Тяжба народов

Когда-то я мерил жизнь и историю четырехлетиями — по чемпионатам мира. Брежнев умер в год чемпионата мира в Испании. Первые в своей жизни экзамены я сдавал, когда шел футбол в Мексике. Большинство матчей показывали в записи. Мои омерзительные одноклассники минут 10 гонялись за мной по коридорам, чтобы сказать мне счет матча Аргентина—Италия. Футбол теряет процентов 80 своего вкуса, если смотреть его, зная счет.

В 90-м скоропостижно, вместе с весной закончился мой роман с однокурсницей, и ничто не мешало мне смотреть чемпионат мира в Италии. В 94-м я уже зарабатывал на просмотре футбольных матчей. По-детски подражая Набокову, я строчил отчеты о матчах в газету, помещавшуюся на втором этаже фамильного дома моего любимого писателя в Петербурге. Дефолт случился через месяц после финала на “Стад де Франс”, где французы впервые стали чемпионами. В то лето, когда родилась моя первая дочь, в футбол не играли.

Ах да, я мерил жизнь еще и чемпионатами Европы. В четные года разыгрываются большие призы. В нечетные летом ничего не происходит. Я видел воочию много хорошего футбола. Я бывал и на зимних, и на летних Олимпийских Играх. Но очень долго мне не удавалось посмотреть ни одного матча чемпионата мира или Европы без посредничества телевизора. Наконец, летом 2004-го года мне достался билет на чемпионат Европы, проходивший в Португалии. Да не просто билет. А билет на финал, на лучшие места.

В тот день, когда я первый раз присутствовал на событии, которыми я мерил свою жизнь, я страшно разочаровался. На моих глазах Греция обыграла Португалию и стала чемпионом Европы. Греция, которая ничего никогда не выигрывала. Греция, лучший игрок которой выступал в итальянской “Болонье”, еле дышавшей на дне серии А. Греция, которая на этом турнире играла по архаической модели с либеро. Ну, я не знаю, с чем это сравнить, эту тактику с либеро в 2004-м году. Чем измерить глубину моей досады, обиды даже? Ну просто представьте, что президентом России становится человек с передним железным зубом. У него может быть блистательная программа спасения страны, его биография, его слова и поступки могут быть словами и поступками героя, но все это будет совершенно заслоняться этим железным зубом.

Я не признаю человека с железным зубом моим президентом, я уйду в партизаны, может быть, подрывники. Точно так же я не признал Грецию чемпионом Европы. Вернее, я перестал считать чемпионаты мира и Европы высшей футбольной меркой. Спускаясь по ступенькам лиссабонского “Стадиона Света”, несчастнейший из всех португальцев, я вдруг понял, что на чемпионатах мира и Европы больше не играют в самый лучший футбол. На высшем своем уровне — как технология, как наука и как высокое искусство, он проявляется теперь в Лиге чемпионов — соревновании, по сути, космополитических концернов, где в итальянском клубе может не быть итальянцев, а в английском — англичан, где на победу претендует и победы добивается строго ограниченный круг соискателей, и никакая пуля-дура не может попасть в цель.

Невеликое открытие это, хоть и пережито было мною остро, вовсе не оказалось трагическим. Все мудро устроено в этом мире. Лига чемпионов — для знатоков и гурманов. Я не хочу сказать, что чемпионаты мира и Европы существуют для профанов. Но они, во всяком случае с некоторых пор, образуют реальность, перпендикулярную той, в которой футбол живет 9 месяцев в году на клубном уровне.

В эпоху демонтажа пограничных шлагбаумов, отмены виз и упадка националистической риторики — это величайшая и абсолютно легальная возможность дать волю патриотическим чувствам. Ничто так не убеждает в том, что более нет никаких наций, как поездки по Европе. И ничто сегодня не дает повода говорить о том, как разнятся народы даже внутри Европы, как чемпионаты мира по футболу. Ничто так не возбуждает, не потакает этой старинной человеческой слабости — рассуждать об отличиях народов, навешивать на народы ярлыки. И ни в одном другом случае эти разговоры не звучат так безобидно.

Игорь ПОРОШИН