От древности до Гетманщины. Как в Украине рождалась коррупция

Древнейшее письменное упоминание о взяточничестве на территории Украины относится к III веку до н. э. Это знаменитая “Присяга гражданина Херсонеса”. В ней тщательно перечисляется, что законопослушный гражданин делать обязан, а что ни под каким соусом. Есть там и о взятках: “Не дам и не приму дара ко вреду города и сограждан”. Проблема, очевидно, была весьма животрепещущей, раз попала в довольно лаконичный текст.

Актуальность данного пункта успешно подтвердила история со взятием Херсонеса Владимиром Великим, когда судьбу осады решило предательство некоего Анастаса, пустившего стрелу с записочкой и планом водопровода. В последующих житиях говорится, что это деяние он совершил исключительно по указанию Господа, но, скорее всего, не обошлось без волшебного мешочка с золотом.

Впрочем, античные греки-херсонеситы — не совсем наши люди (они даже штанов принципиально не носили). Отечественная коррупция намного моложе и своими корнями уходит в былинные времена князей, богатырей и соловьев-разбойников.

В этот благословенный период коррупция была минимальной. Но не потому, что чиновники “не брали”, а исключительно по причине неразвитости едва вышедшего из родоплеменного состояния общества. Брать “по-крупному” еще не было кому. Все хоть чуточку серьезные вопросы решали лично князья. Но именно в эти патриархальные времена была заложена основа идеологии коррупционной системы, существующей и доныне. Речь о так называемом институте “кормления”, когда назначенные на места чиновники абсолютно открыто и законно кормились не за счет выплачиваемого из казны жалования, а за счет населения вверенной им территории.

Коррупционную мину под будущее собственноручно заложил славный князь Ярослав Мудрый. В своде законов, известном как “Руська правда”, за все без исключения преступления предусматривалось только одно наказание — выплата “виры” (штрафа). Сумма последней варьировалась в зависимости от тяжести содеянного. Вира полагалась как потерпевшей стороне, так и в казну. За сбор последней отвечали специальные чиновники — “вирники”.

Князь Ярослав свет Владимирович очень даже мудро (как ему тогда казалось) придумал переложить содержание княжьих вирников на подданных. В “Руськой правде” все, положенное на содержание вирников, очень тщательно и подробно регламентировалось. В частности: “А это закон при сборе виры: вирнику взять семь ведер солода на неделю, а также барана или полтуши говядины, или две ногаты; а в среду резану или сыры, в пятницу то же, а хлеба и пшена сколько смогут съесть... пусть вирники собирают виру не более недели”.

Залетных вирников, как видим, полагалось кормить всего семь дней в году (далее они перемещались на другую территорию), но начало было положено. Вскоре на принципах уже постоянного “кормления” начала строиться вся чиновничья вертикаль. Однако на территории нынешней Украины эта модель не успела прижиться.

После нашествия Батыя и периода ордынского владычества наши земли разделились между Великим княжеством Литовским (ВКЛ) и Польшей, где государственное строительство базировалось на несколько иных принципах. А вот на Московских землях, наоборот, “кормление” расцвело махровым цветом и стало основой государственного механизма.

Под сенью Магдебургского права

В условиях польского владычества и ВКЛ, а позже Речи Посполитой власть короля/великого князя и, соответственно, представляющих их чиновников никогда не была абсолютной. Помимо того, почти все города и местечки, где собственно и протекала общественная, экономическая и политическая жизнь, обладали Магдебургским правом. Жители “магдебургских” городов, освобождались от феодальных повинностей, от суда и власти воевод, старост и других государственных чиновников. Вместо этого создавался выборный орган самоуправления — магистрат.

Магистратские чиновники хоть и коррумпировались, но с оглядкой и не “зарываясь”. Сдерживающим фактором служила сама структура средневеково-ренессансных городов Украины, которые были преимущественно поликонфессиональны и полиэтничны. Соответственно, представители каждой из национально-религиозной общин тщательно контролировали деятельность выборных от соседей. На евреев, правда, блага Магдебурского права официально не распространялись, но это только официально. Кроме того, многочисленные ремесленные цеха тоже очень внимательно следили как за соблюдением прав своих членов, так и за расходованием собранных с них налогов. Вокруг магистратских чиновников было столько заинтересованных и внимательных глаз, что все нынешние НАБУ, САП и НАПК нервно курят в стороне.

Если кто излишне наглел, то люстрация порой была очень жесткой. Например, в 1625-м киевского войта Федора Ходыку-Кобизевича просто утопили в Днепре.

Разгулу коррупции препятствовало и разделение властей. Речь не о классической триаде “законодательная-исполнительная-судебная”. Почти все города и местечки Украины находились в феодальной собственности. Дидычи (владельцы) в дела магистратов обычно не вмешивались, но, в случае чего, выступали в роли арбитров. Кроме того, существовала центральная власть и ее представители на местах. Не следует забывать и о власти церкви: католические епископы диктовали свою волю даже магнатам, а уж местечковый магистрат могли “построить” одним движением брови.

Увы, назвать картину “благостной” было бы проявлением безудержного оптимизма. Чиновники брали, воровали и “пилили”. Приблизительно в означенное время в недрах магистратов родилась древняя чиновничья мудрость, успешно используемая и сегодня: “Хочешь украсть большие деньги — затей большое строительство”.

Учитывая, что едва ли не единственным “большим строительством” было возведение или реконструкция городских укреплений, на “распил бюджета” накладывалось еще одно существенное ограничение.

Все, наверное, знают бородатый анекдот о некоем чиновнике, запустившем руки в бюджет, выделенный на ремонт дорог. За украденные деньги персонаж тут же купил навороченный Rolls-Royce и всего за один день “убил” его на ямах дороги, которую должен был отремонтировать.

С башнями и стенами подобный сценарий не рассматривался: при откровенной халтуре вор рисковал лишиться не только кареты, но и дома, имущества, а также жизни — регулярно наведывающиеся в гости татарские отряды выступали самыми лучшими и неподкупными контролерами качества выполненных работ.

К концу XVI в. чиновники то ли осмелели, то ли распоясались, то ли выработали новые схемы, но коррупция на наших землях расцвела буйным цветом. Сложившуюся ситуацию в изданном на руськом языке “Катехизисе” (1562) описал известный просветитель Симон Будный: “Врадники (руководители. — Авт.) забывають посполите позванья або повинностей своих, — жжет глаголом Будный. — То есть не памятують иже мають буты до подданых, яко отци до своих детей, и бывають открутники, мучители, лихаимцы або лупежники, и иншие тяжкие трудности подданым чинять”

Несмотря на всю свою образованность и просвещенность, Симон Будный даже не задумывался о том, что с произволом чиновников нужно бороться путем принятия соответствующих эффективных законов, а не взыванием к совести.

Интересные свидетельства о коррупции в Речи Посполитой оставил руський (украинский) купец Семен Волковский-Овсяный, подрабатывающий легальным шпионом царя Бориса Годунова. Купчина знаменит тем, что первым сообщил в Москву о появлении в Речи Посполитой убиенного царевича Дмитрия (Лжедмитрий I). Сохранилось несколько писем, адресованных Волковским-Овсяным царю Борису. В частности, он пишет: “К Остру (ныне город в Черниговской обл. — Авт.) приеду и пану старосте подарки давай, и самой пани, и слугам, и всякому человеку поддабривайся... И к Киеву приехавши та же беда: усяк видит, что я тебе, государю служу, тож всякий приказный и слуги его ко мне дерутся: они понимают, что я у тебя государя безсчетно казну беру за свои службы...”

Из послания видим, что по состоянию на 1604-й любой мелкий чиновник (”всякий приказный”) и даже их слуги нагло требовали взятки. Впрочем, есть все основания считать это преувеличением — большая часть переписки шпиона с царем посвящена жалобам купчины на полное обнищание и требованиям все новых и новых выплат. Можно смело предположить, что свои расходы на раздачу взяток пройдоха завышал минимум в три-четыре раза.

Если коррупция чиновников нижнего и среднего звена времен Речи Посполитой кое-как контролировалась, то наверху царил полный беспредел. Взятки массово раздавались даже при выборах королей. Например, саксонский курфюрст Фридрих-Август, чтобы стать королем Речи Посполитой Августом II Сильным, потратил более 10 млн гульденов на подкуп контролирующих Элекционный сейм магнатов. Чуть ранее королева Мария Луиза Гонзага, супруга Владислава IV, открыто распродавала правительственные должности.

В Московии вирус коррупции множился на субстрате абсолютной власти царя и произволе его чиновников, в поздней Речи Посполитой ситуация была противоположной: коррупция и беззаконие подпитывались импотенцией и слабостью королевской власти.

В результате всевластия магнатов и абсолютной неуправляемости средней и мелкой шляхты Речь Посполитая постоянно балансировала на краю сползания к полной анархии. Магнаты на своих землях вообще чувствовали себя никому неподвластными единоличными хозяевами. Их состояния и личные армии часто превышали таковые у короля, не зря их называли “крулевентами” — “корольками”. Королевская казна, в отличие от магнатских сокровищниц, часто бывала абсолютно пустой — даже мелкая шляхта игнорировала такую глупость, как налоги. Когда в 1673-м умер король Михал Корибут Вишневецкий, в казне не нашлось даже денег на организацию его похорон. При этом “крулевенты” огромные деньги тратили на пиры и безумные развлечения.

Яркий пример — свадьба дочери коронного гетмана Адама Сенявского Софии. Ее гуляли 3 августа 1724-го во дворце львовских архиепископов, что на площади Рынок. Вершиной расточительства стало излияние из четырех водосточных труб дорогущего венгерского вина — бурными потоками на протяжении целого часа оно текло прямо на мостовую. Простые львовяне сначала остолбенели от такого аттракциона, но потом быстро сориентировались и начали собирать ценный напиток во все подручные емкости, включая шляпы.

К началу XVII в. полностью деградировала и судебная система. Даже в судебных разборках между шляхтичами редко удавалось найти управу на обвиняемого, если тот пользовался покровительством какого-нибудь магната, не говоря уже о том, когда беспредельничали сами магнаты. Здесь даже обращения к королю не помогали. Традиционными стали вооруженные набеги на земли и владения неугодных или более слабых соседей. Если даже удавалось осудить таких в судах, это помогало мало. Яркий пример — некий шляхтич Самуэль Лашча, неоднократно приговоренный к лишению шляхетского достоинства, конфискации маетностей и изгнанию за пределы Речи Посполитой. Предания гласят, что пан Лашча ходил в плаще, подбитом вместо меха текстами судебных приговоров.

Напомним, что с нападения Даниэля Чаплинского на принадлежащий Богдану Хмельницкому Суботов началось восстание, ставшее началом конца Речи Посполитой.

Священнослужитель, писатель и историк Шимон Старовольский (1588-1656 гг.) в своем обличающем падение нравов произведении Lament Utrapiony Matki Korony Polskiej писал: “В судах у нас завелись неслыханные поборы, подкупы; наши войты, лавники, бурмистры — все подкупны, а о доносчиках, которые подводят невинных людей в беду, и говорить нечего. Поймают богатого, запутают и засадят в тюрьму, да и тянут с него подарки и взятки”.

И там же: “Если же найдется такой смельчак, что не покорится и не оставит иска, так его убьют или утопят, а имущество его отдадут другим, угодникам панским. Убитого обвинят — будто он бунтовщик, хотел бежать в опришки, на границе воровство держал и т. п. И не мудрено было поступать таким образом старостам, когда привилегию на староство выхлопотать стоило дороже, чем приносимый староством годовой доход...”

Тем не менее следует уточнить, что и в ВКЛ, и в Речи Посполитой коррупция оставалась на среднеевропейском уровне и никогда не была главным составляющим государственной машины.