Привет, боец исторического фронта! Неумолимо близятся отпуска и кроме футбольных баталий враждебного чемпионата мира исторические будни пользуются для актуализации лишь регулярными поводами. Вот сейчас — снова День Конституции. Чем бы ни была та конституция 1996 г., которую уже писали-переписали, но это дает теперь четыре дня летних выходных. Поэтому изобретение — явно полезное. Людям нравится.
Притом мало кто в курсе, чего там в этой конституции написано. Только юристы определенной специализации, доблестные политтехнологи и абитуриенты, сдающие ВНО по истории, могут догадываться о том, — у нас парламентско-президентская и президентско-парламентская республика. То есть “злочинно-ворожа влада” или же “ворожо-злочинна”. Ибо, несмотря на некие периодические изменения Конституции, народ все равно всякий раз избирает тех личностей, которые его потом всячески тиранят.
Это — просто черта национального характера. Россияне всегда демократически выбирают будущего царя и послушную ему Думу, украинцы всегда избирают себе два объекта для личной неприязни — президента и Верховную Раду. Согласно самым демократическим обычаям оба властных субъекта обычно сразу вцепляются друг другу в глотку в зависимости от коалиционных пропорций. Речь о судебной власти вообще не идет, так как ее формируют две предыдущие, которым народ уже вынес свой обвинительный приговор. Судебная — вообще безнадежна.
Ибо украинский обычай предполагает априорную враждебность власти народу, который ее избирает. И потом страдает от нее, проклинает всячески и потом опять избирает какую-то очередную гадость.
В этом состоит суть украинского конституционного и политического процесса. На самом деле для нас он не имеет особо принципиального значения — до 1996 г. спокойно жили с Конституцией брежневской УССР 1978 г., независимость ее никак не испортила.
Откуда берется недоверие наших граждан к конституциям? Потому что самой демократической была сталинская. Там даже не было руководящей и направляющей роли коммунистической партии, все свободы и права гарантировались — и прочувствовал эти “свободы и гарантии” народ самыми доступными способами. Поэтому чем “добрее” конституция, тем больше к ней у украинцев недоверие. Вот было б написано в первой статье “Вас обязательно кинут”, — наш народ такой бы конституции сразу начал доверять.
И тут уместно изучить опыт других людей, тоже испытывающих недоверие к громкому названию “конституция” — британцев. Мы ж в Европу — или куда? Британцы, конечно, из Евросоюза выскочили, но далеко от континента Остров все равно не отплывет.
С Британией есть проблема в смысле того, как у нее с демократией. Просто в Соединенном Королевстве Великобритании и Северной Ирландии нет конституции, и никто не горюет. И при этом королевство считается самой старой из ныне живущих европейских демократий. Есть, конечно, по “праву давности” конкуренты — например, Исландия, но там древняя демократия тинга была прямой, как в античных Афинах, но не представительной, как в Англии. Представительная — это когда не все граждане страны собрались “на майдане коло церкви”, а избрали своих представителей во власть, а те уже там формируют органы. “Прямая” демократия как политический режим в государствах размером больше одного города невозможна. Разве что существует система референдумов, как в Швейцарии, но она лишь дополнение.
Если считать конституцию неким актом высшей юридической силы по политическому устройству государства и гарантиям прав граждан, то особой нужды в документе с таким названием для Британии просто нет.
Конституция в современном смысле (основной закон) — понятие новое, появившееся в конце XVIII века. Первыми его стали продвигать американские сепаратисты, после подхватили французские республиканцы, а Британия — страна монархическая и консервативная.
Документы такого “конституционного” характера многократно встречались в западно- и центрально-европейских государствах со времен средних веков, когда формировались отношения сословий феодального общества. Наш привычный взгляд на феодализм — что это всяческий беспредел. Но в действительности западный (уточняю: западный) “развитый” феодализм требовал все юридически письменно расписать, сословия (рыцари, клирики, буржуа-горожане) имели внутреннее самоуправление и гарантии представительства в региональных и общегосударственных представительских органах — парламентах, кортесах, генеральных штатах, сеймах и сеймиках.
“Вольности” касались всех лично свободных людей. При феодализме “совсем ничьих” людей в принципе не существовало — сюзерена над собой не имел разве что Папа Римский. Но категория “лично свободных в своем передвижении и выборе сеньора” после великой чумы XIV века распространилась практически на всех. Половина населения вымерла, рабочие руки подорожали, крепостное право постепенно ушло. Все стали лично “условно свободны”. Напомню, что свободу передвижения и “выбора сеньора” советский колхозник получил только при Никите Сергеевиче.
В самой Англии берем первый “документ конституционного характера” — Великую хартию вольностей 1215 г. Для принятия такого документа пришлось устроить восстание баронов против короля и “сделать ему предложение, от которого он не смог бы отказаться”. Он-то, конечно, при первой возможности отказался, но потом каждому следующему королю “напоминали”. Подтверждение Великой хартии со временем стало обычаем при вхождении на трон очередного английского монарха.
Король Джон подписывает Великую Хартию. Рисунок XIX века
В хартии все по-средневековому запутанно, но местами и конкретно: “никто не может быть арестован, лишен имущества или выслан из страны без решения суда равных ему по статусу людей”. Демократия еще не предполагалась. По временам монаршего беспредела короля Джона Безземельного это просто стало гарантией прав феодальных владетелей от преследований высшей власти, отжима и рейдерства. А такая практика была хронической. То есть тут предполагалось (потенциально) правовое государство и гарантия личных прав.
Интересно, что идеи Великой хартии быстро распространились по Европе, в частности, через многонациональных крестоносцев. В 1222 г. венгерский король Андраш II Арпад подписывает очень близкую по смыслу (гарантии вольностей сословиям) Золотую буллу. (Золотая булла — печать, скреплявшая в средние века важнейшие документы.) Нормы “венгерской хартии” или “золотые вольности” очень привлекали соседнее галицкое боярство, что нам объясняет периодические симпатии к Арпадам в Галиче. Венгерские нормы представлялись более приятными, чем ненормированные отношения под властью Рюриковичей.
“Золотая булла” Андраша II
Вернемся к Англии. Политических прав пришлось подождать. В середине того же 13 века, лет через сорок после хартии, во времена появления королевства Руси Данила Романовича, очередные бароны-бунтовщики требуют в Англии уже парламента — представительского совещательного сословного органа от лордов и общин. Для этого им не нужно было изобретать какую-то конституцию. Они все говорили на своем родном французском, а во Франции “говорильнями” (”парламентами”) назывались всякие сословно-региональные совещательные органы, представлявшие собой некий ситуативный консенсус французской монархии, в состав которой разные области и державки входили на разных условиях. Автономные обычаи существовали, и с обычаями надо мириться. Было много разных полутонов, и эти условные “консенсусы в результате говорильни” стали обычной практикой.
Во всех феодальных монархиях король должен был с кем-то советоваться и принимать или оглашать важнейшие решения “в присутствии советников” — пэров королевства или какой-нибудь высшей канцелярии, всеивысочайшего совета или чего-то подобного. Понятно, что на практике отдельные короли могли никого не слушать, а другие становились марионетками. Тут был всегдашний фактор личности в истории.
Чтобы прекратить гражданскую войну, новый король Англии Эдуард II делает парламент обычной практикой, чтобы выпускать пар у баронов на этом сборище и давать сословиям иллюзию соучастия в управлении королевством. До определенной поры парламент не был законодательной властью. Он был представительским совещательным органом в формате “встретились — поговорили”. Зато легитимность королевских решений усилилась, поскольку появилась итоговая формулировка: “Король в парламенте”.
Перестали его сохранять юридической декорацией Шотландские войны конца XIII — первой половины XIV веков и Столетняя война с Францией XIV-XV веков. Война — это новые налоги, налоги люди платить не любят, и поэтому взимать с них удобней, если их об этом ну “как бы спросили”. У них есть представительский орган — парламент, король предложил, лорд и общины поддержали, парламент утвердил. Нет вопросов: нация в едином порыве поддержала справедливую инициативу своего монарха и потуже затянула пояса...
Итак: у нас теперь в основе гарантирован суд и роль парламента в подтверждении фискальной политики короны. Иногда у короны денег хватало, поэтому парламент могли не созывать десятилетиями. Но обычай уже утвердился. Когда деньги заканчивались, все уже знали, что надо делать: парламент. Конституцию пока что никто не сочинял.
Самая рубка о полномочиях ветвей власти пошла в XVII веке, когда появились политические идеологии, пока замаскированные в одежды старых и новых конфессий: католики, протестанты, пуритане, еще более радикальные секты. Все правовые прецеденты за минувшие столетия пересматриваются, находятся “ущемленные нынешней властью давние вольности”. Ущемлены права общин, ущемлены права парламента: парламент нужно созывать регулярно, а не только когда денег нет.
Уточнимся, что сами понятия законодательной и исполнительной властей в это время лишь начинают формулироваться политическими и правовыми мыслителями — всякими Спинозой, Томасом Гоббсом, потом Джоном Локком. А в Англии эти ветви уже вступили между собой в вооруженную борьбу. Запылала гражданская война. Поэтому конституцию опять не успевали сочинить, да и терминология для нее, как мы сказали, запаздывала.
Начинается война парламента против непопулярного короля. Монарха казнят, Европа содрогнулась. Возникает парламентская республика, а потом диктатура (протекторат) Оливера Кромвеля. Война, риск, трудности, поражения и победы и — главное — масштабный передел собственности. Но потом победителям захотелось стабильности. А это тогда, когда не хочется даже лично знакомого диктатора с его непредсказуемыми капризами. Но пока был жив Кромвель боевые полковники и джентри боялись что-то предлагать.
Кромвель разгоняет “Долгий парламент”
Но лорд-протектор в 1658 г. ушел из жизни, — как и все живые люди, завещав власть кровиночке. Впрочем, сын Кромвеля Дик (Ричард) был в Англии популярен не более, чем его современник сын Хмельницкого Юрко (Юрий) в Украине. Старшим товарищам захотелось некоего баланса властных сил и полномочий, гарантий новообретенной собственности и предсказуемости власти.
Парламент тоже уже всем порядком надоел. Почему? А потому, что любой парламент не любит, чтобы его переизбирали, — точно так же, как монарх не хочет, чтобы его ограничивал парламент. И в Англии вместо непопулярного короля успел появиться непопулярный парламент, который категорически не хотел ротации. Каденция “Долгого парламента” творчески трудилась во славу нации в разных форматах с 1640 по 1658 гг.
Добровольно она не была склонна разойтись. После армейских чисток 1649 г. остатки “Долгого парламента” получили кличку “охвостье”. Оно было послушным власти, но за два десятка лет революции и войны эксперименты с политическим режимом и его органами власти надоели всем. Генерал Монк совершает переворот, устраняя остатки власти революционного периода. Но вместо того чтобы стать новым диктатором, он поступает менее амбициозо.
Политическая элита стала искать формулу установления стабильности на годы. И тут они бы, конечно, могли написать конституцию, но лидеры “контрреволюции” решили просто восстановить политическую систему, существовавшую до революции. Чтобы уже без крови обошлось. Король в изгнании Карл II Стюарт был готов ради обретения отцовского трона пойти на компромисс. Поэтому был просто восстановлен прежний дореволюционный режим (т. е. вернули старую конституцию), а перераспределение собственности было признано незыблемым.
В 1679 г. принимается “Хабеас корпус акт”, дающий гарантию от необоснованного ареста и вводящий принцип презумпции невиновности и неприкосновенности личности.
И все шло ничего 25 лет, пока не умер хитрый и популярный Карл II. Его брату Якову удалось за три года все испортить. Он распустил парламент и притеснял протестантов. Переворот 1688 г. (”Славная революция”) привел к власти голландца Вильгельма Оранского. Политическая элита призадумалась и решила, что просто “старую конституцию” надо дополнить некоторыми принципиальными моментами.
И был принят “Билль о правах” 1689 г. Тут вам и гарантия свободы слова, и свободных выборов, и запрет “жестоких и необычайных наказаний”... Король не может уже приостанавливать действие парламентских законов или держать без согласия парламента постоянную армию в мирное время. И дальше уже обошлось без переворотов. Все привыкли к термину “свободнорожденный англичанин”.
Вильгельм Оранский подписывает “Акт о веротерпимости”
И еще несколько штришков. В середине XVIII века равнодушие по отношению к британской политике королей из немецкой Ганноверской династии усиливает политические позиции Кабинета министров, который становится стабильным органом исполнительной власти. В XIX веке три избирательные реформы дадут право голоса всему мужскому населению страны, а 1920 г. — женщинам.
Ратификация конституции США 1787 года
Но, как это ни печально, в Британии так и не появится конституция как отдельный основной закон. Ибо “британская конституция” — это просто свод обычаев и прецедентов, накопившихся на протяжении восьмиста лет. Никто даже точно не назовет полный список документов, которые можно отнести к “британской конституции”. Однако ее многосотлетний “опыт” внимательно изучался теми, кто породил понятие “конституции” в современном виде. Монтескье, идеализировавший английское устройство, напишет про баланс трех ветвей власти, американские отцы-основатели, также воспитанные в английских традициях, сведут это все в 1787 г. в конституцию США. Которая и будет таковой в современном смысле: продукт Просвещения, которое переписывает прошлое наново и предлагает универсальные схемы, как жить дальше. Во Франции по конституциям будут вести отсчет периодов истории: Вторая Республика, Третья Республика.... Пятая...
Уместно спросить: а где же тут место нашего Филиппа Орлика? Кто-то же сказал, что это — первая Конституция? Сразу скажем, что это не было еще основным законом в современном смысле. По своему смыслу она ближе к Великой хартии или Золотым буллам: гарантиям прав сословий и комплексом обещаний со стороны избираемого гетмана. Это напоминало гарантии, которые давал избираемый король Сейму Речи Посполитой. Но в любом случае его “Пакты и установления” были неким “общественным договором” для Украины, т. е. “документом конституционного характера”, которых у нас ранее не было. Так что это очень весомый прецедент для самой Украины.
Государство “Войско Запорожское” строилось на ходу, принятие решений зависело от обычая или политической целесообразности, некие гарантии сословиям (казакам, церкви, городам, посполитым (крестьянам) существовали, но не были формализованы.
Государственное управление происходило из запорожских традиций, будучи перенесено автоматически в гражданский мир. Некие правила формулировали гетманские статьи, подписываемые с московскими царями, или иные трактаты. Но сформулировать это все как “внутренний документ” “общественного договора” — это, несомненно, новый этап политической и правовой культуры. Так что наш Орлик действительно заслужил себе место в национальном пантеоне.
