Климатическая чехарда — игра на выбывание

Завтра биологический беспорядок может превратиться в кошмар. У стремительного изменения климата, с которым столкнулось человечество, чрезвычайно много симптомов и следствий. Тотальное перекраивание сложившихся отношений в экосистеме и смещение границ на картах отдельных видов — один из таких симптомов. Пока большинство украинцев не замечают, что у знакомого с детства пруда летают совсем “неродные” стрекозы, Владимир ТИТАР, старший научный сотрудник Института зоологии им. Шмальгаузена НАНУ, знает: изменения происходят, и весьма значительные.

— Многие не верят, что изменение климата уже существенно затронуло нашу экосистему. Вы знакомы с примерами такого влияния — на уровне появления новых видов или вымирания прежних?

— Я изучал водомерок — всем известных водяных клопов. Как правило, у этих насекомых есть крылатые формы и бескрылые. На юге, особенно в тропиках, бескрылые преобладают. Соответственно под Киевом такие формы ранее не встречались. А сегодня треть местных водомерок — бескрылые! И, скорее всего, это реакция на потепление.

Еще один показательный пример. Я занимался изучением видового состава стрекоз, обитающих на Трухановом острове (Киев). Дело в том, что в 1900 г. там учредили биологическую станцию, и два профессора — Шарлеман и Артоболевский — очень тщательно изучали стрекоз на этой территории. Я решил через 100 лет повторить данную работу. И что оказалось? 25% из водившихся там видов полностью исчезло, зато появилось 33% новых — бывшие “южане”, ставшие теперь под Киевом обычными!

Сдвинулись и сроки пикового появления стрекоз: в среднем на две декады.

Более того, я обнаружил новый вид для фауны Украины (селисия черная), прежде встречавшийся только на Ближнем и Среднем Востоке (и в странах Средиземноморья).

Еще один пример. Дозорщик-седлоносец из рода Hemianax, который обычен для Северной Африки, ранее очень редко залетал в Украину. Стрекозы способны преодолевать грандиозные расстояния, но последние находки под Киевом — молодые, неокрепшие, только что вылупившиеся особи. Это говорит о том, что вид здесь прижился и стал размножаться.

— Проводятся ли в Украине обобщающие исследования, позволяющие установить масштабы подобных изменений? Как из-за потепления сместились ареалы конкретных видов?

— При оценке точных границ ареалов в Украине специалисты сталкиваются с неожиданной сложностью — советским подходом к биологии. Ранее ученым почему-то запрещали указывать конкретное место находки той или иной особи — вместо “село такое-то” заставляли писать “Полесье” или “Киевская область”. И сегодня подобными работами воспользоваться крайне сложно.

Что касается комплексных, обобщающих исследований по данному вопросу, то, насколько я знаю, они не проводились. Такого масштабного изучения, как в свое время по Чернобыльской проблеме или ирригационным проектам юга страны, сегодня нет.

— Но это ведь не отвлеченный академический вопрос. Он может иметь огромное влияние на будущее, допустим, сельского хозяйства страны?

— Конечно. Но, видите ли, межакадемическая координация в сложившейся системе довольно трудно устанавливается. Да и в рамках НАНУ не все так просто...

Я, например, еще до 2006 г. подавал в Академию наук тему, которая могла бы оценить и предсказать последствия глобального потепления. И тема должна была стать комплексной, привлечь многих специалистов. Дело в том, что на некоторых территориях страны природа как бы сама поставила эксперимент, который повторяет процесс глобального потепления.

На юге, в районе Очакова или крымского Тарханкута, климат-то у нас давно по сути полупустынный. В районе Кинбурнской косы вообще сложилась уникальная биота (совокупность живых организмов), которая, если будет прогрессировать потепление, может распространиться по всей территории Украины.

Во время ледникового периода туда попала береза, которая эволюционировала в совершенно отдельный, новый вид. Там встречаются такие млекопитающие, которые обычно живут лишь за Волгой — в Казахстане или пустынях Китая — например, тушканчик (емуранчик). Кстати, из-за своей уникальности эти виды внесены в Красную книгу Украины.

Таким образом, у нас совершенно естественно создалась микромодель будущих изменений. Я решил взять эту березу как модельное растение, ведь на нем обитают грибы, паразиты, насекомые и пр., вокруг него строится биоценоз. Хотел пригласить генетиков, энтомологов, экологов, чтобы изучить вопрос: как изменение климата влияет на взаимоотношения в такой сложной системе?

Но предложение не прошло. И знаете, почему? Мне потом намекнули: я не пригласил для участия в проекте одного очень важного доктора наук. Увы, так работает украинская наука: нужно “выйти к светилам”, которые сами возглавят перспективную тему, расставят на ключевых местах своих людей, а реальным исполнителям останется черновая работа.
Каракуртов остановит засуха

— Существует ли способ дать долгосрочный прогноз биологического будущего Украины без проведения масштабных полевых исследований?

— В какой-то степени да. Есть достаточно совершенный математический аппарат, современные программы и географические информационные системы. Мы можем обрабатывать климатические данные и на компьютере моделировать процессы, которые произойдут в будущем.

— Но здесь многое зависит от точности долгосрочных климатических прогнозов. Насколько последние верны, тем более для Украины?

— Это вопрос, конечно, к климатологам, а не к зоологу. Но я в своих работах пользуюсь данными, которые предоставляет такая авторитетная организация, как IPCC (IPCC — межправительственная группа экспертов по изменению климата, основанная в 1988 г. Всемирной метеорологической организацией (ВМО) и Программой ООН по окружающей среде. — Авт.).

Климатическая подложка информационной системы составлена по данным 60 тыс. метеорологических станций, в том числе и украинских, — и достаточно точна, что подтверждается целым рядом экспериментов.

Так вот, я промоделировал распространение некоторых видов. Оказалось, что если сегодня у нас находят 18 видов земноводных, то к 2050 г. большая часть территории страны станет непригодной для обитания большинства из них.

Из стрекоз три вида вообще исчезнут. Но это только по климатической модели — реальность, по-видимому, будет значительно хуже. В местах, которые по климатическим параметрам останутся пригодными для выживания тех или иных животных, может не оказаться подходящего для них ландшафта, биоценоза и т. д.

— С чем связано такое серьезное влияние температуры на биосферу и видовой состав? Можно ли объяснить это примитивной моделью — чем выше внешняя температура, тем интенсивнее обмен веществ (хотя бы у холоднокровных)?

— Приведенное вами объяснение теперь называется метаболической теорией в экологии. В этой теории температура действительно играет едва ли не важнейшую роль. Грубо говоря, в тропиках больше видов, потому что там быстрее идет эволюция. Как ни удивительно, но это внешне простое объяснение прекрасно подтверждается математическими выкладками.

Тем не менее мы должны помнить, что температура не может быть отделена от влажности, — и если мы говорим об изменении климата на конкретной территории, нужно принимать во внимание и режим будущих осадков. Например, ареал ядовитого паука каракурта уже смещается к северу. Но это движение не будет масштабным — неблагоприятно сухой климат каракурта остановит.

— Как показывает пример тропиков, при росте температуры растет и агрессивность грибковых заболеваний — это уже вызвало катастрофические эпидемии среди земноводных. Можно ли предсказать такие угрозы?

— Действительно, сейчас в мире идет резкое снижение количества амфибий. От некоторых видов уже остались только фотографии. И виновато в этом как непосредственное изменение климата, так и распространение хитридиомикоза — грибкового заболевания.

Последнее уже произвело опустошения в Австралии и сегодня зафиксировано в Германии. Думаю, появление его в Украине — вопрос времени. Это лишь маленький пример того, что может случиться со сложной биологической системой.

Даже рассматривая самые пессимистичные прогнозы, мы должны понимать, что многие факторы неизбежно остаются вне нашего внимания. Так, при потеплении на тех же земноводных неминуемо будет влиять не только рост температуры, но и усиленный ультрафиолет...

— Тем не менее большинство биоценозов до сих пор разрушал не климат, а человек. Может быть, по сравнению с обычным антропогенным давлением на природу влияние климатических изменений минимально?

— В самом деле, согласно оценкам экспертов, для планеты в целом антропогенный фактор (особенно виды землепользования — вырубка лесов, застройка и т. д.) имеет большее значение, чем климатический. Но для Украины, где большинство ландшафтов уже предельно изменены человеком, дальнейшая деградация биоценозов связана именно с текущими изменениями климата.

Самые серьезные вызовы, — например, это опустынивание юга Украины, деградация высокогорья Карпат.

— Многие люди не понимают, почему стремительное потепление стоит воспринимать как биологическую катастрофу. На смену одним видам придут-де другие... Верно ли утверждение, что вымрут самые “интересные”, редкие виды, а появятся на этих территориях и без того массовые, устойчивые, синантропные (связанные с человеком)?

— Животный мир, по-видимому, действительно станет “банальным”. Будут преобладать массовые виды. При глобальном потеплении изменения не сведутся к простому сдвигу границ обитания тех или иных видов. Некоторые популяции из-за фрагментации естественного покрова окажутся в своеобразных “ловушках”, им попросту некуда будет смещаться.

Если раньше изменения климата проходили постепенно, то бешеные темпы современного потепления не оставляют многим животным и растениям ни времени приспособиться, ни даже возможности “бежать”.

— Еще одна угроза, о которой в последнее время заговорили эпидемиологи, — связанное с изменением климата широкое распространение ряда ранее локальных заболеваний. Насколько эта проблема актуальна для нашей страны?

— Наш специалист изучает малярийных комаров на юге Украины. Род малярийных комаров у нас существует, они естественны для ряда регионов и пока что неопасны — популяция не заражена малярийным плазмодием, возбудителем болезни.

Интересно, что в последнее время изменяется видовой состав — все большее распространение получают как раз те виды, которые наиболее “приспособлены” для роли переносчика заболевания.

Не стоит исключать возможности распространения плазмодия в популяции комаров — больные “привозной” малярией у нас появляются регулярно.

Очень выросло в последнее время “поголовье” клещей. Они, например, не встречались ранее в Швеции — а теперь стали там проблемой. В Украине из-за этого сильно возросла заболеваемость болезнью Лайма (ее переносят клещи).

Поэтому эпидемиологические аспекты изменения климата очень серьезны — во-первых, распространяются переносчики возбудителей, во-вторых, создаются благоприятные условия заражения.

— Не кажется ли вам, что существует недооценка климатических и связанных с ними биологических рисков у наших аграриев? Потепление может вызвать появление в стране новых, нетипичных ранее для этой территории вредителей, сорняков...

— Распространение чужеродных видов само по себе опасно. Но климатические изменения стимулируют этот процесс.

2 года назад в Киеве появилась 19-точечная божья коровка. Этот жук родом из Восточной Азии, а в Европу его завезли для использования в теплицах, для борьбы с тлями. Но он покинул теплицы и сегодня в Глобальной базе данных по инвазионным видам отнесен к сотне наиболее опасных!

Эти божьи коровки не только могут повреждать фрукты — они способны даже кусать людей и вызывать аллергические реакции. Но самое главное — этот вид очень агрессивен и нападает на наших “отечественных” божьих коровок. 19-точечная не только вытесняет многие виды, но и уничтожает их. В связи с появлением такого хищника видовой состав наших божьих коровок может существенно обеднеть.

И тут может обрушиться вся пирамида: ведь выделениями тли питаются муравьи, от которых зависит очень многое в общем биоценозе. Что произойдет, когда нарушится баланс, — абсолютно непредсказуемо.

Ботаники могут привести сегодня сотни таких примеров по растениям. Пока не все пришельцы приживаются, но не исключено, что с изменением климата картина резко изменится.

— Похоже, не так много остается пространства, чтобы предотвратить локальную биологическую катастрофу, вызванную глобальным потеплением. Но ведь кое-что можно сделать — предусмотреть дополнительные заповедные резерваты с учетом будущего смещения ареалов животных и растений.

— И это нужно делать заранее, опираясь на данные моделирования. Ведь из-за изменения климата даже в существующих заповедниках условия станут менее благоприятными для ряда охраняемых видов.

Но пока такой инициативы Минприроды не выдвигало — боюсь, там даже о такой проблеме никто не задумывался.

— Способно ли отчасти снять напряжение введение программ искусственного разведения краснокнижных животных? В Украине недавно пробовали наладить такую программу по саламандрам — может ли частная инициатива в этом вопросе играть заметную роль?

— Подобные проекты приобретут особое значение, а частная, общественная инициатива уже сегодня может работать. Например, дрофа у нас находится под угрозой. И в Харьковской области один предприниматель выкупил землю и стал разводить дроф (создан дрофиный питомник при экоагрофирме “Фауна”. В 2003 г. здесь получены первые девять птенцов от вольерных птиц. — Авт.). Я знаю о желании одного предпринимателя организовать частный заказник в Татарбунарах (Одесская обл.).

Но наше законодательство никак не приветствует подобную деятельность — нет не то что государственной, а законодательной поддержки.
Нерезво и неадекватно

О том, что в академической среде Украины у некоторых ученых существует понимание серьезности надвигающегося кризиса, свидетельствует затерявшийся в архивах НАНУ проект программы “Экологические, биологические, агробиологические последствия долгосрочных изменений климата в Украине и меры по предотвращению их негативного действия на 2007—2011 гг.”. Концепция этой программы была разработана еще в 2006 г., и даже подготовлен соответствующий проект постановления Кабмина. Но дальше бумажной работы дело не пошло.

Почему — “2000” рассказал Дмитрий Гродзинский — автор программы, академик-секретарь отделения общей биологии НАНУ, завотделом биофизики и радиобиологии Института клеточной биологии и генетической инженерии НАНУ .

— Неужели научную программу по одной из самых серьезных проблем страны “зарубило” правительство?

— Нет, она была похоронена в самой НАНУ, а проект никогда так и не попал в Кабмин. Так устроена украинская наука: когда я предложил провести это многоцелевое комплексное исследование, одно из отделений академии (науки о Земле) заявило, что это их вопрос и они берутся все организовать, объединить и наладить. Это парализовало нашу дальнейшую работу — а упомянутый отдел все забросил.

Впрочем, если бы проект даже вышел из академических стен, нет никакой уверенности, что его бы утвердили и стали финансировать.

— Но мы же упускаем время! Подобные работы — с разработкой мер по минимизации климатического ущерба — проводятся во всем мире.

— Да, многие страны серьезно реагируют на климатические вызовы. И у нас есть вещи, которые надо было делать еще вчера.

Например, произойдет подсушивание юга Украины. Зоны, находящиеся южнее Кировограда, станут получать меньше осадков. Чтобы не случилось великого переселения народов и резкого смещения зон производства, нужно было сохранить ирригационные системы, созданные в советские времена. Но их разграбили, уничтожают и сегодня.

Хотя можно было с приложением незначительных усилий повысить устойчивость и надежность всего агропромышленного комплекса.

— Исследуется ли вопрос неизбежного смещения зон выращивания сельхозкультур, изменения сортового состава?

— Да, это очень важный аспект. Новые сорта не выводятся за пару лет — требуется серьезная работа. Чтобы делать засухоустойчивые формы, — необходим предварительный заказ. Эти сорта нужно готовить уже сегодня, иначе через 15—20—30 лет климатические аномалии не позволят “плавно” выйти из кризиса. Но такой заказ никто не формирует.

— Изучались ли уже имеющиеся последствия климатических процессов для сельского хозяйства — например, изменение микрофлоры и микрофауны почв?

— Насколько я знаю, нет. Но косвенные признаки климатических изменений налицо — так, в Карпатах повышается уровень зоны лесов. За последние 15—20 лет еловые леса поднялись на 150 м!

Другой пример вам приведут агрономы: когда Никита Сергеевич “продвигал” кукурузу, северная граница ее выращивания проходила через Киев. Сегодня — через Минск.

— Но ведь первое явление чаще связывают с уменьшением интенсивности выпаса скота на полонинах, а второе — с появлением новых районированных сортов...

— Причина, как всегда, комбинированна. Но ключевой фактор — все же повышение средних температур.

Здесь есть один интересный аспект. Растения и животные во времени ориентируются по двум механизмам: одни чувствительны к фотопериоду (соотношению дня и ночи), другие — к сумме эффективных температур.

Организмы последних теперь быстрее развиваются, чем прежде. Это “перекашивает” экосистему и может привести к разрушению сложившихся сообществ.

Многие южные насекомые продвигаются к северу — и это также нежелательно. Растения-пришельцы усиливают натиск: та же амброзия уже внесла в наши почвы “семенной фонд” на 70—80 лет вперед.

— Национальная академия аграрных наук видит проблему климатического вызова? Проводит какие-либо работы по упреждению?

— Мне кажется, нет.

— А в НАНУ вопрос комплексных исследований климатической проблемы почему больше не поднимался?

— На заседаниях президиума порой вспыхивает обсуждение, но споры заходят обычно в “непрактичное” русло — чаще рассуждают о космологических проблемах.

Была предложена как-то практическая программа исследований — на сколько нужно увеличить процент украинских лесов, чтобы заметно стабилизировать ситуацию (глобальное потепление этим не остановить, но решить ряд региональных проблем можно — например, значительно снизить риск подтоплений во время паводков). Но реанимировать изучение темы не удается — наука находится в плачевном положении, на скудном пайке.

— Здравый рассудок подсказывает, что заказ на подобные изыскания должен исходить от власти. Раз речь идет о государственной безопасности, первым озаботиться должен был, наверное, СНБО?

— Несомненно! Государство обязано это делать, ведь его задача — думать о будущем. Но я убежден, что власти последних лет — временщики. Они тем, что произойдет через полтора-два года, не слишком интересуются. Их заботит лишь то, что можно прибрать к рукам сегодня.

С недавних пор стало модно говорить: “экономика должна быть заодно с экологией”. Это ерунда, чушь, непонимание базовых вещей: экономика живет короткими циклами, а экология оперирует очень длительными периодами. Из-за разницы в масштабах экономика никогда в ногу с экологией идти не будет.

— Тем не менее не существует же наука в отрыве от государства, имеется ведь и какая-то обратная связь. У вас есть возможность озвучить проблему перед представителями власти?

— Ранее такая возможность теоретически была. Еще при прежнем правительстве была создана и даже работала комиссия “по устойчивому развитию”. Руководил ею Данилишин, и раз в месяц собирал эту группу.

Я готовился к тому, чтобы поставить на комиссии вопрос о необходимости подготовки к противодействию негативным последствиям климатических изменений. Но при смене правительства эта структура фактически прекратила свое существование.

— Но у нас еще есть профильное министерство.

— Правильно, Минэкологии должно данным делом заниматься. Но что плохо — министры экологии все время меняются, им не до глобальных задач.

Сложность еще и в том, что проблема эта комплексная. Существует целый ряд угроз, которые вроде бы никак не связаны с изменениями климата, но которые будут серьезно ими усугублены.

Много происходит неприятных вещей. В сельском хозяйстве сегодня экономически выгодны лишь некоторые культуры, такие как подсолнечник и рапс. Насколько они истощают почву, всем известно.

Но практически никто не соблюдает севооборот, все сеют рапс по рапсу, подсолнечник по подсолнечнику... Наши знаменитые черноземы тают на глазах, их уничтожают!

Должно быть соблюдение севооборотов — и государственный надзор за этим. Я пытался агитировать: землю нужно отбирать при нарушении севооборота. Добивался принятия закона о черноземах Украины. Кризис продуктов питания — это ведь тоже наше будущее. Черноземная зона стала бы нашей золотой жилой. Но никто интереса не проявляет. Реакция правительства какая-то не очень резвая и не слишком адекватная.

Семен РЕЗНИК