытости: она обеспечивает поступление ренты, которая не может быть harvested внутри страны; она позволяет выдавливать недовольное образованное население и привлекать бессловесных крепостных мигрантов; она, наконец, дает возможность использовать офшорные схемы собственности и создавать “запасные аэродромы” по всему миру. Убогая риторика военного лагеря во враждебном окружении, опоры на собственные силы и вставания с колен призвана в первую очередь скрыть банальную неспособность не только обеспечивать серьезный технологический прогресс, но и сохранять прежние заделы (что в российском случае видно на примере космической или авиационной промышленности, которые показывают неумение удержать даже давно взятые советские рубежи).

Коммерческое государство в этом отношении похоже на компанию, которую ее собственники готовы продать любому, кто предложит неожиданно высокую цену, а если покупателей не находится, то целью становится извлечение максимально возможного текущего дохода при полном отсутствии стратегических целей и задач. Этот момент очень важен, так как именно он обусловливает конечный коллапс любого коммерческого государства — от мобутовского Заира до боливарианской Венесуэлы.

…

Коммерческое государство, конечно, может быть разрушено в ходе народного восстания или в результате вмешательства внешних сил, но наивно надеяться на то, что его формальный крах уничтожит его структурные элементы. Прекрасным примером обратного является Украина, которая за двадцать последних лет, пройдя через две революции и войну, заметно менее коммерческим государством так и не стала. Поэтому я бы не преувеличивал шансы на то, что данная система, бенефициарами которой выступают в той или иной степени миллионы людей, будет сломлена условным Алексеем Навальным и уступит место прекрасной России будущего.

Самым вероятным мне кажется естественное отмирание модели коммерческого государства, обусловленное сокращением его ресурсной базы. Будучи бизнесменами, политические лидеры подобных государств рациональны. Они будут держаться за власть до тех пор, пока выгоды от этого перевешивают риски, пока контролируемые ими бизнесы приносят прибыли, а не убытки, и пока активы, которые им удалось скопить, имеют рыночную цену. Если бóльшая часть из этих условий исчезнет, прекратит свое существование и нынешняя система. Говоря проще, самым реалистичным вариантом краха коммерческого государства является его банкротство (замечу, как бы странно это ни звучало, что после дефолта 1998 года шанс России превратиться в нормальную страну был одним из самых высоких за последние полвека и мог бы реализоваться, если бы ельцинский курс не получил более эффективного продолжателя в лице Путина). Но так как перспектива финансового коллапса всей России пока не стоит на повестке дня, финансовыми коллапсами государство будет одаривать своих граждан в индивидуальном порядке и бедность продолжит рождаться из изобилия”.

Несколько выводов, которые, как нам кажется, важно вынести из статьи Иноземцева:
•    Ситуация Украины — не уникальна для постсоветского пространства. Большинство республик бывшего СССР столкнулись с проблемой захвата государства неэффективными (с точки зрения общественного блага) элитами (если в России “первую скрипку” играют силовики, то в нашем случае — олигархи)
•    Захваченное государство будет экономить на всем, что касается развития человеческого капитала — от здравоохранения до образования — поскольку стратегически в этом не заинтересовано. В чем нынешняя элита реально заинтересована: как можно дольше оставаться у власти. А для этого как раз необходимо деморализованное и нищее население. 
•    Реформировать такое государство невозможно, его можно только снести. Нынешний этап — это подготовка к такому демонтажу, когда многое из того, что ранее стыдливо пряталось, будет выставлено реальными хозяевами страны напоказ. Например, в формате правящей коалиции “Слуга народа” — “Голос” — Оппоблок. Читай: Коломойский — Пинчук — Ахметов.

Возможно, это к лучшему: lieber ein Ende mit Schrecken als ein Schrecken ohne Ende.