Стране все еще нужны вожд

Однако они обречены на проведение масштабных внутрипартийных реформ.

Украинская партийная система, реально существующая считанные годы, ныне стоит на распутье — либо продолжить свое бурное развитие и таки обрести более-менее цивилизованный вид, либо вернуться в эмбриональное состояние, в котором партии пребывали до 2004 года, играя в политической системе вспомогательную, а иногда и сугубо декоративную роль.

ЧАСТЬ политикума, активно ратующего за возвращение “мажоритарки” или хотя бы смешанной системы (чаще такие инициативы касаются местных выборов), старается не акцентировать внимание на том, что подобная реформа на корню уничтожит все завоевания последних лет, достигнутые в вопросе политической структуризации. Ведь говорить о партийном влиянии в стране до выборов-2006, впервые прошедших по “пропорционалке” да еще и на всех уровнях, можно разве что с большой натяжкой — в прошлой системе координат партии были такими себе клубами по интересам с фрагментарным влиянием на принятие решений.

Очень символично, что Леонид Кучма обе президентские каденции оставался беспартийным — в получении им какого-нибудь партбилета не было ни малейшего смысла. Зато с 2006 года партии стали непосредственно формировать органы власти, а избрание местных советов по партийным спискам дало толчок к началу создания в Украине кадровых партий снизу доверху — на местах появилась реальная мотивация участия в партийных проектах для заметных региональных фигур. До этого низовые организации комплектовались преимущественно из политически активных граждан еще перестроечной волны, так называемых идейных (особенно в случае, если партия вела оппозиционную по отношению к режиму Кучмы деятельность), или чиновников, по разнарядке загнанных в очередную “партию власти”.

Однако стремительное развитие партийной системы после политреформы-2004 натолкнулось на ряд существенных проблем, главная из которых — откровенный перекос в современном понимании политического лидерства. Все ведущие политсилы получились с ярко выраженным вождистским уклоном. С одной стороны, в условиях перехода к пропорциональной избирательной системе вождизм стал технологически удобным для быстрой раскрутки новых брендов и наращивания рейтингов. Тем более что последние президентские выборы продемонстрировали высокую востребованность в обществе харизматичных лидеров, которая актуальна и по сей день. Иначе чем объяснить тенденцию, когда наличие во главе раскрученного персонажа автоматически выносит политический проект (даже если он пока еще совершенно виртуален, как, например, блоки Яценюка или Гриценко) в рейтинговые “топы”, а отсутствие такового харизмата (как в случае с ЕЦ) приносит нулевой результат даже после существенных организационных усилий и финансовых вливаний. Но, с другой стороны, партии целиком и полностью стали заложниками популярности/непопулярности своих вождей. Как только лидер начинает “тонуть”, “ко дну” идет и весь многотысячный партийный организм. Хрестоматийным примером в данном случае может служить судьба Александра Мороза и СПУ, как, впрочем, и Виктора Ющенко и НСНУ.

То есть проблемы политического лидерства являются для украинских партий не просто животрепещущими, но и, по сути, вопросом выживания. Те организации, которые не найдут эффективные механизмы преемственности партийной власти и ротации кадров на всех уровнях, обречены на бесславный конец. И просто “открытием списков” эту задачу не решить. Параллельно партии уже стоят перед необходимостью “ребрендинга”, то есть переноса акцента внимания избирателей с имени лидера на название организации. Единственной “брендовой” партией страны является Компартия, но это всего лишь наследие былой славы КПСС. Провести такой “ребрендинг” с БЮТ на “Батькивщину” пыталась команда Юлии Тимошенко в 2005-м, но из тактических соображений накануне выборов-2006 от этой затеи отказалась. Во время выборов-2007 похожей проблематикой озаботилась ПР, “ретушируя” Виктора Януковича. Но объективно пока оба лидера более важны избирателю, чем их партийные проекты, а приближение президентских выборов явно отдаляет перспективу осуществления “ребрендинговых” планов.

Две последние парламентские кампании продемонстрировали минимальное влияние на электорат классических идеологических доктрин. Впрочем, деидеологизация стала последствием настроений самих избирателей, которые максимум что могли слушать, так это дискуссии в области геополитики и социальных обещаний. И такое положение вещей характерно для всего мира — эпоха идеологических проектов необратимо уходит в прошлое, правые обогащаются левыми идеями, левые — правыми, а всепобеждающими факторами становятся успешно внедренные политические технологии и удачно выбранное позиционирование.

А в украинском случае надо учитывать еще и тот факт, что ни одна ориентированная на конкретную социальную группу (будь то рабочие, крестьяне или средний класс) партия у нас не имеет ни малейшего шанса победить на выборах. Политическая сила, рассчитывающая на успех, опирается на широкую социальную базу, посему вынуждена сознательно размывать свою идеологию, чтоб понравиться максимальному числу людей. К тому же любой партии всеукраинского масштаба необходимо учитывать в своей идеологической работе разные менталитеты — проукраинский и просоветский, прозападный и пророссийский. Так что самые хорошие перспективы будут иметь партийные проекты, сумевшие предложить оптимальную программу для всех. А если таким партиям еще и удастся наладить эффективную “обратную связь” с избирателем, то бишь через различные общественные приемные не только принимать “сигналы” от людей, но и решать конкретные проблемы обратившихся, можно будет говорить, что этап становления украинской партийной системы европейского типа успешно завершен.

Олег ПОЛИЩУК