Воспитание свободы

Отмечу честное признание о “незрелости”, “несовершенстве”, “неопытности” нашей демократии. Это закрыло неприятную страницу с играми в “суверенную демократию”, которая в международной правовой среде вызывала тютчевскую максиму “умом Россию не понять”. Данное признание увело нас, наконец, от исполненной в кремлевской стилистике 2000-х гг. “многостандартности” этого важнейшего в истории человечества политико-правового института. К чести президента стоит сказать, что, будучи еще в позиции, далекой от президентской, он с этой “сермяжной суверенностью” не соглашался, подтверждая свою высокую квалификацию и как юриста, и как политика.

Да, в России не все в порядке с демократией. Она не только не “созрела”, а смахивает на симулякр, которым прикрываются не якобы коварные и авторитарные цели властей, а прикрывается состояние российской духосферы, в которой всем видно широко разлитое в обществе равнодушие к свободе, т. е. слабость нашего соответствия пятому по президентскому счету стандарту и наиболее опасному (по его же счету) фактору, который “отбрасывает Россию назад”. (Пятый стандарт демократии по Медведеву: “…демократия начинается только в том случае, если гражданин скажет сам себе: “я свободен”.)

Именно “пятый стандарт” в действительности должен для нас быть первым, нашей важнейшей долгосрочной задачей, нашей национальной мечтой. Будущее России при гиперактивном высшем руководстве, при погрязшей в строительстве особняков, закупке миланской мебели, роскошных иностранных “членовозов”, клубных тусовках с девочками и фитнес-залах политической и бизнес-элите, которой, как и чиновничьему классу, ничего иного не надо, и при абсолютно равнодушном, гипоактивном к государствоустроению и -управлению большинстве это будущее светлым никак не видится. Это будущее а la Гаити с тонтон-макутами. Следовательно, нужна политика по реализации этого “пятого стандарта”. Такая политика неизбежно начинается с культуры и образования.

Речь, однако, идет не о ведомствах, занимающихся театрами и музеями или школами, а о культуре как совокупности ценностей, идеалов, норм поведения, высших интеллектуальных, художественных и моральных достижений и качеств общества. Со всем этим у нас плохо, включая не очень-то прирастающие интеллектуальные достижения и уже совсем не достижительные моральные качества. Поэтому очень хотелось бы увидеть следующим действием президента (а тем более премьера) постановку исторически масштабной культурной задачи, задачи, которая могла бы “задать” новую, иную эпоху. А заодно услышать и дизайн соответствующей политики.

Этический пафос президента со стандартами демократии не только понятен — он вдохновляет. Ведь год назад, осмыслив уроки мирового кризиса, больнее всего “отшлепавшего” именно Россию, именно Дмитрий Медведев выдвинул исторического значения тезис о том, что указанный кризис со всей очевидностью показал, что мы еще даже не начинали ни модернизацию экономики, ни модернизацию государства, ни модернизацию общества. Тем более никто во власти не ставил в практическую плоскость вопрос о культуре. Главным было восстановить власть (государство само по себе), запустить движок экономики, заявить миру, что мы (Россия) “еще не сгинули”. А вот что это за государство и что это за двинувшаяся вперед экономика и, наконец, что это за общество — все это нам лишь предстоит осмыслить и начать строить, оглядываясь ежечасно, ежеминутно на “заповеди” Конституции. Фактически президент второй раз вернул нас к необходимости не на пыльной полке держать Конституцию, а перед глазами, перед глазами всех — Госдумы, правительства, губернаторов, бизнеса, МВД и прокуроров, ФСБ и судей и т. д. В этом отрезвляющем толчке, возвращающем нас к этому главному российскому документу, и состоит главная конституционная миссия президента.

В нашей Конституции ведь нет “суверенной демократии”, куда мы уже было двинулись, а есть демократия. Вот к ней нас Медведев и приглашает вернуться. А то ведь к “суверенной демократии” кто-нибудь захочет добавить “частично правовое государство”, “национально-российское гражданское общество” или еще какой-нибудь политически удобный, но явно “внеконституционный” (или антиконституционный?) новояз, который будет оправдывать политически стабильное существование возникшего у нас и сильно сращенного между собой властью, капиталом и даже родством правящего класса чиновников в погонах и без и номенклатурной буржуазии. Третий-то стандарт демократии имеет в виду не только защиту граждан от обычных для любой страны преступных сообществ, но и от этого класса. Ясно, что мы не приступили к модернизации государства (по сути советского государства, поскольку новый правящий класс — просто обогащенный на два порядка ремейк советского гибрида партноменклатуры и “красных” хозяйственников), если это государство не только не является “ночным сторожем” (Адам Смит), а от него нужно защищать его же граждан, включая неономенклатуренный пока еще (не захваченный “государственными” рейдерами) бизнес.

Апелляция президента к смыслу пятого стандарта — это апелляция к народу, к гражданам России. Это они должны вобрать в себя энергию свободы, энергию справедливости и обеспечить неукоснительное соблюдение и третьего стандарта, и первого стандарта, а вместе с ними и соблюдение Конституции. Мераб Мамардашвили писал: “…ничто созданное не длится само по себе”. То есть ценности, законы, идеалы, Конституция — все это не длится, если они ежеминутно не создаются заново, если все это не рождается постоянно заново, если за это не борются, даже рискуя жизнью. Пятый стандарт — это призыв к “святой воде” действия, к постоянному созданию как бы заново принятых нами всеми добродетелей, норм поведения, ценностных установок, законов, институтов демократии и правового государства, призыв к отказу от удобной и опаснейшей позиции невмешательства, нейтральности.

Это призыв к элите бизнеса вспомнить о том, что историческим духовным и творческим корнем предпринимательства была аскеза — воля к бережливости, экономии, утроенному трудолюбию и собирательству (“копеечка к копеечке”), а не к коллекционированию “майбахов” и “бентли” (“мерседесы” — это уже скорбный удел районных прокуроров или милицейских майоров). Это и призыв к политической элите, духовное предназначение которой быть образцовыми гражданами. Прочтя эту фразу, едва ли не каждый из моих соотечественников взгрустнет: уж кем точно наша политэлита пока не является, так это образцовыми гражданами. Для меня образцовые граждане — это, увы покойные, Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Егор Гайдар, Мстислав Ростропович, здравствующие Леонид Рошаль, Евгений Ясин, Лео Бокерия, Сергей Капица, Майя Плисецкая, Валерий Гергиев, Дмитрий Хворостовский, Жорес Алферов, Михаил Горбачев.

В 2000-е гг. мы ушли от прямой демократии, от прямых выборов, из-за того что культура массы была и остается таковой, что при предоставлении ей прямого выбора между личностями она чаще всего (почти всегда) выбирает худших. “…Если вторжение широких масс в политику разрушает государство, то государство или погибнет, или найдет в себе силы остановить это вторжение и положить ему конец. Демократия как начало антигосударственное не имеет ни смысла, ни оправдания; она есть охлократия, т. е. правление черни. Демократия <...> есть лишь способ выделения немногих лучших к власти…” (Иван Ильин “Аксиома власти”). Сегодня мы “опосредуем” выбор личности выбором партии, выбором группы кандидатов (предшествует назначению губернаторов) и т. д. Это рациональная рефлексия государства, которое не позволяет разрушить себя.

Но, поступая так, удерживая точку невозврата имитацией демократии (“слабой, неопытной демократии”), государство должно, обязано думать о перспективе — о возвращении прямой демократии, путь которой лежит через модернизацию “самих себя”, через глубочайшее культурное обновление, через политику культурного ренессанса. Только это позволит вновь доверить прямые демократические процедуры народу, т. е. вернуть в руки народа возможность напрямую выбирать личность и не ошибаться в том, что выбранный будет лучшим (aristos). Мы должны изменить самих себя. А для этого нам нужно действительно почувствовать “несвободу и несправедливость” и научиться говорить правду об окружающих нас событиях и людях, научиться правдивому и открытому голосу правды и справедливости, возвратить утерянную нами “гласность”. Победе демократии в 1991 г. предшествовала гласность. Гласность — это была политика и это был духовный порыв массы духовных людей, понявших, что нельзя смотреть вперед, склонив головы.

Лев ЛЮБИМОВ, заместитель научного руководителя Высшей школы экономики