Россия восстанавливает буферную зону

Хоть в первом случае Москва, очевидно, чуть “подправила” естественный ход событий, а во втором оснований для таких обвинений нет, Кремль, безусловно, извлечет выгоду из обеих ситуаций. И смена власти в Киргизии, и гибель польской правительственной делегации открывают перед Россией возможности для дальнейшего восстановления утраченной сферы влияния

Здесь следует отметить, что для России создание внешних зон контроля наряду с внутренней консолидацией является скорее необходимым условием выживания государства, нежели простым проявлением имперских амбиций. Российская экспансия — следствие чрезвычайной географической уязвимости. Она всегда определялась отсутствием четких географических барьеров между собственно Россией и другими крупными региональными игроками. Россия была стабильной и сильной державой и в региональном, и в глобальном смысле только тогда, когда ей удавалось создать вокруг себя основательную буферную зону. Так что в свое время Антанта с ее идеей санитарного кордона помогла окрепнуть большевистскому государству.

Российские власти всегда пытались зацепиться за четко определяемые географические барьеры, что позволило бы создать такие зоны между территорией собственно России и соседними империями. В разные эпохи направлениями этой экспансии становились: на севере и северо-востоке — горные массивы Урала, на западе — Карпаты, Тянь-Шань — на востоке и Кавказ на юге. Восточно-Европейская равнина, точнее выходящая к Балтике ее часть, остается единственным коридором к сердцу России, и естественным решением этой проблемы было создание обширной буферной зоны в самой Европе. В полной мере эти цели были реализованы только СССР, но после его распада Москве удалось сохранить контроль только над северным (в силу исторических обстоятельств) и южным направлением. Причем над последним лишь частично и ценой войны — Борис Ельцин поздно осознал значение Кавказа для России. С тех пор ключевым фактором, определяющим логику российской внешней политики, остается стремление к восстановлению влияния на остальные точки этого “защитного периметра”.

Для Запада в целом и США в частности это неприемлемо. И это во многом объясняет как расширение НАТО за счет государств бывшего Варшавского договора и стран Балтии, так и вступление в Евросоюз восточноевропейских стран, заведомо не отвечающих его стандартам, — вроде Болгарии и Румынии. Цветные революции: удавшиеся — в Грузии, Украине, частично удавшаяся — в Киргизии, а также провалившиеся либо несостоявшиеся — в Узбекистане, Азербайджане и Беларуси, — должны были окончательно сломать 500-летнюю экспансионистскую парадигму безопасности и ограничить аппетиты Москвы границами России. Однако Кремль начал блокировать эти попытки уже в ходе “оранжевой революции”. Между тем затянувшаяся фиксация американской внешней политики на исламском мире, войны в Ираке и Афганистане, а также иранский кризис дали России возможность взять реванш. И надо признать, она его не упустила.

Пока создание анти-НАТО в лице ОДКБ и анти-ЕС в виде ЕврАзЭс далеко от завершения, говорить об их эффективности рано. Однако Москва преуспела если не в полной переориентации, то в коррекции курсов стран, которые она рассматривает как свои буферные зоны. В начале нынешнего года Россия фактически вынудила Беларусь и Казахстан вступить в Таможенный союз. Едва поменявшиеся власти Украины взялись за так называемую нормализацию отношений с Москвой.

Наконец, в Киргизии успешно прошла “цветная контрреволюция”. Учитывая, что у России с республикой даже нет общей границы, это серьезная заявка на успех, которая свидетельствует, что Москва уверена в своей способности контролировать процессы в Центральной Азии. Причем Киргизия выбрана отнюдь неслучайно: эта гористая республика полукольцом охватывает Ферганскую долину, сердце региона. По сути, контроль над Киргизией открывает доступ к Таджикистану и Узбекистану. Не говоря уже о том, что от Бишкека всего 200 км до Алма-Аты.

Следующей в очереди “на нормализацию” может стать Грузия, причем дожидаться президентских выборов необязательно: Михаил Саакашвили надоел не только России — для США и ЕС он также стал неудобен. Да и грузинская оппозиция демонстративно ратует за восстановление отношений с Россией. Но можно обойтись и без этого: в качестве раздражителя Грузия тоже отвечает внешнеполитическим интересам Москвы. Это же справедливо и в отношении любой другой буферной зоны: необходимость стабилизации в них делает партнеров по геополитической игре более уступчивыми. Карабахский вопрос и проблема приднестровского урегулирования — классические примеры. Первый вынуждает ЕС и США считаться с Россией на Кавказе, вторая, учитывая географический фактор, позволяет играть на стремлении европейцев обезопасить собственные границы. Кстати, дестабилизация ситуации в Украине по той же причине окончательно втолкнет ее в российскую сферу влияния. Тем более рычаги для этого у Кремля есть.

В этой связи интересно чрезмерное внимание российских СМИ к нашим правым партиям уже после смены Киевом политического курса. И еще один интересный нюанс: с геополитической точки зрения Москве было все равно, кто станет следующим президентом Украины. До сих пор серьезную трудность для российского руководства представлял наш хаос. Сведения центров принятия решений к минимуму и построения пресловутой вертикали власти по российской модели Москва ожидала бы в любом случае. Вопрос, как она себя поведет, если и когда такая вертикаль будет построена, остается открытым. Говоря иными словами, какой украинский лидер нужен России — сильный или слабый? И что она предпримет, если президент-консолидатор поведет себя, как его белорусский коллега? Впрочем, на этот случай в запасе всегда остается Крым, спекуляции на тему языка и безотказный газовый шантаж, который остается наиболее эффективной из всех стратегий, используемых Россией на постсоветском пространстве.

В целом Россия в значительной степени вернула либо вскоре вернет свой “периметр безопасности”, хотя до сих пор остается открытым вопрос с балтийским направлением. Но здесь тоже есть неплохие перспективы: Эстонии и Латвии приходится считаться с этническими меньшинствами, а в отношении Литвы эффективно срабатывал энергетический шантаж. Наконец, гибель ряда представителей польской элиты, включая президента Леха Качиньского, известного “особым”, как писали СМИ, отношением к России, открывает возможность для “прагматизации” политики Варшавы в этом направлении. Пророссийским следующий президент Польши, безусловно, не будет. Но ему придется учитывать, что ни ЕС, ни США сейчас не заинтересованы в конфронтации с Россией. Напряжение последних лет, связанное с мясными скандалами и Катынью, должно ослабнуть.

Впрочем, Москву еще рано записывать в безусловные победители. Геополитическим императивом России до сих пор остается экспансия, консолидация и оборона империи. И это еще принесет ей множество проблем: фиксация Запада на исламском мире не будет вечной.

Алексей КАФТАН