Для них их собственные “геополитические катастрофы”, само собой, тоже не проходят бесследно. То, что многие из них начинают искать “особый путь” — свидетельство постимперского кризиса самоидентификации, который, оказывается, поражает не только угнетенные народы, но и титульные нации. Об “особом пути” — каждый по-своему — за последнее (довольно короткое) время заговорили в таких разных странах, как Британия, Россия и Турция.
О российской постимперской специфике в отечественном медиапространстве написано очень много. В частности, популярна мысль о том, что у России просто не оказалось никакой иной консолидирующей, смыслообразующей идеи, которая могла бы компенсировать потерю “титульности” и при этом не дать повода “уйти в отрыв” у тех колоний, которые все еще оставались в составе РФ. Ничего, кроме “величия”, “общих побед” и прочей меди звенящей. Что, с одной стороны, как будто оправдывает претензии России на статус супердержавы, с другой, лишает российский этнос возможности “нащупать”, наконец, основания для самоидентификации внутри самого себя, а не оценивать себя по отражению в зеркале (зачастую, кривом) восприятия России в мире.
Постимперскаий синдром делает Россию заложницей собственного прошлого — никакого иного оправдания для геополитических претензий у нее нет. То же самое, в общем, происходит с некоторыми другими титульными нациями, для которых миф о величии остается своеобразной “точкой Джи”, которой с удовольствием и совершенно без морали пользуются политики.
Совсем недавно мы имели возможность убедиться в этом на примере Брекзита. Социологические срезы показали, что за Брексит выступили “средние” и “нижние” социальные группы Великой Британии — по доходу, образованию и социальному статусу. То есть люди, которые не считали, не анализировали, не изучали, но ориентировались исключительно на пропаганду. Обвал запросов “Что такое ЕС” в британском локале ПОСЛЕ, а не ДО голосования — факт, который должен войти в учебники политической теории. Так часть населения, которая с удовольствием кормится мифами, не утруждаясь сопоставлением их с реальностью. Они голосовали “сердцем” — пламенным британским сердцем, которому претила мысль о том, что извечные соперники империи на континенте (главным образом, французы и немцы) будут устанавливать им правила. Когда консерваторы “покупали” избирателя на возможный Брекзит, они знали, к каким мифам апеллировать. И не ошиблись.
Миф о величии, сформированный в те времена, когда Британия, действительно, “правила морями” оказался сильнее здравого смысла даже в такой признанной цитадели здравого смысла, как Британия.
Следующей сделала свой ход Турция. Неудавшийся переворот закончился тем, что президент Эрдоган, наконец, смог снять с себя последние маски и заявить о том, что “западнические” идеи и сама Турция Кемаля Ататюрка изжили себя, и пришло время возродить идеи Великой Турции. Причем не так важно то, что Эрдоган это сказал — важно, что народные массы его вполне поддержали. Блеск Порты, как оказалось, до сих пор слепит туркам глаза. Той Порты, которая царила над двумя морями, диктовала моды на Востоке, и у которой нынешние богатые нефтяные монархии числились в варварах-вассалах. Для турецкого сердца, надо думать, так же невыносимо видеть, как американские госсекретари добиваются благосклонности своенравных арабских шейхов, как для российского сердца был бы невыносим вид Нуланд, едущей “на поклон” к украинскому президенту в сопровождении целого состава печенек. Потеря роли лидера, супердержавы — пускай и “региональной” — чревата, как оказалась, долгим-долгим периодом фантомных болей.
У того, что турки, фактически, отвернулись от наследия Ататюрка, причин много. Некоторые из них — как, например, кризис европейских ожиданий — могут быть весьма интересны Украине. Но это тема отдельного разговора. Факт тот, что Турция отказалась от “западнических иллюзий” и предпочла ему “духовность и величие”. В смысле, очередной политический спекулянт успешно воспользовался повышенным спросом на этот товар. “Величие” и его непременный атрибут — “духовность” заполонили повестку дня, оправдывая политические репрессии и вытесняя экономику, проблемы миграции, и даже войну из поля зрения уставших от этих проблем граждан.
Миф о величии, как правило, сопровождается политическими авантюрами. Не только потому, что люди, купившие такой ценой власть, могут себе многое позволить. А потому, что у них и выбора-то нет — они должны демонстрировать своим “покупателям”, что “величие работает”. А это означает показательное, почти ритуальное нарушение всех и всяческих правил, с международными договорами и моральными нормами включительно. Вседозволенность — непременный внешний атрибут “величия”.
Для имперского сознания в этом есть несгибаемая внутренняя логика — зачастую непонятная или неприемлемая для “нетитульных” народов. Величие оправдывает, а может и диктует презрение к “игре по общим правилам”. “Величие” в том и заключается, что это ты устанавливаешь другим правила, а сам остаешься выше них. Нынешние постимперские режимы, имитируя “имперскость” (которой уже не обладают) для внутреннего потребителя, меняют условия местами: “мы великие — поэтому правила ля нас не существуют”, “мы нарушаем правила — поэтому мы великие”. Ущербность подобной подмены очевидна — но только не там, где вместо обычной логики действует логика мифа. Политические лидеры, занимающиеся подобной подменой, “надувают покупателя”, выдавая подделку за оригинал. И, что хуже, сталкивая таким образом целые народы с относительно проторенных (пускай и не слишком гладких) дорог на “особые пути”. Ведь ничего, кроме “особого пути” тем, кто отказывается играть по правилам, не остается.
Репутация, честь семьи и сама судьба рода. “Бремя белого человека” — это ответственность за все свои решения и за всех тех, кого ты втянул в свои авантюры. В этом основная притягательность этого мифа для всех постимперских народов — возможность переложить ответственность, “бремя белого”, на кого-то другого.
На этом фоне выделяется Британия. С одной стороны, она выглядит куда приличнее России и Турции — может, потому, что для нее “бремя белых” не всегда было чистым мифом, а может, потому, что в ее “генетическом коде” кроме всего прочего, значится Магна Карта. С другой, она выглядит особенно “пораженчески”. Нежелание подчиняться правилам евробюрократии и ее ущербной политике легко понять, даже вне всякого имперского анамнеза. Но с учетом этого анамнеза можно сказать, что Брекзит стал некрологом британского имперства. Тем самым “Белым Мужчинам”, которые устанавливали правила в обоих полушариях, а теперь окопались на своих островах и больше не заставляют мир прогибаться под себя, не занимаются политикой и дипломатией, не играют в большие игры с крупными ставками, не “идут до конца” и не “делают что должно” — они раздраженно фыркают и гордо удаляются, хлопнув дверью. Не самая “мужская” линия поведения, согласитесь.
Изоляция (в большей или меньшей степени) — и, как следствие, идея “особого пути” — вот к чему приходят старые метрополии. Эта идея, как правило, плохо сформулирована и еще хуже осознана — но имеет одну общую черту: обращение к “духовным” доктринам под аккомпанемент “необходимости затянуть пояса”. Но она находит поддержку. И не напрасно. Потому что на самом деле это очень своевременная идея. И для британцев, и для турков, и для россиян и для множества других народов и их отдельных представителей очевидно, что правила игры поистрепались, что европейский костюм жмет и вот-вот лопнет по шву. Потому что его покрой устарел. Потому что его размер не соответствует содержимому. Европа пытается делать вид, что ничего судьбоносного не происходит, оставаться “чисто экономическим союзом” перед лицом политических, идеологических, гуманитарных вызовов. И тут тоже никто не готов принимать на себя “бремя белого человека”.
Но беда в том, что в действительности никто из те, кто провозглашает “особый путь” этого пути не ищет. Это такой же миф, направленный на укрепление собственной власти — никак не связанной с ответственностью, зато крепко связанный с благосостоянием (собственным, разумеется). Новейшие лидеры старых метрополий предпочитают пользоваться всеми привилегиями “Белых Мужчин”, но без их легендарного “бремени”. Т.е. “особый путь” сводится к простой смене полюса: если Европа замыкается на экономических аспектах и игнорирует политические и идеологические вызовы, нынешние “имперцы” ограничиваются идеологическим ответом на любые внутренние и внешние проблемы. В том числе на чисто экономические вопросы, ответ который всем хорошо известен: “будет трудно”. И даром, что это не ответ.
Екатерина ЩЕТКИНА
