Аукцион последней инстанции

Чиновники и эксперты размышляют над новыми рецептами продажи госсобственности. При воплощении рекомендаций в жизнь каждое из продаваемых госпредприятий во-первых заинтересует крупных инвесторов и во-вторых принесет в бюджет средства сравнимые с выручкой от приватизации Криворожстали, — таков лейтмотив чиновничье-экспертных высказываний Реформы, часть которых заложена в очередную редакцию периодически отклоняемого президетом Закона о Фонде госимущества призваны изменить формат приватизации.

Среди новшеств, которые могут появиться в приватизационной практике недалекого будущего — отказ от нашумевшего понятия “промышленный инвестор”, появление возможности отдавать объекты покупателям лишь за инвестиционные обязательства а также расширение существующей системы проведения аукционов. В частности в новой редакции закона к двум существующим формам приватизационных аукционов (британскому и закрытому первой цены) добавлен голандский аукцион — торги с понижением первоначальной цены.

Не было и нет

Приватизационных аукционов в их чистом виде в Украине не существовало до конца октября нынешнего года. По определению, аукцион — процесс организованный продавцом с целью получить максимально возможную сумму от продажи актива. Аукционы проводившиеся до повторной продажи Криворожстали, не соответствовали данному определению с точки зрения как теории так и практики. Недоумение теоретиков вызывает механизм формирования стартовой цены, как правило, определявшеися на уровне балансовой стоимости активов или величины уставного фонда. Что делать, например, если государство решит расстаться с Укрнефтью, уставной фонд которой насчитывает несколько миллионов гривен, а рыночная капитализация давно перевалила за 2 млрд. долларов, остается загадкой. Что касается практики — 20 млн. долларов, заплаченные за контрольный пакет Центрального ГОКа (чистая при быль которого за 2004 год превысила 65 млн. долларов), или 7 млн. долларов за блокпакет Запорожского алюминиевого комбина говорят красноречивее любых теоретических измышлений.

Обмен любезностями

При проведении любою приватизационного аукциона государство вынуждено решать две параллельные проблемы: коррупция (т. е. формирование условий конкурса таким образом, что покупатель заведомо известен) и сговор участников. Интересно, что, снижая вероятность возникновеиия одной из опасностей, продавец-государство одновременно повышает вероятность появления второй. Так, британский аукцион, легко преодолевающий проблему коррупции, — более чем благодатная почва для сговора. Закрытый аукцион, напротив, формально снимает с повестки дня вопрос о сговоре, но легкодоступен для использования коррупционных схем. Ситуация усугубляется отсутствием возможностей доказать наличие сговора или подкупа чиновников, ответственных за приватизацию. Например, летом прошлого года Авдеевский коксохим купил холдинг “Павлоградуголь” за 1,4 млрд. грн. (при стартовой цене в 893 млн. грн), что превысило предложение индийско-американской “Испат-Уголь” на 50 млн. грн. А за 4 месяца до этого на холдинг, продаваемый гораздо дешевле — за 1,2 млрд. грн., попросту не нашлось покупателей.

Единственная, наверное, возможность избавиться от этой головной боли — привлечение (может, и открытое заманивание) к приватизации иностранных инвесторов. От коррупции такой метод не спасает, но вариантов для сговора остается намного меньше.

Десять лет спустя

Беда приватизационных аукционов (и самой приватизации) времен “предвыборной распродажи” вовсе не в том, что форма проведения конкурсов была, мягко выражаясь, крайне непрозрачной. И даже не в том, что решения о продаже объектов принимались исходя из экономической целесообразности бизнес-групп, а не Украины в целом. Суть в другом. Методы приватизации эпохи Кучмы — закрытые аукционы с ограниченным числом участников — безнадежно устарели еще до начала их имплементации. Одно дело — первый этап передела собственности, датируемый серединой-концом 90-х. Тогда в руки покупателей переходили либо полуразрушенные активы, либо, в лучшем случае, заводы с налаженным производством и полностью отсутствующими системами сбыта и поставок сырья. Рыночная стоимость такого завода, проще говоря, прибыль. которую может сгенерировать предприятие за определенное время деятельности, порой равна нулю, а то и отрицательна. Кстати, нашумевшие российские залоговые аукционы (частный инвестор дает государству кредит под залог акций промпредприятий, через год кредит не возврщается, а инвестор становится полноправным собетвенником завода-парохода), несмотря на беспрецедентно низкие суммы, полученные от расставания с госсобственностью на момент их проведения оказались действительно полезными. Средств на выкуп компании по их балансовой цене у олигархов тогдашнего разлива попросту не было.

Продать работающий актив, акции которого к тому же активно торгуются на фондовом рынке — задача совсем друого порядка. Здесь на первый план выходит цена предприятия. А закрытый аукцион, да еще и с дополнительными условиями (к примеру, “покупатель Никопольского завода ферросплавов должен быть акционером банка с уставным капиталом не менее 1 млрд. грн.”) обычно приводит к выручке существенно меньшей, чем рыночная стоимость. К тому же, как показал опыт большой приватизации на закрытом конкурсе обычно появляются два дружественных покупателя, один из которых становится победителем заплатив около 110-115% от стартовой цены. Так произошло при первой продаже Криворожстали и приватизации Краснодонугля, где слаженно сработали ИСД и SCM.

Дискредитировала себя и казавшаяся панацеей биржевая приватизация миноритарных пакетов крупных предприятии. Метод, заманчивый в теории (якобы эти пакеты моментально окажутся на фондовом рынке, что позволит четко определить рыночную капитализацию предприятий — да и от портфельных инвесторов отбоя не будет), на практике обернулся крахом надежд на рост приватизационных поступлений. Обычно на биржевых торгах появлялся единственный неизвестный претендент выкупавший акции по их номиналу, а позже пакет оказывался в собственности больших ФПГ. Показательный пример — продажа 25% Алчевского меткомбината (с капитализацией более 300 млн. долларов) на Донецкой фондовой бирже за 1 млн. долларов. А выставление на биржу единого 40% пакета холдинга “Краснодонуголь” со стартовой ценой около 400 млн. грн., как поясняли чиновники ФГИ, “для развития фондового рынка” у участников этого самого рынка не вызвало ничего кроме гомерического xoxoтa.

Панацея не пройдет

Универсальных рецептов продажи госсобственности не существует и не может существовать. Даже самая успешная продажа одного актива не гарантирует высоких доходов oт продажи другого по той же схеме. Выше сказано о неэффективности биржевых продаж и закрытых аукционов в действующем формате. Свои нюансы имеет и голландский аукцион, где проблемы начинаются уже с определения первоначальной цены обьекта.

Очень привлекательным кажется британский аукцион: абсолютная прозрачность, цена формируется в реальном времени, проигравший, за редким исключением, не имеет возможности оспорить сделку в судебном порядке. Главная трудность — гарантировать отсутствие сговара потенциальных покупателей. Продавец (в данном случае Фонд госимущества) должен обеспечить информационную прозрачность конкурса, что нереально в отношении большенства объектов госсобственности. Миллонная армия телезрителей, посреди рабочего дня на блюдавшая за приватизацией Криворожстали, неизбежно потеряет в численности при трансляции продажи, например, шосткинской “Свемы”. Да и президент, 24 октября навестивший Фонд госимущества, вряд ли станет постоянным гостем на таких мероприятиях.

В связи с этими причинами достаточно целесообразной выглядит схема приватизации, при которой метод проведения конкурса (соответственно и стартовая цена продаваемого обьекта) определяется после подачи претендентами заявок на участие. Проще говоря, если реальной, а не формальной задачей ФГИ является рост выручки oт приватизационных поступлений, Фонду придется принимать решения о форме продажи в каждом конкретном случае.

Евгений ДУБОГРЫЗ