21 июня президент Петр Порошенко провел телефонные переговоры с главой Кремля Владимиром Путиным. Основной темой разговора были украинские политзаключенные, которые находятся в российских тюрьмах. О том, имеют ли смысл такие переговоры, почему Украине ни в коем случае нельзя общаться с Путиным один на один и чего ждать от президента РФ в ближайшее время, “Апострофу” рассказал эксперт по вопросам безопасности, генерал-лейтенант ВАСИЛИЙ БОГДАН.
В международной дипломатической практике разговаривают между собой даже лидеры стран, которые враждуют. Это показывает опыт и Первой мировой, и Второй мировой войны. А если взять Средние века, Новое время, то было в порядке вещей, когда руководители воюющих стран периодически общались по тому или иному поводу. Но на каждом этапе исторического развития мира это происходило по-своему.
Учитывая то, что декларируют в открытых источниках, в том числе Администрация президента Украины, основной темой переговоров являются украинские политзаключенные Кремля: Сенцов, Сущенко, Клых и так далее. Если верить главе нашего государства — а для этого, очевидно, есть основания — то именно об этом и идут переговоры в контексте того, когда же путинский режим отпустит этих невиновных людей, которые там страдают за интересы нашего государства.
Другой вопрос, как к этому относится Путин, как он использует это для давления на Украину, чтобы украинская сторона шла на уступки в принципиальных вопросах — и в отношении оккупированных территорий Донбасса, и по Крыму.
О Крыме Путин вообще ни с кем не хочет разговаривать, в том числе с американцами. Курт Волкер и Владислав Сурков эту тему тоже вроде бы не обсуждают. И меня в некоторой степени возмущает то, что Волкер заявил, что к этой теме вернутся в будущем. По моему мнению, Крым и Донбасс взаимосвязаны, они касаются российской интервенции в Украину и их нужно рассматривать параллельно. Иначе это растянется на века.
Идут дискуссии о том, как называть этих украинцев: военнопленными, политическими заключенными или заложниками. Ведь это необъявленная война, гибридная. Но для украинской стороны здесь все понятно: принят закон, Россия — агрессор, значит, это политические заключенные, военнопленные, и их нужно защищать. Это святое дело, безусловно, требует от украинской стороны соответствующих мер.
Другой вопрос — не происходит ли в процессе этих переговоров каких-то “договорняков”, которые не могут быть в интересах украинской стороны. Но ввиду того, что Украина сейчас накануне президентских и парламентских выборов, лично я исключаю, что какие-то антиукраинские договоренности могут быть реализованы за этот период.
Еще один момент: если учесть, что Путин якобы начал чувствовать себя более оптимистично, учитывая раскол в Евросоюзе, трещину в трансатлантическом партнерстве, он, очевидно, подумал, что может и дальше реализовывать свою агрессивную экспансионистскую политику и давить на Украину. Если Запад будет консолидированным и организованным — а все-таки эта консолидация, несмотря на проблемы и иногда экстравагантные заявления президента США Дональда Трампа, просматривается и в НАТО, и в ЕС, и в США — то политика сдерживания и принуждения Путина к миру сыграет свою роль.
Но мы, учитывая принятие закона о национальной безопасности и действие других программ оборонного комплекса, должны укреплять свою обороноспособность по всем направлениям и по всему периметру границы нашей страны, чтобы не позволить Путину снова совершить какие-то агрессивные действия или провести масштабные военные операции.
Я знаю одно: один на один с Путиным мы говорить не можем, потому что однозначно проиграем. Нынешняя международная коалиция и “нормандский формат”, каким бы неэффективным он ни был, должны действовать вместе с украинской стороной.
Учитывая то, что впереди у нас президентские и парламентские выборы, вряд ли Путин до их завершения пойдет на какие компромиссные решения не в своих интересах. Он будет нас дразнить, давать миру какие-то сигналы — вроде этого чемпионата мира по футболу, который сейчас проходит в России, — что с Россией можно и нужно сотрудничать. Но понятно, что это лишь фасад, за которым кроется жестокий, я бы сказал, террористический путинский режим.
Адриан РАДЧЕНКО
