“Противсіхство” как украинская национальная болезнь

Новое — это хорошо забытое старое. И возвращается ветер на круги свои. История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса... Эти и похожие крылатые фразы отображают явление, которое существовало у всех народов, вошедших в историческую фазу развития: типологические повторения знаковых ситуаций, когда проблемы, на почве которых эти ситуации вырастают, в силу тех или иных причин остаются нерешенными.

Украина не является исключением из общих правил. Более того — поскольку Украина так и не стала до сих пор полностью историческим нацией-государством, то для нее характерны такие себе “круги замкнутого времени”, или — в лучшем случае — привычка наступать на те же грабли ногами каждого нового поколения, а то и чаще.

Одними из таких граблей является стремление утвердить собственную позицию любой ценой, а иначе — пусть все горит синим или красным пламенем. В политическом измерении это значит — если нашего лидера, если позицию нашей политической силы, если нашу идеологию не воспринимают все остальные, то мы будем против всех.

Нет, конечно, такая последовательная и принципиальная позиция обычно имеет под собой полностью реальную почву, а не только и не столько чьи-то пустые амбиции. Вот, скажем, начало 1918 года. Центральная Рада и ее правительство, которые до этого имели высокий уровень доверия, умудрились почти полностью потерять свою популярность, продемонстрировав собственную управленческую несостоятельность; на Киев и по всей Украине двигаются красногвардейские отряды Муравьева, Антонова-Овсиенко и Коцюбинского-сына.

Это несколько десятков тысяч штыков, присланных из России (из которых лишь тысяч 10 были реально боеспособными), которые соединились с несколькими тысячами местных красногвардейцев и несколькими тысячами обольшевиченных солдат и матросов (плюс еще несколько десятков тысяч почти неорганизованных, но вооруженных сторонников идей анархизма и большевизма). В целом до 100 тысяч сторонников большевиков, левых эсеров и анархистов с винтовками, пулеметами, наганами и маузерами. Мизер, как для страны с населением в более чем 30 миллионов, из которых указанным идеям сочувствовала приблизительно 1/10 часть жителей...

В самом Киеве тогда было более 500 тысяч населения, из которых 100 тысяч составляли сильные мужчины, хорошо умевшие стрелять (научила Первая мировая война) и имевшие достаточно оружия (в арсеналах, а то и у себя дома). К тому же и Центральная Рада номинально имела значительно больше вооруженных сил, чем большевики. Но эти вооруженные силы в своем большинстве не хотели воевать. Частично потому, что считали россиян “братьями”, частично потому, что были обработаны демагогичной большевистской пропагандой, частично потому, что были обижены отношением к себе со стороны Центральной Рады. Одним словом, как в столице, так и по стране в начале 1918 года абсолютное большинство украинцев (так же, как и местных россиян, евреев, поляков, татар и других) де-факто “проголосовали” вовсе не за большевиков (“триумфальное” шествие Советов — это выдумка более поздней пропаганды), а против всех.

Самым первым следствием в Киеве стало исчезновение из продажи продуктов, вторым — исчезновение нескольких тысяч киевлян и киевлянок в возрасте от 12 до 80 лет. Через месяц после того, как большевики ушли, выяснилось, что этих горожан залихватские балтийские морячки и подольские красногвардейцы вывели “в расход”. Тогда как в случае присоединения всего лишь половины из них к защитникам города появился бы шанс отбить набеги красных, — а, следовательно, и шанс без истерики и резни улучшить качество управленческих структур, либо переформировав Центральную Раду, либо заменив ее Всеукраинским Учредительным Собранием, либо найдя еще какую-то приемлемую политическую формулу. Только вот нужно было отказаться от формулы “против всех” и при идеальном варианте событий самоорганизоваться и заключить соглашение с плохой, но все же не оккупационно-деспотической властью: мы вам помогаем, а вы соглашаетесь на такие вот изменения.

Так не произошло. Случилось совсем иначе...

А закончился 1918 год для Украины тем самым, с чего начался. Только здесь позицию “противсіхів” заняли другие. А именно те, кому общество отказало в доверии ранее, однако снова вынуждено было возложить на них достаточно большие надежды, когда зашатался режим гетмана Павла Скоропадского (и сам гетман вместе с ним, потому что не знал четко, по какому курсу вести государство, — но это уже другая тема). Председатель Директории УНР Владимир Винниченко и его единомышленники исходили из принципа: “Или Украина будет социалистической, или не будет никакой Украины!” И, вместо того, чтобы налаживать сотрудничество с разными социальными группами и партиями, 26 декабря Директория лишила права голоса “классы нетрудовые, эксплуататорские, которые питаются и роскошествуют с труда классов трудовых”. Причем к “эксплуататорам” отнесли даже врачей, оставив с правом голоса только “помощников врачей”...

Разве удивительно, что после всего этого Украина стала по названию, правда, социалистической, но — после того, как “розстріляне Відродження” стало действительно расстрелянным, — но все-таки никакой в сравнении с тем, какой могла (и должна была!) быть в случае, если бы “противсіхи” не сделали свое дело.

...Старший брат деда моего давнего товарища погиб под Крутами. Двух других братьев (несовершеннолетних гимназистов) расстреляли боевики Муравьева — чтобы не вырастали новые “украинские буржуазные националисты”. Поставили они к стене за компанию и отца этих братьев, и их деда (между прочим, весьма бравого отставного полковника). Эти здоровые мужики, похоже, тоже были “против всех”, потому что не оказывали никакого сопротивления нападающим (а стрелять умели и оружие имели, но...). Но соль истории не в этом, а в том, что мой товарищ (между прочим, активный участник оранжевой революции, студент-вольнодумец времен позднего Брежнева и участник первых руховских митингов) собирается во втором туре президентских выборов принципиально голосовать против всех.

Сергей ГРАБОВСКИЙ