Чем ближе провозглашение Вселенским патриархатом долгожданной украинской автокефалии, тем очевиднее, что ее получения добивались несколько разных социальных групп, притом с совершенно разными целями. Временными союзниками эти группы оказались только на короткий срок и в силу стечения множества обстоятельств. Сам конфликт тоже не сводится к одному только вопросу: быть или не быть украинской автокефальной церкви, а состоит из нескольких конфликтов, спроецированных друг на друга.
Время расходящихся путей
Объявление Томоса, которое многим представляется чем-то вроде приезда Санта-Клауса на санях, полных подарков, вот-вот свершится. Все уже готово. Текст Томоса написан. Архиерейский собор подтвердил право Константинопольского патриархата предоставлять автокефалию без согласия других церквей. В Украину назначены константинопольские экзархи. Но провозглашение Томоса еще не означает окончания борьбы за контроль над украинскими православными и за место церкви в нашем обществе. Он лишь изменит расстановку сил, и к этому нужно быть готовыми. В частности, ясно осознавая свои интересы в этом противостоянии и то, как они могут быть защищены.
Роль и место церкви в нашей жизни
Что такое церковь? Не православная или христианская, а любая. Попробуем разобраться в этом вопросе.
Даже если вы верите в бога, церковь богу не равна. Она лишь утверждает, что способна транслировать нам божью волю и передавать наверх наши пожелания. То есть церковь выступает как провайдер. Причем качество связи с высшими силами с практической точки зрения поддается оценке. Если вмешательство церкви помогает организовать жизнь лучшим образом, чем это удается без нее, значит, она играет позитивную роль.
Это верно даже тогда, когда мы не считаем, что через церковь общаемся с богом, или вообще не верим в бога. В любом случае церковь дает нам форму социальной организации, которая бывает полезна обществу, бывает нейтральна, но может и причинять вред. И всякая религия, завоевавшая себе нишу на рынке таких услуг, на каком-то этапе действительно меняла жизнь к лучшему — иначе бы не добилась успеха. Однако это не означает, что она продолжает играть позитивную роль и в наши дни.
Общество, роль церкви в нем и сама церковь меняются, приспосабливаясь к переменам. Иногда церкви удается сохранять за собой позитивную роль, чаще привитые ей правила поведения остаются, но уже вне связи с ней, не нуждаясь в церковной поддержке. Бывает и так, что старые правила, когда-то полезные, благодаря которым церковь завоевала себе признание, в новых условиях вредны.
А еще всякая церковь, как и любой социальный институт, имеет внутреннюю иерархию, в которой возвышение над положением рядового члена общины обеспечивает прирост социального статуса и материальные выгоды, иной раз немалые. Как следствие, теряя влияние, церковь пытается сохранить свое положение в обществе любой ценой, в том числе и предпринимая асоциальные действия и становясь противоположностью тому, чем она была в фазе роста. Причем служители культа, борясь за сохранение своих привилегий, могут заходить очень далеко, не останавливаясь и перед разжиганием войн, геноцида и массовых репрессий. С другой стороны, это типично и даже нормально для любой корпорации, чьи внутренние интересы вступили в конфликт с интересами остального общества, церковь в этом плане ничуть не хуже других.
Все эти положения очевидны и даже банальны. Но в силу этой своей очевидности часто выпадают из поля зрения.
Церковь в наши дни
Есть непреложный закон: чем образованнее общество — тем меньше в нем роль институализированных религий. Это не значит, что в нем всегда торжествует атеизм: бывшие прихожане или их потомки могут переходить и в категорию граждан, верящих в существование неких Высших сил, но отвергающих церковь в качестве посредника в общении с ними. Но, так или иначе, традиционные религии по причине отставания от современной жизни переживают кризис в развитых странах. Число их последователей сокращается, и это беспокоит церковных иерархов.
Причины отставания понятны. Если вы не опираетесь на рациональное знание, а манипулируете эмоциями и страхами, то обретаете почву, только опираясь на традицию. Мол, отцы-деды жили, и нечего нам выдумывать что-то новое, а то будет плохо. То есть любая церковь по самому своему устройству инертна и консервативна. Но ей приходится выстраивать свои отношения с новыми сторонами жизни: либо признавать их, меняясь самой, либо выступать против, стремясь законсервировать более или менее комфортную для себя ситуацию.
А еще, чем образованнее общество, тем сложнее оно устроено. Чем сложнее устроено, тем менее склонно к насилию, нарушающему тонкие связи в социуме. Чем менее склонно к насилию и образованнее, тем меньше возможностей у церковных иерархов собрать большую и злобную толпу и натравить ее на своих противников. И разница в агрессивности между исламом и христианством вовсе не в догматике — в христианских текстах тоже хватает призывов к насилию и его оправдания. Разница в том, что в распоряжении христианских иерархов нет сегодня такого количества озлобленных и невежественных фанатиков, каким располагают их мусульманские коллеги. А когда такие фанатики у них были в достаточном количестве, то они вели себя точно так же, как ведут себя исламские экстремисты сегодня.
Иными словами, считать церковь организацией, сеющей добро и свет, — большая ошибка. Это очень корпоративный бизнес, в котором вращаются крупные деньги, с жестокими нравами внутри корпорации. Такая корпорация всегда готова ради прибыли сотрудничать с кем угодно и легко прибегает к насилию, если имеет такую возможность. И те, кто не хочет, чтобы на площадях жгли и побивали камнями для начала ведьм и ЛГБТ, а в дальнейшем просто всех шибко умных и уже потому потенциально опасных для церкви, заинтересованы в ограничении роли церкви в светской жизни. А тем, кто этого хочет, рост влияния церкви, несомненно, на руку.
Но где граница между теми, кто этого хочет и кто не хочет? В сложно устроенном обществе люди менее склонны к насилию, поскольку оно рвет сложные связи и общество идет вразнос. Они должны уметь договариваться друг с другом: понимать свои интересы, быть способными понять интересы других и на этой основе находить компромиссы. Такие люди — хорошие переговорщики, они не сдаются без борьбы, но умеют вести игры с ненулевой суммой, избегая прямого конфликта, либо, если конфликт неизбежен, умеют, не прибегая к прямой силе, использовать силу закона. А человек пещерный этого не умеет. Он решает проблемы при помощи насилия. Если же он нарывается на кого-то, кто сильнее его, то либо гибнет, либо подчиняется, принимая правила, навязанные победителем. И таких в нашем обществе пока еще большинство. Поскольку “совок”, из которого мы едва-едва выходим, был обществом крайне примитивным, а война, которую нам приходится вести, чтобы не быть проглоченными дикарями-соседями, тоже не способствует смягчению нравов.
Иными словами, сегодня Украина — лакомый кусок для любой церкви, способной укорениться в ней. Ей будет на кого опереться.
Да, и еще: Константинопольский патриархат принял решение о предоставлении УППЦ Томоса исходя из своих собственных интересов, а вовсе не в интересах Украины или украинских церковных иерархов. Об этом тоже всегда следует помнить.
Дела светские
РПЦ изначально создавалась Иосифом Сталиным на месте уничтоженной им церкви Российской империи как составная часть советских спецслужб. Она и сегодня остается частью спецслужб враждебного нам государства, стоя в одном ряду с ФСБ, СВР и ГРУ.
Сомнительное происхождение РПЦ позволяет оспаривать ее право называться церковью вообще. Но высшие иерархи УПЦ КП, вышедшие из той же РПЦ/СССР и с тем же сотрудничеством с КГБ в бэкграунде, предпочитают обходить этот неприятный вопрос стороной. Их критика РПЦ ограничена тем, что она является государственным инструментом России в настоящее время и наряду с армией и спецслужбами используется Кремлем для войны против Украины. В свою очередь, РПЦ пытается утверждать, что она вне политики. Для человека, знакомого с темой, это звучит крайне неубедительно. Но такая позиция удачно встраивается в общую схему идеологической войны, которую Москва ведет против нас.
Схема эта с 2014 г. претерпела некоторые изменения. Кремль стал работать тоньше, он уже согласен на Украину, лавирующую между Россией и Западом. Проклятия в адрес “хунты” и “фашистов” задвинуты в тень, уступив место рассуждениям о том, что “мышебратья”. А что может быть естественнее для “мышебратьев”, чем примиряющая их общая церковь? С учетом усталости от войны, неизбежно нарастающей в нашем обществе, такая пропаганда может иметь успех.
В свою очередь, иерархи будущей УППЦ — выходцы из УПЦ КП и УАПЦ, видят в ситуации шанс не только постепенно перехватить поле, с которого сегодня снимает урожай УПЦ МП, но и расширить его, оседлав патриотическую волну.
Но общеукраинские задачи отличаются от корпоративных задач УППЦ. Да, интересы укрепления независимости Украины и формирования украинской нации требуют, чтобы УПЦ МП как инструмент российских спецслужб прекратила свое существование. Но лекарство от УПЦ МП не должно причинить больший вред, чем болезнь. А между тем УППЦ пытается усилить свое влияние именно на светскую жизнь всеми мыслимыми способами.
За конкретными примерами такой активности УППЦ (пока еще УПЦ КП и УАПЦ) далеко ходить не придется. Сегодня в ВСУ пытаются создать институт военных капелланов исходя из того, что а) священники тоже патриоты и хотят вносить свой вклад в защиту Украины; б) среди военнослужащих много верующих. Оба аргумента кажутся убедительными — но лишь на первый взгляд, рассыпаясь при внимательном рассмотрении. Во-первых, патриоты-священники могут, если пожелают и получат на то благословение своего епископа, временно сложить с себя служение и пойти добровольцами на должности, не предполагающие ношения оружия, что прямо запрещено им по церковным канонам. Или, как вариант, могут, продолжая служить, оказывать армии волонтерскую помощь, которая всегда нужна и может иметь самые разные формы. В том числе и в качестве священника-волонтера. Но капеллан в штате, в офицерском звании и с офицерскими полномочиями, то есть замкомандира по воспитательной работе с личным составом — психолог, готовящий солдат к убийству и к собственной смерти, в статусе священника, — это уже немного о другом.
Во-вторых, в ВСУ служат очень разные люди. Среди них есть любители кошек, собак, аквариумных рыбок, обмена сексуальными партнерами, БДСМ, нетрадиционных культов, ЛГБТ, филателисты и нумизматы, представители разных политических партий и бог весть кто еще. Но это не причина вводить в армейский штат все перечисленные клубы по интересам, не так ли? Так почему же тогда УППЦ должна пользоваться преимуществом? То, что у нее больше последователей, вовсе не очевидно. И если даже их больше — что с того? У нас нет государственной религии, это частное дело. Вот когда будет государственная религия, тогда и поговорим. А пока — пишите в Раду законопроекты.
К теме государственной религии мы вернемся чуть ниже, пока же отметим, что усиление в светской жизни роли церкви, пусть даже ультрапатриотичной УППЦ, отбросит Украину в прошлое. К тому же оно отбросит нас и от Европы, в которую мы вроде бы стремимся — ведь мы же в нее все еще стремимся, да? Если вас устраивает такой поворот, поздравляю, вы в шоколаде. А если не устраивает, то самое время подумать о том, как направить энергию УППЦ только на вышибание РПЦ/ФСБ вон из Украины и на поглощение УПЦ МП/ФСБ, одновременно минимизируя ее возможности на других направлениях.
Сделать это необходимо как можно скорее, поскольку, как гласит поговорка, у попа сдачи не бывает. Церковь — очень газообразная институция, она всегда стремится заполнить весь доступный ей объем, и это может вызвать у вас сильное удушье.
Как это делается в других странах
Для ограничения нежелательного влияния церкви есть два пути: в лоб и в обход. Путь в лоб: полный запрет любой религиозной пропаганды. Как во Франции, где в 1905 г. был принят закон о разделении светского государства и церкви, объявивший светское мировоззрение достоянием французского общества. Во Франции запрещено вести с детьми разговоры о религии и проповедовать ее в школах любыми способами. То есть церковь во Франции может оперировать только внутри церковной ограды, и даже возможности зазывать туда случайных прохожих для нее ограничены.
Путь в обход: государственная религия. Вопреки распространенному заблуждению, государственная религия не означает ее обязательное исповедание всеми лояльными гражданами и обязательное преподавание Закона Божьего в государственной версии. Закон можно прописать по-разному. Пример — Великобритания, государственная религия — англиканская. Она пользуется прямой поддержкой государства, но это помимо прав возлагает на нее и обязанности. И хотя, согласно опросам, только 14% британцев связывают себя с англиканской церковью по сравнению с 31% 15 лет назад, англиканские иерархи воспринимают это относительно спокойно, поскольку их положение гарантировано законом. Но этим же законом оно и регламентировано.
Прочие религии допускаются, но предоставлены сами себе и поддержкой государства не пользуются, что сразу превращает их в аутсайдеров.
Англиканская церковь, как и другие протестантские, была придумана для ограничения непомерного влияния католичества. Результаты — налицо: самые успешные страны — протестантские.
Предвидя возражения, мол, в России идут тем же путем, усиливая роль церкви в светской жизни, отвечу — нет, это не так. В России в духе “государства-спецоперации” на церковь, официально отделенную от государства, сваливают самую грязную работу по примитивизации общества, а государство при этом формально вроде бы и ни при чем. При этом Кремль действительно делает ставку на клерикализацию общества и усиление влияния РПЦ, которой, в свою очередь, он управляет через спецслужбы. Это совсем иной путь.
Честный же договор — государственные гарантии иерархам в обмен на право контролировать и разумно ограничивать их аппетиты — может стать хорошим выходом в нашей ситуации. Государство получит возможность регулировать вмешательство церкви в светскую жизнь до желаемого уровня, а также законный повод поддерживать свою церковь в противостоянии с иностранными конкурентами в той степени, в какой это будет отвечать интересам всей Украины.
