Новый национализм. Как мы научимся жить без страха перед коронавирусом

Уже очевидно, что, несмотря на коварство нового вируса, он не способен убить все человечество. Зато способен сократить население, прежде всего — слаборазвитых и социально отсталых стран, но не только их: ту его часть, которая из-за низкого качества жизни и отсутствия культуры заботы о своем здоровье имеет низкий уровень иммунитета.

Осложненные страхом

Иными словами, современные элои получили шанс избавиться от бесполезных морлоков -  не от всех подряд, а лишь от особо диких и тупых, как обитающих на периферии Универсума, так и засоряющих собой его центральную часть. 

Тот факт, что при этом погибнет и некоторая часть представителей правящих классов, не имеет значения. Во-первых, они могут существенно повысить свои шансы на выживание. К тому же все мы, в конце концов, смертны и полной безопасности не существует вовсе. А во-вторых, мы обсуждаем глобальный подход, при котором все они — лишь единички в мировой статистике.

Но смерть непосредственно от вируса, сравнительно, к примеру, с мором в разгар Юстиниановой чумы, сегодня до смешного маловероятна даже для малообеспеченных слоев населения. Страх перед эпидемией непропорционален прогнозу прямых потерь — но он налицо и даже перевесил страх перед прямыми экономическими убытками. Имя ему — страх перед потерей управления.

Дело в том, что начиная с 10-12% потерь, уложившихся в относительно короткий отрезок времени, всеобщая паника приводит к параличу управляющих структур, прежде всего силовых, работники которых начинают заниматься самоспасением. Судя же по развитию ситуации в Италии, на такую цифру и вышли бы развитые страны при отказе от карантинных мероприятий, поскольку дефицит кислорода, аппаратов ИВЛ и любой медицинской помощи при обвальном росте числа заболевших вырос бы в разы, подняв планку смертельных случаев.

Конечно, чем более авторитарен и политически самоизолирован режим, тем больший уровень потерь он сможет пережить, сохраняя контроль над ситуацией. Но, с другой стороны, тем, как правило, ниже при таком режиме и качество жизни — и тем большие потери угрожают ему при отказе от карантина. Иными словами, все государства, кто раньше, кто позже, но все были вынуждены пойти на карантинные меры и перекрытие границ. Государственная бюрократия действовала при этом не из человеколюбия, которого она лишена по своей природе, а из чисто прагматических интересов.

Эти решения зачастую шли вразрез с интересами другой глобальной бюрократии — корпоративной. В силу особенностей устройства корпораций их бюрократия менее уязвима к потере управления из-за всеобщей паники, но более — к ударам по логистике. Впрочем, интересы этих сил не полярно противоположны, а, напротив, плавно перетекают друг в друга: государство тоже несет ущерб от ударов по логистике, а корпорации опасаются неконтролируемой паники.

Что же до масс, то при малых потерях их реакция формируется СМИ, которые контролируют государство, корпорации и лишь в ничтожном числе случаев — гражданские организации, почти не способные влиять на ситуацию. Слабость гражданских объединений усугубляется ещё и тем, что все они по факту через те же СМИ в большой степени манипулируемы государственными или корпоративными структурами и не способны даже ясно сформулировать интересы той части общества, от имени которой выступают, не смешивая их с интересами государства и корпораций. Иными словами, гражданской составляющей влияния на общественные настроения в эпоху пандемии можно пренебречь.

По мере роста потерь управляемость масс через СМИ ухудшается. Начинаются процессы атомизации и деструктуризации общества. На первом этапе это неизбежно порождает те же явления, к которым приводит и карантин: развал производства, а следом и мировой логистики, с той лишь разницей, что он носит уже неконтролируемый характер, приводя на следующем шаге к обрушению всех структур, от более сложных к более простым. В итоге и государственные, и корпоративные центры управления перестают контролировать ситуацию, запираясь в небольших анклавах, а общество превращается в массу небольших групп, ведущих борьбу за выживание на развалинах цивилизации.

Оценка сочетания летальности вируса, состояния массовой медицины, в том числе и в развитых странах, и сложности современного общества делала такой сценарий вполне вероятным в масштабах всего мира. И потому мировой карантин был запущен, несмотря на то что все понимали: платой за него станет мировой экономический кризис.

От утрат карантин не спасет, но он растянет неизбежные потери — где большие, где меньшие, в зависимости от состояния здоровья населения и возможностей медицины, — на относительно длительный срок, позволив не допустить паники и удержать массы под контролем.

Тон задает Китай

Поскольку эпидемия началась в Китае, стране, в силу исторических причин имеющей, наряду с США, ключевое значение в большинстве мировых производственных цепочек, общий тон и размах карантинных мер был задан именно Пекином. Естественно, что меры эти были спланированы исходя из интересов и специфики Китая, страны во всех отношениях очень своеобразной, управляемой верхушкой КПК, тесно срощенной  с главами китайских корпораций,  и отражали реальные возможности китайских властей, высокий уровень их компетентности, который нельзя не признать независимо от отношения к принятым в Китае методам управления, и, наконец, большую неопределенность, имевшую место в момент начала эпидемии, когда возбудитель еще не был выделен и изучен.

Меры эти включали приостановку ряда производств и прекращение поставок продукции, что, с учетом глобального характера китайской промышленности, дало эффект домино по всему миру.

Сейчас Китай аккуратно смягчает карантинные меры, приводя их в соответствие с реальной угрозой потери контроля и исходя из того, что часть населения все равно умрет и ей нельзя помочь. Можно лишь растянуть этот процесс во времени, предложив для успокоения общества какую-то имитацию, взамен действенного лекарства , или что-то ещё — всё, что угодно, лишь бы избежать паники.

Такая пошаговая отмена карантинов во всем мире неизбежна — в противном случае речь пойдет уже не о кризисе, а об экономической и гуманитарной катастрофе со сваливанием в тот же хаос, с той же потерей управления и распадом государств. Но даже следуя за Китаем и начав осторожно снимать карантины, невозможно отменить уже запущенный кризис, тяжелый и длительный, с глубокими последствиями, позволяющими говорить о появлении нового мира. Впрочем, этот кризис был неизбежен, предсказан ещё в 2003 г., и пандемия сыграла лишь роль детонатора. Причина же кризиса в том, что мировая экономика, пойдя по пути экспорта производств из развитых стран, получила в придачу и целый ряд нарастающих противоречий, главным из которых было противоречие между территориально-государственной и транснационально-корпоративной бюрократиями.

Собственно говоря, эти противоречия и породили экспорт производств как таковой, и то, что он, в свою очередь, породит множество проблем, включая зависимость от длинных, и в силу этого уязвимых коммуникаций, было очевидно изначально. Но с этим мирились, идя на вынужденный компромисс: корпорации использовали вывод производств для противодействия налоговому и правовому давлению государств, а те, в свою очередь, изобретали способы наполнить бюджет, облагая налогом части ТНК, которые по различным причинам не могли быть выведены в более удобные для них слабые страны. Странам же Третьего мира фактически сдавали в аренду передовую промышленность в обмен на оплату производимым товаром.

Такое разделение потребителей и производителей позволило усилить эксплуатацию корпоративных рабов до масштабов, которые в развитых странах в силу устоявшихся демократических традиций были бы невозможны, а сговор или прямое сращивание верхушки ТНК с властями этих стран надолго сохраняло эту выгодную для ТНК ситуацию.

В то же время для все большего числа граждан развитых стран понятие “работа” стало означать участие в процессах управления и распределения, осуществляемое из офиса с кондиционированным воздухом и оплачиваемое в размерах, позволявших иметь дом, машину, ездить куда-то за границу пару раз в году и не экономить на еде и одежде. Другая же часть населения этих стран перешла в разряд экономически невостребованного, лишенного работы и сидящего на социальном пособии всегда недостаточных размеров, поскольку желания человека неизменно превышают его возможности. И поскольку у этой части населения в сложившемся мировом разделении труда не было экономических перспектив, она оказывалась склонна к деградации и криминализации.

При этом средства на содержание как одной группы, в виде высоких зарплат, так и другой, в виде социальных пособий, добывались за счет сверхэксплуатации населения стран, куда было выведено материальное производство.

Эта система проработала долго, более полувека, но стала давать сбои по мере того, как бывшие страны импорта производств и прежде всего Китай стали укрепляться, развивая у себя, помимо участков глобальных производственных цепочек, более или менее полные производственные циклы. Конечно, о полном отказе от сотрудничества с Западом речь никогда не шла, и это никому не было выгодно, но обеспечивать за счет стран-фабрик высокий уровень жизни стран-контор и стран-банков становилось все сложнее.

Становилось также ясно, что в случае глобального кризиса, разорвавшего логистические цепочки, наилучшие перспективы для выживания с наименьшими потерями будут именно у стран-фабрик. Когда кризис настал, этот прогноз полностью подтвердился. И хотя говорить о наступлении “эпохи Китая” нет оснований, влияние Пекина по результатам пандемии сильно возрастет.

Соединенные Штаты в сложившейся ситуации пребывают в оборонительной позиции, и то, что им удается неплохо держать оборону, — заслуга политики реиндустриализации, проводимой Трампом в течение первого срока. Правда, это “неплохо” довольно относительно: из-за обвала, спровоцированного карантином, безработица в США составит, по прогнозам, 30%. Для сравнения, на пике Великой депрессии 1929-39 гг. она достигла 24,5%. И, кстати, — окончательно вывела мир из депрессии только Вторая мировая война, к чему мы еще вернемся.

Есть все основания полагать, что США, образовав союз с Великобританией, останутся в мире №1, но их разрыв по степени влияния с №2 в лице Китая сильно сократится. Настолько сильно, что противостояние “по Трампу” сменится попытками договориться. Но договориться на государственном уровне Вашингтон и Пекин по объективным экономическим причинам не смогут: хрупкое и временное экономическое перемирие — вот максимум, которого они смогут достичь. Зато выстраивание системы компромиссов на  корпоративном уровне, для чего, правда, корпорациям придется передать часть государственных полномочий во внешней политике, представляется вариантом, способным обеспечить более или менее продолжительный по времени мир.

А вот ЕС, возможно, доживает свой век. Впрочем, это не значит, что он будет формально распущен, — более того, именно США и Китай общими усилиями постараются не допустить его роспуска и даже поддержат Брюссель в прямых конфликтах с национальными правительствами. Ведь гораздо удобнее иметь дело с одним субъектом, заняв позицию “проблемы индейцев шерифа не волнуют” и не влезая в разборки без малого двух десятков разнородных стран. Зато степень влияния этого субъекта в новом мире резко снизится — по крайней мере, до тех пор, пока там не передадут в корпоративное ведение существенную часть государственных полномочий, включая социальные вопросы, а также вопросы внешней политики и обороны.

Так, шаг за шагом, грань, разделяющая государства и ТНК будет размыта и в значительной степени стерта.

Смерть среднего класса

Но полностью стереть эту грань, переделив мир территориально, исходя исключительно из интересов и прав собственности ТНК, все-таки не получится. Усиление государственно-корпоративной власти, сопряженное с неизбежным урезанием прав граждан и их обнищанием, неизбежно вызовет протесты. А поскольку классовое сознание в последние несколько десятилетий сильно размылось даже там, где оно ранее имело место быть, то идеологией таких протестов станет национализм, выступающий против грабителей-космополитов из ТНК. Но этнический национализм в постглобальном обществе не имеет больших перспектив, и на смену ему неизбежно придет национализм политический.

Процесс формирования новых, уже чисто политических наций на основе старых этносов и до кризиса шел полным ходом. Сейчас он сильно ускорится, так что довольно быстро, вероятно, за одно десятилетие, политические нации будут окончательно сформированы на большей части мира. Границы их обитания не будут четкими, территории неизбежно станут перекрывать друг друга и не будут совпадать ни с границами старых государств, ни с границами собственности и сфер интересов ТНК, которые тоже будут перекрываться территориально.

Это создаст возможность для ослабления государственных структур в пользу ТНК и корпораций местного уровня, и будет использовано ими. В частности, руководство корпораций будет проводить мероприятия по социальной поддержке населения там, где они намерены располагать основные производства, а также физически жить. География таких мест уже обозначена: это страны ЕС, США-Великобритания и Китай.  Украина в этот список на уровне ТНК ожидаемо не вошла, впрочем, бароны областного уровня, усиливая свои позиции перед слабеющим Киевом, себя еще покажут.

Социальные мероприятия по поддержке населения пытаются осуществлять и государства, но тут уже видна ограниченность их возможностей. Налоговая база, формирующая бюджет, — помните Тэтчер с её “у государства нет никаких своих денег, только деньги налогоплательщиков” — сильно подорвана кризисом. Уже начинается распад и дробление надгосударственного ЕС. При этом Кремль, являющий собой более корпоративную, чем государственную структуру, активно пытается укрепить свое влияние в Италии, имитируя её поддержку — и уже переиграл в информационном плане Германию, которая организовала вывоз больных итальянцев самолетами, не особо афишируя это.

Впрочем, и дробление самой РФ по схеме, описанной Войновичем в Москве-2042, тоже не за горами, хотя ТНК “Кремль” такое развитие событий вполне устроит. Как я уже писал,  Путин намерен реструктурировать Россию, разделив ее на ТНК под управлением менеджеров, живущих на Западе, и на “внутреннюю” ретро-Россию в границах европейской части РФ до Урала, в роли тыла и ресурсной базы этой ТНК. Зауралье, удержать которое он не в состоянии, будет по кускам продано Китаю, а прибыль от этих сделок выведена на Запад.

Наиболее дальновидные и сильные государства сосредотачивают сейчас усилия на спасении своего среднего класса, видя в нем единственную опору в противостоянии с ТНК. Так, на сайте Белого дома сообщается что граждане США, занятые мелким и средним бизнесом, получают налоговые каникулы на три месяца. Трамп также обратится к Конгрессу с просьбой утвердить $50 млрд на льготное кредитование по линии Управления по делам малого бизнеса (SBA). Будут снижены налоги на заработную плату и выделена финансовая помощь тем, кто заболел сам либо ухаживал за больными близкими, и по этой причине остался без заработка.

Иными словами, сильные государства пытаются переложить бремя расходов на ТНК, и чем сильнее государство, тем более успешной будет такая операция. В результате США+Великобритания с доминионами и Китай, вероятно, выйдут из кризиса, не ослабив, а, напротив, укрепив свою государственность, и даже усилив её идейно созревшим политическим национализмом. Однако и в этих странах политическое влияние ТНК возрастет, как и во всем мире, с той лишь разницей, что оно будет направлено в большей степени вовне, превращая их внешнюю политику в инструмент влияния в интересах ТНК в обмен на внутриполитическую поддержку их государственных структур.

Но эти два случая — исключения. В остальной части мира уже запущены обратные процессы. Гибель большого числа малых и средних бизнесов ведет к высвобождению ресурсов, которые уже делят и осваивают крупные игроки, впервые за последние десятилетия получившие пространства для роста. В результате то, что граждане будут воспринимать как коллапс и наступление на их права, станет реструктуризацией мирового рынка, сопряженной с ещё большей его глобализацией, с той лишь разницей, что производства теперь будут размещаться по миру более равномерно, а влияние ТНК на (пост)государства и на местные власти уже не позволит устроить новый логистический обвал при наступлении новой глобальной напасти, будь то война или пандемия. При этом ТНК будут работать в первую очередь с местными властями как с более удобными — потому что неизменно младшими — партнерами, в том числе и воздействуя через них на (пост)государственные органы, влияние которых будет по большей части номинальным. Так возникнет специфический сплав сверхглобализации и неофеодализма.

Широкий передел рынков и власти неизбежно породит множество конфликтов. Как и случае с уже упомянутой Великой Депрессией, выходом из них может стать новая Мировая война — либо серия малых войн, логически составляющих один затяжной конфликт. Наиболее прямолинейный прогноз такого конфликта мы найдем у Оруэлла: два лагеря, сформировавшиеся вокруг США и Китая: Океания против Евразии и Остазии. Но всё, вероятно, будет обстоять сложнее: войны поведут наемные прокси-армии, а в число спорных территорий попадет по меньшей мере часть ретро-России — западная часть оруэлловской Евразии. В чем Оруэлл, вероятно, был прав, так это в том, что такой конфликт будет носить тройственный характер, что обеспечит его длительное незатухание. Однако, третья сила, тоже корпоративная и опирающаяся на политические нации, возникнет, вероятно, не в России, как он предсказывал, а южнее. Цели конфликта тоже во многом совпадут с описанными в книге Голдстейна: перманентная война как постоянный регулирующий фактор и топка, в которой сжигают избыточные трудовые ресурсы, — ту их часть, которая способна подпитывать массовые беспорядки.

В принципе, это та же прокси-война, которую ведет сегодня Россия на восточной границе Украины. Более того, есть основания полагать, что, если нынешняя команда у власти не сдаст Украину Москве, фронт в ОРДЛО плавно перейдет в ведение нового конфликта.

Впрочем, линии фронтов, проходящие не столько по местности, сколько по людям, — штука живучая, так что и в случае капитуляции Украины сейчас конфликт на Донбассе может быть расконсервирован в дальнейшем, примерно по той же линии противостояния.

Что будет в Украине

Будет довольно грустно: разгром малого и среднего бизнеса, захват всего бизнес-пространства местными олигархами и ТНК и дефолт в финале первого акта. Правда, Украина окажется не одинока, дефолт накроет изрядную часть мира, но нам от этого легче не станет. Дефолтная линия разделит мир на территории, у которых есть шанс в обозримом будущем немного приподняться над краем экономической ямы, и те, у которых такого шанса нет.

На власть в Киеве надеяться не приходится, она уже сделала всё, что могла, как для дестабилизации Украины, так и для ослабления местных властей. Последних лишили бюджетов, приняв закон №3220, для поддержки предпринимателей на период карантина, но не предложив никаких источников альтернативного финансирования. Но и предпринимателям новый закон тоже поможет не так чтобы очень....

В итоге на уровне бизнеса нас ждет продолжающийся обвал и беспрецедентное число исков граждан и юридических лиц друг к другу и к государству, что, с учетом специфики украинского судопроизводства, уж само по себе интересно. А чтобы зрелище не было слишком монотонным, будет создан и фон: в условиях всплеска безработицы и остановки производств из-за карантина нищее население, поставленное за грань выживания, через пару месяцев будет вынуждено спасать себя как умеет. Погромы супермаркетов — не самое неприятное, что нас ждет. Рост преступности и массовые протесты принесут заведомо больше жертв, чем вирус. Зато олигархи чувствуют себя неплохо.

Здесь, уже под занавес, поскольку размеры текста и без того превысили все разумные пределы, можно вспомнить о том, что современная демократия выродилась в манипулирование избирателями и что вложения в разного рода “Голобородько” стали общемировой практикой.  В сочетании с ситуацией, когда общемировая прибыль от финансовых спекуляций и рискованных решений превышает прибыль, получаемую от использования производительного капитала, это ведет к обнищанию масс и к юридическому закреплению правомочности такого положения, осуществляемому избранными массами голобородьками. И если в развитых странах этому хотя бы отчасти препятствует созданная примерно за сто лет система юридических противовесов, что тоже не решает проблему, но хотя бы смягчает её, то в Украине никаких механизмов такого смягчения нет как опции в принципе. Впрочем, не только в одной Украине.

Подводя итог сказанному и возвращаясь к заголовку статьи, можно уверенно сказать следующее.

Первое: коронавирус останется с нами, и люди с ослабленным общим иммунитетом будут умирать от него с прежней интенсивностью, поскольку специфический иммунитет против собственно коронавируса в связи с особенностями его строения вырабатывается у переболевших крайне слабый и неустойчивый.

Второе: страх скоро пройдет, поскольку всем станет просто не до него. Мы столкнемся с вещами, куда более ужасными. 

Третье: как только исчезнет страх, утратят смысл и карантинные мероприятия.

Так что по поводу отмены карантина — прогнозы самые позитивные. А вот по остальным позициям — увы, не очень хорошие.

Сергей ИЛЬЧЕНКО