Операция прикрытия “Шельф”

Что и говорить, неделя началась беспокойно. В минувшую субботу “Роснефть” и ВР подписали соглашение об обмене акциями и еще подтвердили соглашение 2006 года по совместному освоению арктического шельфа. И пока журналисты по привычке что-то вяло сочиняли про открывающиеся перспективы и заодно пытались понять разницу между геологическими и извлекаемыми запасами, в политических кулуарах созрел настоящий скандал, который рванул в понедельник.

От количества фамилий англо-американских сенаторов, конгрессменов и всяких прочих омбудсменов, сделавших заявление для прессы в понедельник, с непривычки рябит в глазах. Западные издания, поддерживаемые “экологами всего мира”, в едином порыве резко критикуют сделку, правда непонятно, кого именно: то ли ВР, то ли “Роснефть”, то ли весь арктический шельф. ВР при этом выставляют чуть ли не предателем родины, несут какой-то бред про энергобезопасность и поставки для армии: можно подумать, что нефтепродукты из нефти, добытой в Арктике, в двигателе танка или самолета гореть не будут. Или, например, когда Exxon/Mobil нефть по “Сахалину-1” получает, то это безопасно, а вот если ВР будет продавать нефть из Арктики — это явно государственная измена. И главное, все равно остается совершенно непонятным: чего они все так разорались?

ВР и “Роснефть” вообще-то давно работают на шельфе Сахалина, а меморандум по освоению шельфа Арктики подписали еще в 2006 году. И тогда данный факт прошел совершенно незамеченным экологами всего мира, а также политиками Соединенного Королевства. Чтобы все более или менее стало на свои места, надо иметь в виду две вещи. Главное здесь, конечно, — не шельф, а акции. Будет ли в итоге (и когда именно) разрабатываться арктический шельф — еще бабушка надвое сказала, а акции — они уже практически обменены. Это факт, который далеко не всем нравится на туманном Альбионе, да и в США тоже. Вернее сказать, он вообще никому не нравится, кроме самой ВР и её акционеров. Сделка ВР с “Роснефтью” расстроила планы очень многих важных персон в нефтегазовых компаниях и политических кругах США. Поэтому на ВР, конечно же, давят и будут давить в будущем. Примерно так же, как давили на Acelor, когда хотели сорвать её объединение с “Северсталью” в 2006 году. А англосаксонская политическая культура устроена таким образом, что когда что-то подобное происходит, все вокруг говорят о чем угодно, кроме того, что представляется действительно важным.

Весной и летом 2010 года, когда в Мексиканском заливе вовсю ликвидировали последствия аварии, только ленивый не говорил о том, что дни ВР сочтены и уж в прежнем своем виде компания точно существовать не будет. Ситуация с ВР, сложившая после аварии, существенно ослабила её политические позиции и сделала её уязвимой для враждебного поглощения. Летом ходили упорные слухи о том, что компанию купит Exxon Mobil, называли также и Chevron, но в любом случае это могла бы быть только одна из крупных американских компаний-“мейджоров”. Дело даже не столько в действительно больших деньгах, необходимых для ликвидации последствий аварии.

Дело в том, какой оборот получила история с разливом нефти. Американские власти, что называется, воспользовались моментом и возложили всю полноту не только финансовой, но и политической ответственности на ВР. Например, в июле 2010 года власти США официально потребовали от ВР сообщать обо всех крупных сделках с активами, объяснив между строк, что работать в Северной Америке ВР как прежде не сможет. Менеджмент ВР даже одно время рассматривал вариант ребрендинга своих американских подразделений и выхода на рынок под брендом AMOCO — американской нефтяной компании, которую ВР поглотила в 2000-м году.

Менеджмент ВР, конечно же, такая ситуация не могла радовать, и потому компания всю вторую половину 2010 года предпринимала активные оборонительные действия. Очевидным шагом в этой связи была распродажа активов, затеянная для того, чтобы выручить средства для устранения последствий аварии и покрытия издержек по судебным искам. СМИ сообщили, что за 2010 год ВР договорилась о продаже активов на $21 млрд, причем все продажи активов осуществлялись в основном компаниям, которые на мировом нефтяном рынке относятся ко второму—третьему эшелонам, и продажа им активов глобального расклада сил между “мейджорами” не меняет.

Вторым направлением был поиск лояльного стратегического инвестора, объединение с которым позволило бы избежать враждебного поглощения. На фондовом жаргоне это называется “белый рыцарь”, хотя, по правде сказать, рыцаря в данном случае искали скорее сумасшедшего, поскольку он должен был удовлетворять двум взаимоисключающим критериям. С одной стороны, при возможном конфликте с американскими компаниями однозначно быть на стороне менеджмента ВР и иметь достаточно сил и наглости, чтобы противостоять давлению. Вместе с тем инвестор должен особенно не влезать в текущее управление, чтобы появление нового акционера катастрофически не затрагивало бы интересов менеджмента ВР. Только в этом случае ВР сохраняла бы свою независимость и могла продолжать работать в прежнем режиме.

И таким рыцарем стала “Роснефтьс, которая не только обменялась акциями с ВР на выгодных для англичан условиях, но и значительно осложнила американским конкурентам дальнейшие шаги по поглощению.

Структура акционерного капитала ВР раскрывается только в общих чертах, но даже на основе такой скудной информации можно сделать определенные выводы: 40% акций компании принадлежит, условно говоря, англичанам (если точнее — резидентам Соединенного Королевства). Это, в основном, собственно говоря, “старое” ВР, акционеры которого изначально держали акции, некоторые возможно ещё с тех времен, когда она была “Англо-Иранской нефтяной компанией”. 39% акционеров — это резиденты США, то есть в основном акционеры АМОСО, поглощенной ВР в 2000-м году.

Таким образом, между английскими и американскими акционерами практически был паритет. После появления “Роснефти” с её чуть более 5% данный паритет будет нарушен и, естественно, в пользу англичан. Более того, если английские акционеры ВР вдруг захотят полностью игнорировать мнение американцев, им достаточно будет провести допэмиссию в пользу “Роснефти” еще процентов на 5—7 (например, еще раз поменяться акциями, благо “Роснефть” вроде бы и не против), и тогда американцы будут фактически вовсе устранены от управления компанией.

При этом, поскольку рентабельность деятельности “Роснефти” даже в лучшие для ВР времена была выше раза в 2—2,5, а теперь так и во все 6—8 раз, такой обмен с точки зрения акционеров ВР можно только приветствовать. Для ВР это очень выгодно: свои “плохие” акции они меняют на “хорошие”. Именно поэтому американские СМИ столь негативно реагируют на сделку. Англичане, провернув данную комбинацию, фактически прошли между Сциллой и Харибдой: и независимость сохранили, и ощутимые выгоды получили. Однако наверное неправильно будет считать, что ВР уже решила все свои проблемы и может почивать на лаврах.

Во-первых, американцы не сдаются и продолжают гнуть свою линию. В декабре 2010 года в прессу просочились оценки Goldman Sachs, что расходы ВР на ликвидацию последствий аварии могут составить не $30 млрд, а $70 млрд. Откуда возьмутся еще $40 млрд? Вполне понятно откуда: в американские суды будут оперативно поданы иски на возмещение ущерба. Мне лично это неуловимо напоминает “дело “Юкоса” — вероятно нефтяной бизнес живет по общемировым законам. Просто в случае с ВР это будет сделано более аккуратно и, если так можно выразиться, “процедурно”: англосаксы хорошо умеют придать внешне благообразный вид практически любой пакости.

Кроме того, надо помнить о том, что “Роснефть” идет на сделку, исходя, прежде всего, из стратегических и даже политических соображений, и в роли “сумасшедшего рыцаря” будет выступать только до поры до времени. Да, она в случае чего может финансово поддержать своего нового партнера, поменяв акции или оперативно прикупив какой-нибудь не очень нужный актив по приличной цене. Но в конечном итоге у российской “нефтянки” есть свои стратегические интересы, и ВР рано или поздно столкнется с тем, что эти интересы надо будет учитывать.

В чем же, собственно говоря, заключаются эти самые российские интересы?

Россия, добывая сегодня около 500 млн тонн нефти в год, сама потребляет около 120—130 млн тонн, остальное экспортирует. И если в ходе развития экономического кризиса реализуется сценарий, предусматривающий стагнацию, а может быть и спад потребления нефти, вопрос об обеспечении надежных рынков сбыта станет не просто крайне важным, а, можно сказать, критическим.

До сих пор покупки российскими компаниями отдельных downstream активов в Европе (например, “Лукойл” — НПЗ в Нидерландах и Италии, “Сургутнефтегаз” — доли в компании MOL и т.д.) были, скажем так, ограниченно эффективными, поскольку не обеспечивали устойчивого контроля над рынком сбыта.
В ситуации с ВР, если, конечно, она пойдет по благоприятному для российской стороны сценарию, такая стабильность может появиться. Ведь ВР — это не MOL какой-нибудь. Это серьезный выход на рынок ЕС, да и другие региональные рынки, которые действительно нам нужны. Правда, имея в виду складывающуюся ситуацию вокруг ВР, сегодня нельзя дать гарантий относительно того, что все пойдет так, как нужно российскими нефтяникам. Но это уж, как говорится, время покажет.

Равно как и то, есть ли на Арктическом шельфе ожидаемые гигантские запасы, можно ли их коммерчески эффективно разрабатывать и в какие сроки удастся это сделать. Арктический шельф сегодня — это, с одной стороны, выражаясь языком спецслужб, операция прикрытия, а с другой — мечта. После последних событий все настроены крайне романтично и мечтают о полярных сияниях, ледокольном флоте и больших контрактах. Это, безусловно, прекрасно. Главное только, чтобы только в результате не вышло так же, как в Мексиканском заливе.

     Дмитрий АДАМИДОВ