Россия будущего: четыре сценария развития экономики

Тучные годы: динамика роста

Период с середины 2000-х можно разделить на два этапа: с 2003 по 2008 год на фоне роста нефтяных цен российский ВВП увеличился почти на 40%, с 2009 по 2015 год — всего на 3%, несмотря на то что в 2011—2013 годах котировки нефти стабильно превышали $100 за баррель. Подводя черту под периодом дорогой нефти, нужно сказать, что России удалось повысить уровень жизни населения и качество потребления. Но к сожалению, не удалось использовать этот благоприятный период для модернизации экономики, для того чтобы она росла не только в периоды роста цен на нефть, но и в периоды стабильных цен, не говоря уже о падающих.

Динамику производства в реальном секторе экономики, как и в целом динамику ВВП в этот период, определял спрос, сгенерированный притоком внешних ресурсов по каналам экспорта и корпоративных займов. При этом рост в различных отраслях реального сектора был неоднородным.

В обрабатывающей промышленности в 2000-е годы наблюдался преимущественно восстановительный рост (после сокращения в 1990-е), который опирался больше на загрузку существующих мощностей на действующих предприятиях, чем на создание новых. Укрепление рубля в реальном выражении и рост издержек на оплату труда затрудняли конкуренцию с импортом. Однако в целом, пока совокупный спрос увеличивался, производство росло. 

В других торгуемых секторах динамика была хуже. Так, добыча полезных ископаемых выросла за 12 лет всего на 20% из-за постепенного исчерпания легкодоступных месторождений и недостатка инвестиций в новые. При этом изъятие ренты через прогрессивное налогообложение компенсировалось привлечением дешевых внешних заимствований, а падение качества управления после дела ЮКОСа и огосударствления отрасли ничем не компенсировалось. Сельское хозяйство на внутреннем рынке в целом проигрывало конкуренцию импортной продукции, однако при этом России удалось стать чистым экспортером зерна.

 

В целом рост в реальном секторе обеспечивался неторгуемыми отраслями: преимущественно строительством, торговлей и операциями с недвижимостью. Быстро росла и сфера услуг. В отличие от ситуации в обработке этот рост не был восстановительным. Развивались новые отрасли, которых не было в плановой экономике. При этом шло активное заимствование зарубежных технологий и подходов к организации производства, создавались новые предприятия, структура занятости менялась в пользу этих отраслей при сокращении доли торгуемых. В то же время приток нефтегазовых доходов и заемных ресурсов при отсутствии конкуренции с импортом приводил к образованию пузырей, которые способствовали глубокому провалу экономики во время кризиса 2009 года.

Нужно сказать, что в результате этой разницы в темпах структура экономики России за последние годы существенно изменилась. Здесь я в некоторой степени оппонирую нашему премьеру, который говорит, что за 15 лет невозможно изменить структуру экономики. На самом деле структура экономики менялась, и достаточно существенно.

За период роста цен на нефть доля неторгуемых секторов увеличилась в структуре экономики с 45,5% до 51%. Поскольку кризис 2008—2009 годов оказался скоротечным, был смягчен поддерживающей бюджетной политикой и сменился новым периодом высоких нефтяных цен, сложившееся соотношение между торгуемыми и неторгуемыми секторами в целом сохранялось до 2013 года.

Начиная с 2011 года, к сожалению, наши ряды несопоставимы, потому что с этого момента Росстат изменил методологию расчета ВВП. В основном скачкообразное увеличение доли неторгуемых секторов происходит за счет того, что сейчас в составе добавленной стоимости в операциях с недвижимостью стала учитываться вмененная рента собственников жилья, и, соответственно, эти изменения сдвинули всю структуру. Но тем не менее можно увидеть, что рос в течение всего периода финансовый сектор и сокращалась в тучные годы доля государственного сектора и персональных услуг населению.

Сработают ли стимулы?

В 2014—2015 годах ситуация отличалась от 2008—2009 годов и отсутствием перегрева, и реакцией властей на кризис (растущая поддержка промышленности, по сути, шла через оборонные программы при отсутствии специальных программ для населения). Несмотря на эти различия, по итогам 2015 года падение затронуло как торгуемые, так и неторгуемые отрасли по всему фронту, за исключением добычи и сельского хозяйства, что привело к едва заметному смещению структуры обратно в пользу торгуемых секторов.

Исходя из экономической теории, можно было бы предположить, что в период, когда цены на нефть начали снижаться и произошло существенное ослабление рубля, часть добавленной стоимости неторгуемых секторов, связанная с образованием пузыря в тучные годы, могла бы начать сокращаться. За исключением той части прироста, которая связана с естественным увеличением доли услуг при развитии постиндустриальной экономики. И при этом могла бы повышаться доля торгуемых секторов, которые получают в условиях ослабления рубля конкурентные преимущества, в основном за счет снижения рублевых издержек на оплату труда. Надо сказать, что, хотя в реальном выражении у нас были высокие темпы роста зарплаты, конкурентоспособность меряется скорее в валютном выражении. И сейчас зарплата в нашей экономике находится на уровне Китая и ниже стран Восточной Европы, что в принципе позволяет нам соревноваться с ними в производстве товаров.

Эти предположения довольно понятные. Но они имеют отношение к экономике, во-первых, основанной на рыночных принципах, и во-вторых — открытой. Но, к сожалению, для последних лет в России характерно снижение степени рыночности экономики за счет многочисленных решений, ограничивающих свободу предпринимательства, увеличивающих роль госсектора и монополизм. Также очевидно, что за последние два года геополитическое противостояние привело к снижению уровня открытости экономики. Помимо ограничений на привлечение капитала, почти каждую неделю вводятся торговые и иные ограничения, блокируются авиаперевозки, движение грузовиков и тому подобное. Все это совершенно непредсказуемо. Эта ситуация, конечно, не способствует структурной перестройке экономики. И поэтому достаточно сложно предсказывать, что будет происходить дальше — будет ли структура меняться в направлении, заданном изменением наших конкурентных преимуществ, или она останется в таком состоянии.

Инвестиционный кризис, который начался в 2012 году, активно продолжается в 2013 и 2014 годах. По 2015 году картина будет еще хуже (на графике пока нет данных). И конечно, это разительное отличие по сравнению с периодом до кризиса 2008—2009 годов, когда во всех секторах инвестиции росли. Причем наибольший рост наблюдался в неторгуемых секторах, доля которых увеличивалась, что в общем логично.

Несмотря на все эти сложности, мы рискнем прогнозировать, как эта ситуация будет меняться.

Негативные сценарии

Мы построили довольно плохой сценарий, предполагающий сохранение текущих цен на нефть (примерно $35 баррель Urals) в течение нескольких лет. В рамках текущей повестки мы имеем большой дефицит, который покрывается в основном за счет суверенных фондов, в результате чего происходит их быстрое исчерпание. При этом в сценарий заложена жесткая бюджетная политика: происходит сокращение дефицита за счет оптимизации затрат в пределах политически возможного и мобилизация доходных источников по мелочи, без принятия радикальных решений по пенсионной реформе, по налогам. Только за счет роста собираемости, за счет улучшения администрирования и введения дополнительных небольших платежей. При этом интересы правящих элитных групп особенно не затрагиваются.

Соответственно, сохраняется доминирование сырьевых секторов в экономике, военных расходов в бюджете, вообще милитаризация промышленности. Хотя за счет этого можно ожидать продолжения умеренного роста доли торгуемых секторов, одновременно структура экономики будет упрощаться. То есть те инновационные сектора услуг, которые выросли в тучные годы, будут сжиматься довольно активно. И будут продолжать сжиматься торговля и строительство. Снижение инвестиций, конечно, отражает плохой инвестиционный климат.

По нашим оценкам, в данной ситуации отрицательные темпы роста продлятся как минимум до тех пор, пока не будет адаптирована бюджетная система, пока не перестанет снижаться государственный спрос. Потому что в условиях, когда у нас остальные источники роста подавлены, государственный спрос имеет преувеличенно большое значение для экономической динамики. Так, в наступившем 2016 году отказ от индексации зарплат бюджетников на фоне пока еще высокой инфляции способствует сильному падению зарплат в целом по экономике.

Следующий сценарий является еще более рискованным с точки зрения оценок. Но тем не менее мы предполагаем, что сейчас в качестве вероятного следует рассматривать переход к монетарному финансированию дефицита после исчерпания суверенных фондов, в том случае если сократить дефицит ниже 5% ВВП окажется политически невозможно.

В этих условиях в первую очередь начинается рост инвестиций, который связан с тем, что дополнительные средства в виде целевых кредитов и в виде бюджетных расходов на инвестиции поступят в экономику. При этом, скорее всего, они будут распределяться тем же самым группам, которые и сейчас получают львиную долю бюджета. Но что-то, конечно, пойдет и на увеличение зарплат бюджетников, и на индексацию пенсий. По нашим оценкам, инфляционный эффект такого решения будет большим и, скорее всего, не даст инфляции опуститься ниже двухзначных уровней.

Самое важное: это будет означать, что, даже несмотря на дополнительную индексацию заработных плат, они продолжат падать в реальном выражении. Соответственно, вся эта конструкция не позволит раскрутить рост экономики, через два-три года отрицательная динамика ВВП вернется. При этом у нас будет очень слабый курс рубля, очень высокая инфляция, очень большой дефицит. В итоге макроэкономика останется несбалансированной.

Население или бизнес?

Благоприятные сценарии на самом деле посчитать гораздо сложнее, чем неблагоприятные. Они гораздо менее технические, в них меняется эффективность, меняются эластичности, и поэтому такие сценарии существуют только в виде качественного описания.

На мой взгляд, сейчас правящие группы имеют в своем распоряжении два ресурса: с одной стороны, оставшиеся фонды, с другой — лояльность и терпение населения, готовность мириться с ухудшением жизненного уровня. Но это достаточно ограниченные ресурсы. И рано или поздно правящие группы почувствуют нарастание давления либо со стороны бизнеса, либо со стороны населения.

Поэтому развилка выглядит так. Если на фоне реализации основного сценария слишком сильно падают темпы роста, экономика сокращается, бюджетные доходы сжимаются, но при этом население еще терпит, то возникает сценарий вынужденной либерализации экономики, более мягкий для бизнеса, более жесткий для населения. Он, прежде всего, будет связан, видимо, с жестким реформированием бюджетной сферы, включая пенсионку, с отказом от субсидирования неэффективных предприятий ради занятости.

При этом правящие группы должны будут отказаться от части своих привилегий, от наиболее одиозных форм, что называется “кошмаривания бизнеса”, чтобы дать бизнесу вздохнуть, а людям заработать. И на самом деле это будет сигналом к тому, что институциональная трансформация начинается. Мы еще говорим не про судебную реформу, не про формальную децентрализацию, а именно про готовность элиты идти навстречу и отказываться не имитационно, а по-настоящему от каких-то своих завоеваний. Можно надеяться, что в этой ситуации у экономических субъектов вернется мотивация к производительной деятельности, которая сейчас в целом сильно подавлена. В этом случае оживление может начаться в производстве инвестиционных товаров. И возможно, удастся использовать преимущества слабого рубля, прежде всего в части продвижения на экспортные рынки. Но в части импортозамещения развитие менее вероятно, поскольку внутренний спрос будет в это время еще низкий.

К сожалению, у этого сценария есть довольно существенные риски социального характера. Это в конечном итоге протесты со стороны населения и это долгосрочный важный риск истощения человеческого капитала, в результате того, что социальная сфера будет сильно урезана.

Существует и другой вариант, более мягкий для населения, но более жесткий для бизнеса. Он реализуется, если терпение населения закончится раньше. Тогда, для того чтобы сохранить социальную сферу, государство может пойти на какое-то повышение налогов с целью сбалансировать бюджет и будет сохранять поддержку определенных предприятий.

Но чтобы в этом случае не совсем задушить бизнес и как-то удержать стабильность, элитным группам придется тем не менее отказываться от части ренты, которую они сейчас присваивают, и от силового давления. И этом случае, я думаю, вероятен отказ от борьбы с неформальной экономикой и либерализация на низовом уровне. Возможно, начнется поворот государственного управления на низовом уровне лицом к населению. В этой ситуации первыми могут начать выправляться сектора, которые ориентированы больше на внутренний спрос, чем на инвестиции и экспорт. Этот сценарий более гуманный, но он чреват тем, что выйти из рецессии так и не удастся, поскольку он все-таки предполагает большую нагрузку на бизнес.

На мой взгляд, надежный благоприятный сценарий должен быть связан помимо либерализации с выходом России из изоляции. В первую очередь потому, что это позволит получить дополнительные ресурсы в экономику. Видимо, сначала не в виде прямых инвестиций, но хотя бы в виде заимствований. На фоне внутренней либерализации это могло бы позволить экономике начать расширяться. И в этом случае робкие институциональные изменения, начавшиеся изнутри, могли бы укрепиться. Таким образом экономика России со временем вернулась бы к развитию в мейнстриме. Такой сценарий в нынешней ситуации, конечно, представляется очень идеалистическим. Но, на мой взгляд, иного пути вернуться к траектории роста просто нет.

Наталья АКИНДИНОВА