Политэкономия дезинтеграции

История Брекзита — прежде всего история политических решений и мотивов, стоящих за такими решениями. 

Триумф народного волеизъявления (или триумф популизма, тут уж как посмотреть) стал следствием решений в пользу уважения демократических принципов, когда воля большинства священна, даже если последствия волеизъявления могут оказаться негативными для страны. Выбор британским правительством жесткого сценария выхода стал результатом решений, направленных на удержание контроля над ситуацией в стране (или на сохранение власти — опять же зависит от точки зрения условного наблюдателя), где поляризация взглядов по Брекзиту имеет выраженный политико-географический характер.

Но практически все решения, принимаемые в процессе выхода Великобритании из Европейского Союза, и те, которые лишь предстоит принять, имеют экономическую подоплеку. Спекуляции на экономические темы сопровождали еще подготовку к проведению референдума. Сторонники выхода настаивали, что Британия субсидирует Брюссель и беднейших членов объединения из своего бюджета, не получая ничего взамен. Противники Брекзита подчеркивали, что Лондон не только пользуется выгодами от доступа к общему европейскому рынку, но и получает немалые субсидии от Брюсселя, особенно значительные в рамках помощи регионам, Шотландии и Северной Ирландии. После референдума к экономической стороне выхода стали апеллировать еще активнее: теперь речь шла о последствиях изменения статуса Британии для внешней торговли, инвестиций, развития промышленности и сектора услуг. 

Однако точно определить экономические последствия Брекзита для Великобритании — и для всего Европейского Союза — очень непросто. Во-первых, до сих пор неизвестно, как именно будет выглядеть соглашение между Лондоном и Брюсселем, каким станет режим взаимного доступа на рынки друг друга, регулирование инвестиций, какими будут права граждан ЕС в Британии и британских — в Евросоюзе. Во-вторых, опосредованный эффект выхода для всех отраслей экономки станет понятен лишь постфактум, когда будут видны действительный отток инвестиций и сокращение объемов производства (но даже эти цифры будут лишь приблизительной оценкой последствий — ведь наверняка определить, что именно Брекзит станет единственной виной экономического спада, нельзя). В-третьих, не хватает прецедентов для применения тех или иных моделей выхода для расчета экономических последствий: ни одна страна еще не покидала интеграционное объединение со столь высоким уровнем взаимодействия, координации и взаимопроникновения экономик, как в Евросоюзе.  

Оценки финансовых последствий Брекзита в следующие 10—15 лет находятся в чрезвычайно широком диапазоне. Они варьируются от потерь из-за выхода из Единого рынка и таможенного союза ЕС в размере 400 млрд фунтов до выгод от роста торговли за пределами Евросоюза в размере 135 млрд фунтов. Правда, большинство экспертов склоняются к тому, что потерь Британии не избежать. В январе в прессу “утекли” правительственные оценки экономических последствий Брекзита — доклад по этому вопросу для парламента еще в ноябре прошлого года подготовило Министерство по выходу из Европейского Союза. Правительственные данные однозначно указывают на негативные последствия выхода: в зависимости от того, какие соглашения будут достигнуты с Брюсселем, потери британской экономики составят от 2 до 8% ВВП, до полумиллиона британцев потеряют рабочие места. Негативный эффект Брекзита будет ощущаться британской экономикой не менее 15 лет. 

На фоне неутешительных прогнозов экономического развития Великобритании становится очевидным: для Лондона срочный поиск вариантов спасения экономики от провала — не только важнейшая цель, но и источник слабости на международной арене. Ведь именно Лондону необходимы новые торгово-экономические соглашения с партнерами, и именно Лондон находится в цейтноте. И едва ли кто-то из партнеров упустит возможность использовать такую выгодную ситуацию в своих интересах.

У Лондона, по сути, нет альтернатив торгово-экономическим отношениям с ЕС. На партнеров по объединению приходится 44% британского экспорта и 53% импорта. Объем торговли со вторым по значимости партнером — США — втрое меньше. Но ситуация не ограничивается лишь масштабами торговых связей. Значительный объем имеет производственная кооперация, и в некоторых случаях выход Великобритании из ЕС угрожает по живому разорвать довольно успешные на мировых рынках компании. Достаточно вспомнить про Airbus, которому будет невозможно обойтись без технологического и производственного вклада британцев. В этом случае стороны, скорее всего, найдут выход, но таких международных компаний сотни, и разрыв внутрикорпоративных связей будет болезненным для ЕС и в еще большей степени — для Великобритании. Наконец, остаются экономические в своей основе и политические по форме и путям решения вопросы трудовых прав граждан, социальных выплат, пенсий. За этими вопросами — десятки тысяч избирателей, десятки тысяч потенциальных “возвращенцев”, что на фоне ожидаемого роста безработицы будет создавать дополнительное давление на британскую экономику.  

Не случайно правительство Терезы Мэй в последнее время демонстрирует все большую готовность отойти от “жесткого” сценария Брекзита: последним свидетельством этого является согласие Мэй договориться с Брюсселем о сохранении свободы перемещения граждан в объеме, определенном сейчас в ЕС. Все большую уступчивость британцы также демонстрируют в вопросе сохранения таможенного союза с ЕС. А ведь таможенный союз остается центральным элементом ЕС, и выход из Евросоюза, несомненно, означает выход из таможенного союза. Именно по этой причине Лондон изначально занял категорическую позицию — из таможенного союза выходить. Начать отступление от этого принципа британское правительство заставляют экономические соображения, вернее, страх столкнуться со всеми социально-экономическими проблемами, которые быстро перерастут в политические.  

Ничуть не проще ситуация с партнерами за пределами ЕС. Один из аргументов сторонников выхода — Лондон сможет заключить со странами, не входящими в Евросоюз, новые торговые соглашения, которые будут интереснее для партнеров: ведь не придется договариваться с 28 странами, учитывая пожелания каждой из них. Но этот аргумент кажется несущественным, если сопоставить рынки Великобритании и ЕС: после завершения процедуры выхода Лондона общий европейский рынок будет намного привлекательнее для третьих стран, достаточно привлекательным, чтобы перетерпеть сложности переговоров с “многоголовым” Брюсселем. Лондон не может предложить рынок сравнимого размера, значит, и привлекательность его, и желание партнеров идти на уступки будут незначительными. Что демонстрирует по-прежнему неуспешный поиск Лондоном альтернатив торговле с Европейским Союзом. 

Вскоре после референдума и последовавшей за ним политической бури, поменявшей состав и правительства, и оппозиционного “теневого кабинета”, наибольший оптимизм сторонникам выхода из ЕС и британским официальным лицам внушали перспективы экономического сближения с США. Хотя Барак Обама открыто выступал против Брекзита, его администрация не спешила разочаровывать нового британского премьера Терезу Мэй касательно возможности заключить двустороннее соглашение о свободной торговле — по образцу Трансатлантического партнерства, о котором ЕС и США договаривались на протяжении многих лет. Мэй не зря уделяла этому вопросу много внимания. Хотя торговля с США и уступает Европейскому Союзу, доступ на огромный американский рынок оставался самым реалистичным сценарием компенсации потерь от выхода из ЕС. Расчеты экономистов говорили: самым многообещающим вариантом для Лондона будет создание трехсторонней зоны свободной торговли по образцу Трансатлантического партнерства с США и ЕС.

Однако политическая конъюнктура лишила Лондон надежд на скорое достижение договоренностей с Вашингтоном. Если Обама не отрицал возможности начать переговоры о зоне свободной торговли, то сменивший его на посту президента Дональд Трамп занял намного более категоричную позицию. Показавший себя противником существующих договоренностей в области торговли и сторонником протекционизма, Трамп сходу воспользовался уязвимым положением британского премьера. Трамп вспомнил о дисбалансе в торговле в пользу британцев и потребовал от Лондона уступок, которые позволят этот дисбаланс устранить. По сути, Вашингтон предложил не спасательный круг, а новые гири, которые утянут британскую экономику под воду еще быстрее.  

И у Лондона не так много вариантов парировать это наступление американцев. С одной стороны, у Лондона просто нет времени на долгие переговоры с США — американский рынок нужен Британии уже сейчас, и никак не позже весны будущего года. Ведь если не удастся сохранить рынок ЕС, то свободная торговля с США станет единственным шансом избежать падения производства в Великобритании. Следовательно, договариваться придется именно с Трампом. С другой стороны, Британия вне ЕС менее интересна США политически — не секрет, что “особые отношения” Вашингтона и Лондона были для американцев инструментом воздействия на ситуацию внутри Евросоюза. Значит, причин для уступок в отношениях с британцами для Вашингтона нет, и позиция в переговорах со слабым партнером — именно таким Лондон является сегодня — будет максимально эгоистичной и жесткой независимо от того, кто будет хозяином Белого дома. 

Вспоминали в Лондоне и о другом традиционном векторе британской внешней политики. Почти сразу после референдума в Британии стали активно обсуждать необходимость активизировать экономическое сотрудничество со странами Содружества — международной организации, в которую входят многие бывшие британские колонии. Высказывались даже идеи о создании зоны свободной торговли Содружества и превращении объединения в единый экономический союз (сегодня Содружество, скорее, просто международный политический форум стран, объединенных историей и широким использованием английского языка).  

Однако и с этими планами не все просто. Дело даже не в том, что на Содружество, в которое кроме самой Великобритании входят еще 52 страны в различных частях света, приходится лишь 9% экспорта и 8% импорта Великобритании. Проблема в том, что для большинства этих стран торговые связи с Европейским Союзом важнее, чем с Британией. И это неудивительно — преследуя собственные интересы, желая укрепить свои позиции и в ЕС, и в странах Содружества, Британия многие годы способствовала заключению торговых соглашений между своими бывшими колониями и Евросоюзом. Сохранить доступ на рынок ЕС будет приоритетом для многих членов Содружества, в числе которых такие крупные экономики, как Индия и Австралия.  

Когда в апреле с.г. лидеры стран Содружества собрались в Лондоне, эта позиция партнеров стала очевидной. Даже Австралия, которая едва ли не единственная проявила интерес к британским предложениям в сфере торговли, настаивает на согласовании любых шагов в рамках Содружества с Европейским Союзом. Индия вообще практически открыто сделала выбор в пользу Брюсселя. Еще во время визита Мэй в Дели в прошлом году, в ответ на ее предложения о расширении экономического сотрудничества (как двустороннего, так и в рамках Содружества), индийская сторона перенесла акцент переговоров на существующие противоречия, такие, например, как визовые ограничения для индийских граждан. Эти вопросы не столько причина, сколько повод отказаться от переговоров по сути торгово-экономического сотрудничества. И Лондону приходится уговаривать индийцев, предлагать все новые уступки, чтобы убедить Дели в ценности связей с бывшей метрополией, по крайней мере, достаточно ценных, чтобы не отбрасывать перспективы новых торговых соглашений со старта обсуждения.

Оценка потенциальных потерь от Брекзита для национальной экономики и поиск способов решения этих проблем во внутренней политике еще долго будет оставаться одной из главных головных болей Лондона. Но негативные политические последствия, имеющие в своей основе экономические причины, уже проявляют себя. И более всего это заметно в международной политике. 

Виктор КОНСТАНТИНОВ, доцент института международных отношений КНУ имени Тараса Шевченко