Русский отступает, но не сдается

Несмотря на политику дерусификации, проводившуюся после распада СССР в большинстве бывших союзных республик, говорить о завершении эры русского языка на постсоветском пространстве нельзя. По мере угасания националистического радикализма осознаются преимущества, которые дает свободное владение “имперским” языком.

Одним из самых злободневных вопросов после распада Советского Союза стала судьба русского языка в бывших союзных республиках. Идеология новых независимых государств, возникших после 1991 года, основывалась на борьбе с “имперским” наследием, что в том числе подразумевало вытеснение русского языка языком “титульной” национальности из большинства сфер общения. Наиболее бурно этот процесс шел в 1990-е годы.

Дерусификация всей страны

К 2000-м волна “дерусификации” постсоветского пространства спала, хотя говорить о завершении процесса также не приходится. Из недавних событий на “языковом фронте” можно упомянуть скандал в Грузии, связанный с закрытием половины из оставшихся здесь русскоязычных школ. Однако для Грузии, как и для всего Закавказья, проблема русского языка является в целом маргинальной. В советский период русский язык не стал здесь средством повседневного общения значительной части населения: знание русского было обязательным, однако на бытовом уровне продолжали доминировать местные языки.

Доля русскоязычного населения здесь была невелика и во времена СССР, поэтому “дерусификация” прошла относительно быстро и безболезненно.

Гораздо сложнее ситуация в тех республиках пост-СССР, где доля русского, а также местного русифицированного населения достаточно велика. Здесь языковая проблема стала реальной головной болью местных политиков. В решении языкового вопроса отдельные постсоветские государства пошли разными путями.

В Казахстане и Киргизии, наиболее русифицированных республиках Центральной Азии, как и в большинстве остальных постсоветских государств, приоритет отдается “титульным” языкам. Вместе с тем, учитывая высокую долю русского и русскоязычного населения и его социально-политическую значимость, здесь постарались выработать достаточно толерантную линию в отношении русского языка, который получил официальный статус и сохранил широкое присутствие в информационной и культурной сферах. Это позволило значительно снизить конфликтогенный потенциал “русской” проблемы: в Казахстане межнациональная ситуация остается в целом спокойной, а для Киргизии более актуальны проблемы взаимоотношений между нерусскими этническими группами.

Высокой конфликтности проблема русскоязычного населения достигла в прибалтийских республиках. Особняком здесь стоит Литва, сохранившая в советский период высокую этническую однородность, что, как и в случае в Закавказьем, предопределило относительную безболезненность постсоветской “дерусификации”.

В отличие от Литвы, Латвия и Эстония в советский период превратились фактически в двухобщинные республики: наравне с “титульным” населением здесь сформировалась обширная русскоязычная диаспора, причем в ряде местностей (районы Даугавпилса и Нарвы) русские и русскоязычные составляют большинство населения. Распад СССР спровоцировал затяжной конфликт между этими общинами, связанный с нежеланием латвийского и эстонского государства видеть русскоязычных жителей в качестве своих полноправных граждан. Это привело к политической дискриминации по этноязыковому признаку значительной части населения и появлению уникального для современной Европы института неграждан. Тем не менее, несмотря на политические притеснения, русскоязычное население продемонстрировало высокие адаптивные способности, в результате чего русское присутствие остается по-прежнему значимым фактором политической и культурной жизни Латвии и Эстонии. В результате некоторые местные политики начинают подвергать сомнению курс на построение моноэтнического государства. Показательным представляется высказывание нового латвийского президента Андриса Берзиньша, который заявил, что не намерен политизировать языковую сферу и готов во время своей работы в такой высокой должности повсеместно использовать как государственный латышский язык, так и негосударственный русский. И хотя впоследствии Берзиньш получил отповедь от латвийского министра культуры Сармите Элерте, придерживающейся в русском вопросе традиционной “дискриминационной” точки зрения, само это заявление представляется знаковым и свидетельствующим о том, что в относительно недалеком будущем в Латвии возможен переход к более терпимой политике в отношении русскоязычного населения.

Белорусы предпочитают русский

Наиболее любопытной представляется ситуация с русским языком на Украине и в Белоруссии. Украина и особенно Белоруссия являются наиболее русифицированными республиками бывшего СССР. В советский период эти две республики наравне с Россией рассматривались как неформальное ядро советского государства, что закреплялось идеологической доктриной “трех братских народов”, которые имеют общие, восходящие к Киевской Руси корни и поэтому “обречены” жить вместе.

Этноязыковая близость восточных славян вкупе с объективным лидерством русского языка, выступавшего в СССР в качестве универсального средства общения, привели не просто к массовой языковой русификации, но сделали русскоязычных белорусов и украинцев практически неотличимыми на бытовом уровне от русских.

Тем не менее после распада СССР языковая политика на Украине и в Белоруссии довольно сильно отличалась. Националистические настроения на Украине исторически более сильные, чем в Белоруссии; кроме того, украинский национализм имеет свой регион базирования на западе страны. Поэтому после обретения независимости в условиях общей идеологической дезориентации украинские националисты взяли довольно успешный реванш, навязав руководству страны свою модель национального строительства. В языковой сфере это выразилось в придании украинскому языку монопольно государственного статуса и в последовательных мерах по украинизации государственного аппарата, системы образования и информационного пространства. В результате объем преподавания русского языка в украинских школах сократился до одного часа в неделю, начиная с пятого класса, а изучение русской литературы было включено в курс зарубежной литературы.

Однако, несмотря на эти меры, русский язык продолжает играть значительную роль в жизни украинского общества, что вынуждены признавать и сторонники украинизации. Так, сотрудник Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины Владимир Кулик констатирует: “Образование, статус и общая риторика не помогают изменить языковые практики и сами представления без поддержки семьи, без поддержки массмедиа, которые в большей мере создают языковые практики. <...> Так как образование — это государственная практика, вот государство и сделало — оно изменило <...> язык образования. Но оно не изменило господства или распространенного употребления русского языка в медиа, и оно, конечно, не смогло повлиять на граждан, которые сами не хотели изменять язык в семье. И вот семья плюс медиа победили образование”. Таким образом, культурно-языковые установки, укоренившиеся с советских и даже дореволюционных времен, сохраняют свое влияние в украинском обществе, поддерживая доминирование русского языка во многих сферах общественной жизни и регионах страны.

Вместе с тем обратной стороной украинизации стало резкое снижение грамотности в русскоязычных регионах Украины. Так, достаточно распространенным трагикомичным явлением стало, когда украинские школьники пишут по-русски, используя украинскую орфографию.

В Белоруссии, где националистическое движение значительно слабее украинского, националистам и вовсе не удалось навязать свою повестку дня. Недолгое доминирование националистов в идеологической сфере республики длилось с 1991-го по 1994 годы. В 1995 году по инициативе президента Александра Лукашенко был проведен референдум, по итогам которого Белоруссия стала единственной после России страной СНГ, где русский язык обрел полноправный государственный статус. После этого меры по языковой белорусизации государственного аппарата, системы образования и СМИ были свернуты, и страна вернулась к привычному с советских времен статус-кво, когда основным языком повседневного общения является русский, в то время как белорусский выполняет сугубо символическую функцию. Данные переписи населения 2009 года выявили значительное снижение роли белорусского языка в белорусском обществе. Таким образом, языковая ситуация в Белоруссии по-своему уникальна.

Белоруссия является единственным на постсоветском пространстве государством, где за период независимости русский язык не только не утратил своих позиций, но и значительно укрепил их.

Вместе с тем считать языковой вопрос в Белоруссии закрытым также нельзя. Языковая политика, а также авторитарный стиль правления президента Лукашенко способствовали радикализации националистической оппозиции, выступающей за государственную монополию белорусского языка. Поэтому в будущем нельзя исключать всплеска “дерусификаторских” практик, которые, учитывая радикализм белорусских националистов, могут обрести весьма гротескный характер.

Сужение языка

Ситуация с русским языком в постсоветских республиках остается сложной и неоднозначной. Сфера применения русского языка во всех, кроме Белоруссии и России, бывших союзных республиках заметно сузилась, а в ряде наименее русифицированных государств (Закавказье и Литва) она была сведена к минимуму. Вместе с тем говорить о завершении эры русского языка на постсоветском пространстве, безусловно, нельзя. В большинстве постсоветских государств русское языковое, культурное и информационное присутствие остается достаточно сильным. Более того, по мере угасания националистического радикализма постепенно осознаются те преимущества, которые дает свободное владение русским языком. Поэтому задачей постсоветских государств становится не столько борьба с русским языком, сколько гармонизация языковой сферы, выработка оптимальной модели соотношения русского и “титульного” языков.

К сожалению, большинство постсоветских государств в этом вопросе все еще далеки от идеала.

Всеволод ШИМОВ, доцент кафедры политологии Белорусского государственного университета