Политкорректность: бремя переходного периода

Потому что, при прочих равных условиях, никакой загадочности вообще не должно было бы быть.

Демократы провели кампанию, уникальную по использованию самых разнообразных, в чем-то даже новаторских технологий. Причем весьма эффективных, а не обычных “разводок для приезжих лохов” (и это тоже уникально). Они практически не оставили своим оппонентам шанса выиграть.

Но, словно этого мало, еще и сами республиканцы, казалось, не давали демократам ни малейшего шанса проиграть.

Можно посочувствовать Джону Маккейну. Он очень старался откреститься от нынешнего хозяина Белого Дома, но формально-то был и фактически воспринимался именно как преемник Джорджа Буша. А того еще до кризиса признали чуть ли не самым непопулярным президентом за всю историю США. А потом добавился и кризис…

Выбор кандидата в вице-президенты тоже оказался, в конечном счете, неудачным. Слов нет, Сара Хит Пэйлин — совершенно очаровательная женщина (конечно, не как Юлия Тимошенко, но почти). Однако не зря “хозяйку Аляски” старались показывать журналистам издали, не допуская особо до прямого общения.

В других обстоятельствах напор красавицы, еще в школьные годы получившей прозвище “Сара-барракуда”, мог бы добавить республиканцам баллы, но то, что она говорила с таким напором, сильно портило впечатление. Начиная с очень фрейдистской оговорки: “Маккейн — человек, который должен уйти”.

Спонсоры республиканцев в этот раз тоже, видимо, не особо верили в победу своих кандидатов, что заметно сказалось на финансировании. Вдвойне тяжело: страдать от статуса выдвиженца партии богатеев, и при этом быть вынужденным вести довольно экономную избирательную кампанию, в то время, как у “бедного” Обамы пожертвований на выборы набралось чуть не вдвое больше: без малого 700 миллионов.

И что характерно: в полном соответствии с ситуацией в целом и с ходом капании в частности, опросы свидетельствовали о нарастающем с каждым днем преимуществе демократической партии, и социологи предрекали ее кандидату просто-таки грандиозную победу.

Предрекать-то предрекали, но как-то не слишком уверенно.

Дело в том, что социологи и сами не вполне верили своим же опросам. Ожидался т.н. “эффект Брэдли”. Имелось в виду, что застенчивые американские граждане стеснялись раскрыть перед интервьюерами свою душу и подлинное отношение к кандидатам, и что непосредственно перед избирательными урнами у них не поднимется рука проголосовать за темнокожего сенатора от штата Иллинойс.

После победы Обамы “эффект Брэдли” поспешили объявить низвергнутым. Но это как раз совершенно невозможно. И не только потому, что темнокожий мэр Лос-Анжелеса Томас Дж. Брэдли уже проиграл в 1982 году схватку за пост губернатора Калифорнии, хотя победу ему пророчили не только все опросы накануне выборов, но даже и экзит-полы на избирательных участках в день голосования.

От “эффекта Брэдли” пострадало еще множество “афро-американских” политиков. И не только проигравших. В частности, в 1989 году Дэвид Динкинс выиграл у Джулиани нью-йоркское мэрство с отрывом всего лишь в 2%, хотя по опросам имел преимущество чуть ли не в 15%.

И еще неизвестно, как обернулось бы дело 4 ноября, не сумей Обама увлечь на участки те возрастные и социальные группы, которые обычно не пользовались своим правом голоса…

Но главное не в этом. Главное — осторожное, очень недоверчивое отношение социологов к результатам опросов. Никто ведь в данном случае не сомневался в честности и профессионализме социологических структур. И, соответственно — в том, что тех, кто ГОВОРИЛ, что готов голосовать за Обаму, среди опрошенных было на 7%-11% больше. Сомнения же были в том, что они на самом деле собираются это СДЕЛАТЬ.

Иначе говоря, американские аналитики имеют серьезные основания полагать, что граждане Соединенных Штатов в некоторых случаях даже при анонимных опросах говорят, не то, что ДУМАЮТ, а то, что, по их мнению, они ДОЛЖНЫ думать — в рамках пресловутой “политкорректности”.

Это явление очень легко высмеять. Вот Татьяна Никитична Толстая перевела на “политкорректный язык” известные строки Блока:

Под насыпью, во рву некошенном.

Лежит и смотрит, как живая,

В цветном платке, на косы брошенном.

Красивая и молодая.

Они же, в новой, “корректной” редакции:

На насыпи, в траве подстриженной,

Живой и радостный на вид,

Стоит свободный, не униженный,

Достойный, зрелый индивид.

Смешно. И точно.

Еще проще списать всю “политкорректность” на лживое пристрастие политиков к лицемерным эвфемизмам. И это тоже во многом справедливо. “Гуманитарная миссия” в Ираке и “интернациональный долг” в Афганистане — всего лишь разные способы избежать слова “оккупация”.

Но сводить все к одним лишь глупостям и лицемерию не вполне справедливо.

Для европейской цивилизации “политкорректность” стала своеобразной вакциной, выработанной обществом после ужасов двух Мировых войн, геноцида и расовой нетерпимости. В Штатах это же лекарство дало возможность начать преодоление многовековой расовой сегрегации.

Еще ведь и полувека не прошло с тех пор, как Кеннеди пришлось задействовать Национальную Гвардию, чтобы несколько темнокожих студентов могли посещать университеты южных штатов без опасения быть растерзанными линчевателями.

При этом опасности, таящиеся в “снадобье”, были в целом очевидны уже на начальных этапах лечения. “Наше сострадание к асоциальным отщепенцам… мешает нам защитить тех, кто этим пороком не поражён. Нельзя даже применять к людям слова “неполноценный” и “полноценный”, не навлекая на себя сразу же подозрение, что ты сторонник газовых камер” — отмечал Конрад Лоренц в известном цикле лекций “Восемь смертных грехов цивилизованного человечества”.

Для Лоренца это было отнюдь не умозрительной конструкцией. Именно таким образом с его хрестоматийной “Агрессией” полемизировал не кто-нибудь, а другой выдающийся ученый с мировым именем — Эрих Фромм в своей не менее хрестоматийной “Анатомии человеческой деструктивности”.

Тем не менее, надо признать, что на протяжении почти полувека вакцина “политкорректности” в целом работала, предохраняя Запад от многих внутренних конфликтов. Однако время изменилось качественно. Сегодня лекарство все чаще оборачивается косметическим средством — не врачующим болезни, но, в лучшем случае, ретуширующим их симптомы.

Проблема в том, что изначально модель “политкорректности” была малосовместима с поведенческими моделями, имеющими куда более глубокие многовековые, даже тысячелетние корни. В частности, с моделью, обуславливающей неприятие ближнего, поведение которого в рамках традиционной культуры воспринимается, как асоциальное, а также с моделью, требующей защиты своей культуры от таких индивидов.

“Политкорректность” же, напротив, — декларирует априорное этическое равенство всех носителей разума. Однако это и впрямь лишь декларация, поскольку на практике носители “корректной” идеологии сплошь и рядом оказываются куда агрессивней — если не отдельных столь же оголтелых “традиционалистов”, то, во всяком случае, нормального “традиционалистского” большинства. Что, собственно, и естественно для адептов любого нового верования.

А из этого, в частности, почти неизбежно следует переход от требования “равных прав” к требованиям преимуществ и льгот.

Простейший пример. Буквально в первые же минуты после объявления победы Обамы один из европейских комментаторов заявил, что хотя в Европе, конечно, уже не в новинку главы государств-женщины (чего еще ни разу не было в США), однако же темнокожего гражданина в высшие руководители еще ни разу не избирали, и “тут Америка показала нам пример”.

Но ведь не было еще такого замечательного кандидата, которого не избрали бы только потому, что он — не белый! И что европейцы должны сделать, чтобы последовать “примеру”? Быстренько найти подходящего “афро-европейца” и срочно его куда-нибудь избрать, чтобы “не отставать” от “Старшего Брата”?

Так начинают понемногу сгущаться сумерки разума.

Кого-то это вдохновляет, но многих начинает раздражать и серьезно. Система, худо-бедно работавшая полвека, все чаще дает сбои.

И на всем европейском пространстве появляются “скинхеды”. И в Австрии с каждым годом все большую силу набирают радикально правые партии. И лидер французских ультраправых Жан-Мари Ле Пен оказывается во втором туре выборов президента Республики.

А в Штатах происходит “эффект Брэдли”.

Похоже, что штаб Барака Обамы эти тенденции тщательно и грамотно учитывал. В обоих смыслах.

На этапе “праймериз” он довольно близко подходил к черте шантажа своих однопартийцев. Однако, став кандидатом от Демократической партии, Обама явно больше всего боялся предстать перед избирателями рассчитывающим на их “политкорректность” и постоянно подчеркивал: если он проиграет — то не потому, что — черный, а потому что не сумел убедить в своей правоте, увлечь своей надеждой.

Вероятно, часть американцев проголосовала за него, поскольку их действительно не интересовал цвет кожи — только таких и можно назвать настоящими демократами.

Многие голосовали за Обаму, потому что он — не Маккейн, а еще больше — потому что он — не Буш.

Были, наверняка, и такие, кто голосовал за него, НЕСМОТРЯ на расу. И, может быть, социологи скажут потом, сколько избирателей отдали Обаме свои голоса только потому, что он — “афроамериканец”. И это — оборотная и, как ни парадоксально это звучит — расистская сторона “политкорректности”.

Иллюзия, и даже уже не “великая” — считать, что за минувшие полвека человеческое общество прошло путь, больший или хотя бы сопоставимый с тысячелетиями предшествовавшего развития.

В любом случае, очевидно, что сама по себе идеология “корректности” в том виде, в котором она сформировалась к настоящему времени — весьма противоречива, никак не универсальна и во многом уже исчерпала содержавшийся в ней некогда позитивный потенциал.

В лучшем случае, перефразируя поэта, можно сказать, что она — не цель, но лишь мост, лишь перила моста над стремительным потоком.

Валерий ЗАЙЦЕВ