Провозглашение в 1991 г. независимости, к сожалению, не смогло сразу изменить как сознание правящей элиты, так и подсознательное ощущение зависимости от России.
Обособление от советского прошлого происходило очень медленно и имело рецидивы в виде постоянного копирования поведения и позиции РФ на международных площадках, ее подходов к построению отношений с партнерами.
Де-юре, получив независимость, Украина фактически подверглась манипуляции со стороны России относительно необходимости углублять договорно-правовые отношения и начала нормировать все сферы правоотношений. Так, на протяжении 23 лет Украина создавала массивную договорную базу с Российской Федерацией, и к началу агрессии у нас было свыше 400 разных договоров. Даже сегодня никто не может точно подсчитать их реальное количество, особенно межведомственных.
Фактически все сферы сотрудничества и кооперации были урегулированы на двустороннем уровне. Кроме того, мы продолжали решать проблемы, возникающие между государствами, исключительно в дипломатической плоскости, что порождало бесконечные “договорняки” и оставляло нерешенными проблемы в течение лет и даже десятилетий.
Проблемы накапливались, градус шантажа со стороны России постоянно и уверенно возрастал. Мы помним нагнетание конфликтов вокруг Крыма еще в начале 1990-х — базирование Черноморского флота, Тузла, “газовые войны” и др.
Постоянная неопределенность внешнеполитического курса, зависимость от российской “легкой наживы” создавали условия для дальнейшего погружения в глубины коррупционных связей.
Договоры заключались большей частью для решения сугубо неотложных вопросов или создания рамочных принципов для дальнейшего решения предметных вопросов. Вместе с тем общей чертой всех двусторонних договоров, за единичными исключениями, является то, что они не содержат механизмов правового урегулирования споров.
Именно с таким заделом Украина вошла в новые реалии отношений с Россией, которая не только нарушила принципиальные нормы обычного международного права, почти все двусторонние договора, но и начала игру “поймай меня, если сможешь” в правовой плоскости.
Отрезвление было жестким и безжалостным, но оно должно научить нас строить отношения с кем угодно на правовых началах, а не на понятийных принципах.
Вместе с тем избавиться от всех существующих между Украиной и Россией договоров одним махом не получится. Всюду нужны индивидуальные решения и ответ на вопрос, как конкретный договор и его положения могут помочь и какие угрозы он несет. Этот ответ также со временем может меняться с учетом развития событий.
Развитие событий вокруг Азова и решение дальнейшей судьбы Большого договора доказывают, что поспешный разрыв соглашений с Россией может, скорее, создать проблемы, чем прекратить нарушение суверенных прав Украины. Это как с кессонной болезнью: резкое изменение давления разрушительно для человеческого организма. При определенных обстоятельствах эти соглашения могут быть полезны, поскольку обязывают не только нас, но и Российскую Федерацию. И порой то, что было нам навязано и считалось некорректным, может сыграть в нашу пользу.
Урегулирование отношений в акватории Азовского моря и Керченском проливе всегда считалось сомнительным, если учесть компромиссы, к которым нас побуждали откровенно недружественные действия России как в 1990-х, когда они постоянно препятствовали свободе рыболовства и навигации, так и в начале 2000-х — в связи со строительством на Тузле.
Цель постоянного давления со стороны России была понятна: оставить все как было во времена Советского Союза. В случае Азова и Керченского пролива — это статус внутренних вод.
С провозглашением независимости Украиной этот статус был утрачен навсегда. Украина нотифицировала координаты исходных точек береговой линии в Секретариат ООН. Россия упрямо этого не делала и продолжала давить, чтобы все же вернуться к умершей концепции. Наконец, после откровенной угрозы силой на Тузле Россия вроде бы добилась своего, и Украина подписала документы о том, что Азовское море и Керченский пролив “исторически являются внутренними водами Украины и Российской Федерации”, или “внутренними водами двух государств”. Было ли это поражением Украины? Формально — да.
Но есть и другая сторона истории. Концепция внутренних вод Украины и Российской Федерации так никогда и не реализовала себя. Единственным работающим элементом этой концепции является взаимная свобода навигации Украины и России во всей акватории Азовского моря. Все остальные суверенные права остались индивидуальными, и каждая сторона реализовывала их в своей части Азова. И международно-правовой базой для реализации этих прав была именно Конвенция ООН по морскому праву. То есть “внутренних вод двух государств” и общего суверенитета двух государств в акватории Азовского моря никогда как таковых не было.
Более того, в рамках работы над делимитацией границы стороны даже признали береговую линию друг друга. Для Украины это линия от мыса Кыз-Аул до мыса Хрони в Керченском проливе и от мыса Хрони до конечной точки суходольной границы. Эта линия полностью совпадает с координатами исходных точек, которые депонировались в Секретариате ООН в 1992 г. И о нарушении наших суверенных прав, определенных Конвенцией ООН по морскому праву, в этой части нашей акватории Азовского моря мы говорим в деле против России.
Требование прекратить нарушать наши суверенные права мы выдвинули сразу же, еще в 2014 г. Потом продолжались консультации и другие попытки убедить РФ прекратить произвол в Черном и Азовском морях. Поскольку эти попытки оказались напрасными, Украина в 2016 г. инициировала судебное разбирательство нарушения морского права со стороны РФ. С того времени был сформирован состав трибунала, который будет рассматривать дело, и, главное, Украина представила свой меморандум в деле, который содержит все наши доказательства и правовые аргументы.
В августе этого года арбитры решили разделить процесс на две составляющих — юрисдикционную и по сути. Согласно стандартному правилу процедуры, РФ еще в мае подала свои возражения относительно юрисдикции, и, конечно же, один из пунктов в возражениях — Азовское море и Керченский пролив имеют статус внутренних вод, а потому у арбитров нет юрисдикции решать дела о нарушении украинских прав со стороны России.
Рассмотрение вопросов юрисдикции для нас не столько вызов (позиция РФ достаточно предсказуема), сколько важная возможность получить ответ по сути о природе наших договоров относительно Азова и Керченского пролива.
Для того чтобы ответить на вопрос, есть ли у трибунала юрисдикция рассматривать наш иск, арбитры должны тщательно изучить природу наших двусторонних договоров.
Правовые позиции арбитра по этому вопросу станут лучшим показателем для того, как в дальнейшем развивать правовые отношения с РФ в отношении статуса Азова и Керченского пролива.
Решение по юрисдикции можно ожидать в течение 12—15 месяцев.
Это оптимальный путь к четкости и однозначности в Азовском море. Это то, чего Россия всегда избегала. Ведь все, к чему она стремилась, — это создать такое туманное состояние, в котором имеют вес лишь политика и сила. От своих намерений РФ не отказалась. Даже формально — возражение против юрисдикции трибунала по морскому праву означает одно: по мнению России, нет другого пути, чем политические договоренности на праве сильного.
Поэтому ошибается тот, кто думает, что, денонсировав соглашение по Азову, мы легко и непринужденно добьемся признания принадлежащей нам акватории со стороны РФ. Скорее, такой гипотетический сценарий завершится в таком же споре, который у нас есть сейчас, и действующие на сегодняшний день соглашения будут столь же тщательно изучаться, даже если, гипотетически, их денонсировать.
Поэтому наш единственный шанс — тщательно готовить позицию по юрисдикции и защищать интересы Украины всеми правомерными способами.
Наша юридическая борьба имеет также значение и для международного признания правомерности наших действий. Многие страны разделяют наше видение того, что является правомерным и противоправным в Азовском море. ЕС, США, Канада и другие страны осудили строительство Керченского моста. Государственный департамент США осудил злоупотребление РФ в международном судоходстве. Курт Уолкер довольно четко высказался о различиях в видении статуса Азова между Россией и международным сообществом.
Правомерность нашей позиции позволяет говорить о предоставлении поддержки нашим Вооруженным силам, об усилении дипломатического и санкционного давления на Россию.
Вдобавок к тому, что мы по сути правы, в нашу пользу играет и то, что мы не скрываем того, как непросто формировалась договорная база с Российской Федерацией по Азову. Наоборот — освещение всех деталей и нюансов ярко доказывает, под каким давлением находилась Украина и в каких условиях формировалась действующая договорная база.
Международное право глубоко укоренено в истории. Украина также постоянно обращается к историческим событиям. Практика составления договоров и их применения всегда принимается во внимание при рассмотрении споров. И денонсация договора не освобождает от этой истории. Поэтому разрывом соглашения ошибок не исправишь.
Прекращение соглашения — этот вопрос лишь будущего.
Как в случае с Договором о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Украиной и Российской Федерацией. Россия нарушает этот договор, все его положения. И если мы прекратим этот договор, мы не накажем Россию. Привлечь ее к ответственности можно лишь в условиях, когда договор Россию связывает.
А вот согласиться на его применение в течение следующего десятилетия, вроде бы ратифицировав его снова, мы не можем. Ибо так мы признаем, что готовы называть наши отношения “дружбой, сотрудничеством и партнерством” в нынешних условиях. А это принципиально невозможно.
Возможно, это звучит как правовая казуистика, но она чрезвычайно важна. Расторгнуть договор не в наших интересах, но в наших интересах его не пролонгировать.
Поэтому во время сообщения России о непролонгации договора мы еще раз подчеркнем, что непролонгация не влияет на обязанность устранить нарушения договора, возникшие в период его применения (1 апреля 1999-го — 31 марта 2019 г.), на текущие судебные и другие процессы мирного урегулирования споров и на обязанность России придерживаться других норм и правил международного права, в том числе других действующих договоров между государствами.
И потому мы снова пригласим Российскую Федерацию дать свое согласие на рассмотрение всех споров, которые возникают из этого договора в Международном суде ООН. Поскольку мы должны постоянно подчеркивать: пока договоры с РФ не дают возможности решать дела в судебном порядке, они действительно не стоят бумаги, на которой напечатаны.
Россия постоянно пытается избегать правовой оценки своих действий, пытается все перевести в политику. Это постоянное намерение ускользнуть раздражает больше всего.
Особенно на фоне другого договора о дружбе — между США и Ираном. Договор между ними был подписан в 1955 г. и до сих пор действует, несмотря на всю враждебность их отношений. Действует потому, что его статья 21 предусматривает: все споры по этому договору решаются в Международном суде ООН. Такая статья стоит едва ли не всех 400 договоров Украины с Россией.
Наша задача не просто отмахнуться от всего этого наследия, как от хлама (хотя львиная доля договоров с Россией им и является), а заставить Россию свои обязанностей соблюдать.
Для этого нужно терпеливо и тщательно использовать все возможности международного права. Пусть даже медленно, но коренным образом меняя парадигму отношений с РФ.
