Дубляж и языковые предубеждения

Введение украиноязычного дублирования кино называют едва ли не наибольшим достижением за последнее десятилетие в плане утверждения украинского языка, и надо признать, что такая оценка не лишена оснований. Среди ряда аспектов, которые позволяют это утверждать, наверное, первейший — социолингвистический, связанный с влиянием дубляжа на данном языке на его рецепцию в социуме (прежде всего — на представление о его социальном статусе, функциях, роли etc.). Итак, речь идет не только о самом факте распространения языка в еще одной (лишней) сфере общества, но и о непосредственном влиянии на сознание, оказываемом киноискусством в силу своей природы. Чтобы выяснить, в чем заключается это действие, следует взглянуть на устоявшийся образ украинского языка, который достался в наследие от прошлого, а значит, стал объектом указанного влияния.

Язык провинции и/или официоза

Устойчивое отождествление носителей языка с провинцией (селом), выработанное в предыдущую эпоху, отчасти не утратило актуальности и сегодня. Хотя к возникновению этой ассоциации частично причастны и сами украинцы (вспомним движение хлопоманов и “хуторную философию” П. Кулиша), окончательную редакцию отождествления приобрело при СССР. Основанием для такого взгляда стало противопоставление народности (этноса) и нации (советского народа). Поскольку обе категории имели корреляцию с социально-экономическим укладом (отсталый патриархальный и высокотехнологический социалистический соответственно), то отсюда логически следовало представление об “украинскости” как о чем-то отживающем — чем-то, чему нет места в “светлом интернациональном будущем”. Согласно этой логике, носителем языка мог быть только этнический украинец, так что стать основой для политической нации он не мог (собственно, о политической украинской нации и речь не шла; украинство должно было благополучно выйти из стана народностей, лишиться этнических признаков — в частности, языка — и слиться со всеми другими этносами в “советском народе”).

Передача “Я люблю Украину”, транслировавшаяся на одном из украинских каналов прошлой осенью, стала наглядным примером живучести этого образа. Положительная идея, которая потенциально должна была стать большим объединительным проектом и начать моду на все украинское, оказала, кажется, обратное влияние, наглядно подтвердив ограниченность и убогость представлений об Украине и “украинскости” у разработчиков концепции. Авторы не уразумели главного: украинская идея, способная вдохновить людей, должна опираться на современные урбанизационные движения, а не этнографизм, устаревший уже более ста лет назад. Апелляцией к патриархальному укладу и сельскому образу жизни, которая прочитывалась как в интерьере, так и в содержании программы, очень хорошо подпитывать миф о “селянскости” украинской нации, но отнюдь не содействовать его разрушению. Таким образом, в том виде, в котором передача вышла в эфир, она была априори обречена — несмотря на приглашение на роль ведущих популярных среди молодежи артистов и звездных гостей. Сколько бы последние не кричали: “Украинское — это модно!”, едва ли это могло привести к ожидавшемуся результату при условиях и в дальнейшем тиражированного отождествления “украинское” — значит, “крестьянское”.

Обретение независимости и предоставление украинскому государственного статуса создало предпосылки для исправления ситуации, но склонило чашу весов в другую сторону. Разумеется, меры, направленные на утверждение украинского языка в таких сферах общественной деятельности, как образование, делопроизводство, судопроизводство, реклама и т.д., были необходимыми и сыграли первостепенную роль в плане обеспечения его государственного статуса. Однако в условиях почти тотального вытеснения языка из других сфер (в первую очередь из сферы повседневного общения) данное преимущество (государственный статус) легко обернулась слабым звеном — ассоциацией с “официозностью”, формальностью, даже принуждением. Вживую сталкиваясь с украинским, как правило, только в официальной коммуникации, жители русскоязычных городов невольно атрибутировали ее рядом соответствующих свойств: от нейтральных (язык общения с властью, формальный атрибут государства наряду с флагом, гимном, гербом) до негативных (сухой, непригодный для живого общения, наконец, насильно навязываемый сверху). Итак, если на определенном этапе этот ассоциативный ряд был чрезвычайным достижением (язык, веками приравниваемый к говору, получил уважаемый статус языка власти), то сегодня и его уже недостаточно и нужно идти дальше: вернуть язык туда, где ему и надлежит быть в первую очередь. Туда, где он чувствует себя лучше всего, поскольку находится в родной стихии, — в сферу повседневного общения.

Украинский как ценность

Язык, которым не пользуются в ежедневной речи (не знакомятся, не признаются в любви, не обсуждают вчерашний день), подобен мертвому языку, обреченному на стагнацию. Воскресить и вернуть его на улицы крайне тяжело: здесь недостаточно ни патриотических призывов наподобие “Думаем по-украински!”, ни знание данного языка потенциальными говорящими.

Они должны заговорить на нем — а для этого нужен какой-то пример, образец, достойный подражания, побуждение. Идеально этим последним должна была стать украинская идея, но... сознательный выбор по определению не может быть массовым. Если пользование украинским в сплошь русскоязычном городе осложняет человеку жизнь дополнительным психологическим давлением, выбор в его пользу возможен только в случае предварительной сознательной установки, в отсутствие которой человек, не задумываясь, изберет более комфортный вариант. Таким образом, чтобы пример немногих вызвал нечто хотя бы отдаленно похожее на цепную реакцию, необходимы предпосылки и подготовленная почва.

Язык является социальным феноменом, значит, как и все социальные явления, подлежит устойчивым законам функционирования социума. Консервативный механизм, призванный сохранять традиционное и понятное и, таким образом, предотвращать погружение общества в хаос, обеспечивает репродукцию освященных временем явлений, благодаря чему каждый (сознательно или нет) воссоздает естественное и привычное, ежедневно наблюдаемое вокруг. Противоположным образом действует механизм обновления, не дающий обществу впасть в состояние стагнации и застояться. Выполняя функцию восприятия нового, он отбирает ценные с точки зрения данной культуры практики и отбрасывает не представляющие для нее никакой ценности. Диалектическое взаимодействие этих механизмов, собственно, и обеспечивает относительную устойчивость и герметичность языковой среды — и одновременно оставляет ее уязвимой для языков, которые приобретают в обществе какую-то ценность и значение. Обычно, если речь идет о родном языке, представлении о его ценности уходит в метафизическую глубину (мы должны любой ценой его уберечь, ведь он представляет ядро нашей сущности, вне которого мы теряем себя), тем не менее успех проекта по его возрождению становится возможным лишь при удачной конвертации метафизической составляющей в плоскость прагматики.

Говоря о современности, наверное, следует признать правоту сторонников философии прагматизма, согласно которой усвоение новых социальных практик связано с их способностью облегчать приспособление человека к окружающей среде. Польза (полезность) — вот то основополагающее качество, которое в значительной мере определяет судьбу нового, отбрасывая ненужное и превращая “полезное” в неотъемлемый элемент жизни. В публичной сфере — благодаря мерам по украинизации судопроизводства, законодательства, образования и т.д. — украинский язык уже сейчас приобрел атрибуты полезности и необходимости (а значит, ценности). Вместе с тем в сфере повседневного общения, где выбор языка предопределяется привычкой и такими (приписываемыми ему) чертами, как современность, модность, престижность и т.д., и до сих пор ощутима инерция предыдущей эпохи, которая лишала украинский данных характеристик.

Исходя из сказанного, возвращение украинского языка в сферу повседневного общения зависит от двух моментов: обеспечения постоянного примера разговорного языка в жизненных (а не только официальных) случаях и придание ей ореола престижности, модности, соответствия времени. Как представляется, отчасти эту функцию способны выполнить социальные сети, которые представляют словно переходный этап к реальной речи и при этом не создают говорящему никакого дискомфорта. А впрочем, если вести речь именно о языке, то, вероятно, лучшего примера, чем украиноязычный дубляж, не стоит искать. В соответствии с отмеченным, подчеркнем два момента.

КИНО И ЯЗЫК

Думаю, каждый, кто хотя бы поверхностно интересовался введением украиноязычного дубляжа и реакцией общества, сталкивался с курьезным агитплакатом, на котором идея “заставить” негров заговорить с экранов по-украински расценивалась если не отклонением, то совершенно неестественным делом. Собственно, из этого, уже охарактеризованного выше стереотипа, и следует основной лечебный (в социальном смысле) эффект украиноязычного дубляжа: вкладывая украинский в уста людей всех национальностей, рас, социальных прослоек, слоев, профессий, времен etc., он развенчивает длинный ряд предубеждений, годами навязываемых украинскому, чем беспредельно расширяет его социальную базу. Более того: вкладывая украинский в уста героев (в понимании действующих лиц и, что весомее, лиц победоносных, собственно, супергероев), он придает ей качества универсальности, модности, престижности и современности. Крутой парень и/или девушка, уверенно говоря с киноэкрана на украинском, способны сделать для его популяризации значительно больше, чем многочисленные политики. Добавим сюда любимых киноактеров, озвученных на украинском, и влиятельность перевода достигнет высшей отметки. Украинский будет в глазах реципиентов совершенно пригодным для обсуждения любой темы, а значит, — адекватным атрибутом городской (а не только сельской) повседневности.

Собственно, отсюда следует и второй момент, связанный с усвоением языковых практик. Благодаря украиноязычному дубляжу многие из тех, кто раньше не был расположен к (“сухому” и “неуклюжему”) украинскому языку, получил возможность “переоткрыть” его для себя, узнать его таким (ярким, выразительным, живым, богатым), каким хочется слышать, более того — говорить на нем (если не постоянно, то, как минимум, при случае, употребляя оригинальные — запоминающиеся фразы). Последним моментом не стоит пренебрегать: выражения, взятые из песен или кино, невольно превращаются в афоризмы и автоматически вплетаются в кружево повседневного языка, формируя концептосферу (сферу смыслов) его носителей. До последнего времени это происходило за счет русскоязычных цитат, почерпнутых как из советских (российских), так и иностранных фильмов, переведенных на русский. Ныне ситуация может существенно измениться: наряду с русскими афоризмами и примечательными фразами в концептосферу войдут выражения на украинском, которые будут насыщать ими разговорный язык. Разумеется, это не приведет к немедленному переходу на украинский язык, однако будет формировать предпосылки для этого.

Сергей СТУКАНОВ