Гибридная война Кремля против Украины и ЕС: энергетический компонент

Против ЕС Россия тоже ведет гибридную войну, просто в этом случае военный компонент не применяется, поэтому ощущение войны в Брюсселе и европейских столицах отсутствует. А последствия — есть. Евросоюз политически трещит по швам. Гибридную войну против Украины РФ развязала не в апреле 2014-го с началом событий на Донбассе, и не в феврале с началом аннексии Крыма, как многие считают. Начало крымских событий символизирует задействование военного компонента, в котором Москва дотоле не нуждалась (хотя все и было подготовлено к военному сценарию), поскольку все и так шло “по плану”. А план гибридной войны начал реализовываться с 14 августа 2013 г., когда Россия в явочном порядке и массово стала дискриминировать украинский экспорт в РФ, нанося экономический ущерб. Цель была очевидной — не допустить подписания Соглашения об ассоциации с ЕС и втянуть Украину в Таможенный союз.

Сценарий аншлюса — именно так можно назвать то, что замышлялось тогда в Кремле. Суть его — взять Украину без единого выстрела, кнутом и пряником заставив режим Януковича сделать необратимый геополитический разворот в сторону России. Летом-осенью 2013-го был задействован механизм кнута.

Он срабатывал, Янукович сломался, в ноябре-декабре были задействованы “пряники” — обещания многомиллиардных заказов для предприятий украинского ВПК, 15 млрд долл. кредитных ресурсов и “дешевый” газ по 268,5 долл. за тысячу кубометров. Евромайдан расстроил сценарий Путина по аншлюсу Украины. Поэтому в 2014-м Кремль ввел в действие военный компонент и интенсифицировал энергетический.

Гибридная война и место в ней энергоресурсов

Бывший советник НАТО по вопросам безопасности, нидерландский генерал Франк ван Каппен одним из первых среди западных аналитиков четко назвал вещи своими именами. “Путин ведет в Украине гибридную войну”, — об этом генерал заявил еще 26 апреля. По В.Цыганову, термин “гибридная война” подразумевает широкий спектр враждебных действий, в котором военный компонент играет относительно небольшую роль. Главными средствами нанесения урона противнику становятся политические, информационно-психологические и экономические воздействия. Ее методы позволяют добиваться ощутимых результатов: наносят противнику территориальный, политический и экономический ущерб, дезорганизуют государственную систему управления, деморализуют общество.

Россия заблаговременно готовилась к гибридной войне. Весьма показательны оценки начальника генерального штаба Вооруженных сил РФ Валерия Герасимова, сделанные им за год до начала Крымской кампании в докладе на заседании Академии военных наук РФ в феврале 2013 (!) г.: “Возросла роль невоенных способов в достижении политических и стратегических целей, которые в ряде случаев по своей эффективности значительно превзошли силу оружия. Соотношение невоенных и военных мер 4:1… Акцент используемых методов противоборства смещается в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер”. К новым формам и способам ведения войны в докладе относится “снижение военно-экономического потенциала государства поражением критически важных объектов его военной и гражданской инфраструктуры в короткие сроки”. Когда речь идет о “невоенных мерах” в российском исполнении, среди них важнейшую роль играют энергетические ресурсы и энергетическая инфраструктура.

Россия традиционно является энергоресурсным государством, где углеводороды — это больше, чем просто товар. Высокие цены на нефть начиная с 2000-х годов стимулировали не только экономическое развитие РФ, но и опасные процессы в сознании его политического истеблишмента, испытывавшего комплекс побежденного в холодной войне. Желание глобального реванша, воссоздания многополярности мира, в котором Россия будет главным из его полюсов, в сочетании с идеей “собирания земель” на постсоветском пространстве стимулировали поиск путей и средств достижения желаемого. Если в советский период это виделось посредством наращивания военного потенциала, то в условиях глобализации мировой экономики углеводороды и трубопроводы способны дополнить военный арсенал.

Суть внешней политики РФ в период лидерства В.Путина заключается в возвращении России статуса сверхдержавы, которой был СССР. Еще в 2005 г. он отметил, что распад Советского Союза в 1991 г. был “крупнейшей геополитической катастрофой века”. Таким образом, Россия при Путине добивается восстановления на международной арене советского status quo ante. В этом смысле энергетическая стратегия Кремля направлена на содействие достижению амбициозной геополитической цели.

Анализ поведения России в 2000-х годах показывает, что она последовательно двигалась к использованию энергоресурсов в качестве энергетического оружия, тщательно маскируя это под коммерческие споры с покупателями российских углеводородов на постсоветском пространстве. Мало кто обращает внимание на то, что официальный документ “Энергетическая стратегия РФ до 2020 г.” начинается с констатации: “Россия располагает значительными запасами энергетических ресурсов и мощным топливно-энергетическим комплексом, который является базой развития экономики, инструментом проведения внутренней и внешней политики”. Этот документ был подписан президентом России В.Путиным в августе 2003 г. Два масштабных газовых кризиса в российско-украинских отношениях имели место после этого — в 2006-м и 2009-м. Их ощутили на себе и страны ЕС, поскольку Россия прекращала транзит газа через Украину в Европу.

Подтверждением намерений использовать энергоресурсы как политический инструмент являются как высказывания высших должностных лиц России, так и ряд рекомендаций Кремлю со стороны разработчиков концептуальных документов для российского правительства. Михаил Маргелов, спецпредставитель президента РФ по Африке и одновременно глава комитета по международным делам Совета Федерации, в ноябре 2011 г. высказался достаточно откровенно по поводу инструментария российской внешней политики: “…нефтегазовая политика должна быть не просто важной составной частью, но и одним из главных инструментов внешней политики России”.

Сейчас, когда в России формулируются основные положения Энергетической стратегии до 2035 г., не скрывается некоммерческое видение внешней энергетической политики: “Россия как ответственная держава понимает внешнюю энергетическую политику не с узкой точки зрения экспортера, максимизирующего краткосрочный доход, а как средство решения не только национальных, но и мировых проблем”. Вот и решает Россия “мировые проблемы” в Украине, Россией же и созданные.

Следует отметить, что использование энергоресурсов как инструмента “обеспечения геополитических и геоэкономических интересов России” является не только политической риторикой, но и практикой. Можно назвать прецеденты, имевшие место в разное время в отношениях России с другими странами — Латвией, Литвой, Беларусью, Грузией, Казахстаном, когда энергоресурсы использовались в качестве инструмента оказания влияния.

В Европе принято считать, что энергетические войны — это явление, присущее постсоветскому пространству, мол, не платят России за газ или воруют его, что ж ей остается делать. Объяснение вторит стандартным аргументам российской пропаганды.

Считать, что подобный инструментарий не может быть применен по отношению к странам — членам ЕС и НАТО, нелогично, исходя из провозглашенных в России подходов к использованию энергоресурсов и инфраструктуры для “решения не только национальных, но и мировых проблем”. В связи с этим показателен инцидент резкого сокращения поставок нефти в Чехию летом 2008 г., когда Прага подписала соглашение о размещении на территории страны радара американской системы ПРО.

“Свежие идеи”, предлагаемые сейчас к рассмотрению в Москве, состоят в прекращении транзита нефтепродуктов через порты стран Балтии: “…идея устранения транзитеров российских углеводородов лежит в основе отечественной энергетической политики… Что мешает России в ближайшей перспективе полностью перекрыть транзит через прибалтийские страны и использовать на Балтике только свои порты?”.

Фальстарт 2009-го

Особого внимания заслуживают акты газовой агрессии России против Украины в 2006-м и
2009 г. В Европе их принято называть “украинско-российскими газовыми кризисами”, причины которых лежат в бизнес-плоскости. Политические контексты прекращения поставок газа в Украину и прерывания транзита через Украину в ЕС — наказание Украины за оранжевую революцию 2004-го, Европы — за поддержку Украины, как правило, в расчет не принимаются.

Кризис 2009-го имел далеко идущие цели. Он должен был сыграть роль детонатора для провоцирования политического конфликта в Украине по линии Восток—Запад. Замысел состоял в том, что в случае полного прекращения поставок газа (для внутреннего потребления + транзита в ЕС) власть в Украине не сможет обеспечить подачу газа из расположенных на Западе страны основных подземных хранилищ газа (ПХГ) на Восток, в основные промышленные центры, которые останутся без тепла. Таким образом, это должно было спровоцировать, по замыслу российских стратегов, “социальный взрыв на востоке и юге Украины”. Был разработан так называемый полужесткий сценарий, который предусматривал экстренные переброски в Украину военных контингентов с “временным правительством”, динамичное развертывание местных органов управления на оккупированных территориях с опорой на заблаговременно подготовленные “силы поддержки” — маргинальные группы, критически настроенные к власти в Киеве, создание “независимых” квазигосударственных образований. Не случайно 12 января 2009 г. в российских СМИ появились публикации на тему “пересмотра границ” в СНГ и заявления российских политиков: “Депутат Госдумы РФ Константин Затулин не исключает, что Россия “в нужный момент подаст знак” юго-восточным регионам Украины для вхождения в состав России”.

В 2009 г. этот сценарий не сработал, поскольку газотранспортная система (ГТС) Украины была развернута в реверс, и центральные, восточные и южные регионы Украины получили газ из западных газохранилищ. То есть старт гибридной войны в 2009 г. стал фальстартом. В нерасчетный режим его ввел “Нафтогаз Украины”, который в сжатые сроки сумел решить непростую и беспрецедентную инженерную задачу по реверсу ГТС. Украина должна помнить и чтить своих героев. Имена руководителей “Укртрансгаза” Ярослава Марчука, Михаила Беккера, Мирослава Химко широко известны только в узких профессиональных кругах. Именно эти люди подготавливали и принимали решения, которые потом реализовывались “Нафтогазом” под руководством Олега Дубины. Можно сказать, что в 2009-м украинская дубина перешибла российский лом, против которого нашелся прием.

Анализ-2010

Еще в 2010 г. Центр глобалистики “Стратегия ХХІ” при поддержке офиса связи НАТО в Украине выполнил проект “Энергетические ресурсы и инфраструктура их доставки: потенциал для непрофильного использования”. В рамках этого проекта был выполнен анализ базовых документов РФ — “Стратегии национальной безопасности”, Военной доктрины, Энергетической стратегии и др. Некоторые ключевые выводы приведены в этой статье.

Масштабные проекты бестранзитных трубопроводных систем экспорта газа, инициированные Россией, способны создать профицит трубопроводных мощностей. При отсутствии интегрированной газовой инфраструктуры в рамках ЕС это создает угрозу манипуляций объемами, направлениями и ценами газового экспорта. В ситуации критического обострения отношений между РФ и НАТО или между РФ и одной из стран (группой стран) альянса это может послужить механизмом осуществления синхронизированного разнородного давления путем создания проекции угрозы ограничения/прекращения поставок в сочетании с информационно-психологической кампанией и кибератаками.

К похожим выводам пришел и американский эксперт российского происхождения Михаил Корчемкин из Центра Восточно-Европейского газового анализа (EEGA): “Газопроводы Nord Stream и South Stream спроектированы НЕ для увеличения поставок российского газа и НЕ для повышения надежности энергообеспечения Европы. Новые проекты “Газпрома” дадут России возможность избирательного отключения поставок газа в Белоруссию, Германию, Польшу, Венгрию, Румынию, Болгарию и Грецию. Таким образом, энергетическая безопасность ЭТИХ стран снизится”.

Мы видим сейчас, как активно России добивается от Еврокомиссии задействования на полную мощность “Северного потока”. Это позволит России обеспечить Германию необходимыми объемами поставок газа и таким образом “нейтрализовать” Берлин на период окончательного “газового удушения” Украины — прекращения транзита.

Основной политико-экономической целью России стало приобретение российскими энергетическими компаниями активов на территории ЕС, вхождение “Газпрома” в газовые сети стран ЕС, приобретение контроля над ПХГ, а также блокирование нежелательных для РФ решений. Упор сделан на деятельность на территории ключевых стран — членов ЕС — Германии и Австрии, центры менеджмента стратегических проектов и оперирования финансовыми потоками выносятся за пределы территории ЕС — в Швейцарию.

Подтверждение этого — “чудесное” избежание “Газпромом” многомиллиардного штрафа по результатам расследования Еврокомиссией его деятельности в ЕС. Получение под контроль “Газпрома” крупнейшего ПХГ в немецком Редене — еще одно важное, хотя и недостаточное для полного торжества достижение российского монополиста. Последнее важно для лицемерного сценария “газового спасения Европы” от прерывания транзита российского газа в ЕС “киевской властью”, который готовится сейчас Кремлем по шаблону 2009 г.

Усовершенствованный “гибрид”

Рассмотрим механизм нанесения экономического ущерба Украине Россией как элемент гибридной войны. С апреля была установлена в одностороннем порядке максимально возможная цена на газ для Украины в 485 долл. за тысячу кубометров вместо 268,5 долл. С 16 июня были прекращены поставки газа. С июля, когда правительство озаботилось вопросом максимального замещения (там, где это возможно) газа углем и электроэнергией, НВФ стали наносить целенаправленные артиллерийские удары по объектам угледобычи, энергетики и транспорта. На Донбассе около 80% угольных шахт выведены из строя, разрушены железнодорожные пути и мосты, использовавшиеся для доставки угля в другие регионы страны. Уголь из оставшихся функционирующих на оккупированной территории шахт нелегально вывозится в Россию. То есть все делается точно так, как об этом говорил в своем докладе начальник генштаба ВС РФ: “Снижение военно-экономического потенциала государства поражением критически важных объектов его военной и гражданской инфраструктуры в короткие сроки”. Прокремлевские военные эксперты “прогнозируют” на зиму 2014—2015 гг., что “война может переместиться на железные дороги, автострады, трубопроводы, мосты”.

Особое значение для ЕС имеет ГТС Украины. Ее значение определяется не только транзитной ролью. Важнейшее значение имеют ПХГ с общим активным объемом в 31 млрд кубометров. Именно они позволяют обеспечивать поставки в период пикового потребления газа в ЕС в зимний период. Не менее значим также и высокий уровень интерконнектинга магистральных трубопроводов, что обеспечивает бесперебойность поставок газа в случае аварий или других ЧП. Это то, чего нет в других маршрутах транспортировки, именуемых “Газпромом”, как альтернативные украинским газопроводам: Ямал—Европа, Blue Stream, Nord Stream, South Stream. Авария на любом из этих направлений автоматически приведет к прекращению поставок газа. Об этом свидетельствуют следующие примеры.

В 2007 г. в Украине имели место два серьезных технических инцидента на магистральном газопроводе Уренгой—Помары—Ужгород. На ликвидацию последствий аварий в обоих случаях понадобилось более двух недель. Однако газоснабжение ЕС не прекращалось ни на минуту: вместо аварийного газопровода были задействованы параллельные нитки двух других — “Прогресса” и “Союза”. Точно так же было и в 2014 г., когда в мае и июне имели место диверсионные действия на газопроводе Уренгой—Помары—Ужгород, которые привели к приостановке работы газопровода, но не повлекли за собой прерывания поставок газа в ЕС.

Следует отметить, что для полного прерывания поставок газа в ЕС с территории Украины необходимо произвести одновременный подрыв в 29 местах объектов ГТС, что является практически невыполнимой задачей в условиях, когда противник (Россия) маскирует свое участие в боевых действиях на территории Украины.

Анализ действий РФ против Украины на энергетическом фронте гибридной войны позволяет сделать вывод, что зимой под удар диверсионных групп могут попасть ЛЭП, по которым идет подача электроэнергии от АЭС. На атомной генерации предстоящей зимой, как никогда ранее, будет держаться Объединенная энергосистема. В условиях, когда Россией уже сгенерирована газовая блокада, целенаправленные диверсии НВФ создали дефицит угля для теплоэнергетики, осталось нарушить функционирование базовой генерации, которой является атомная, чтобы сокрушить украинскую энергетику.

Поэтому, на наш взгляд, главная угроза этой зимы — не столько дефициты тех или иных видов энергоресурсов, сколько вероятность нанесения критического ущерба объектам энергетической инфраструктуры. Даже при наличии запасов (газа в ПХГ, угля на ТЭС, ТВЭЛов на АЭС) может оказаться, что использовать их нельзя, поскольку передающая инфраструктура повреждена и не может функционировать. Подтверждением высокой вероятности существования подобного сценария является одно из положений в упоминавшемся докладе начальника генштаба ВС РФ: “Поражение его (противника. —Авт.) объектов осуществляется на всю глубину территории”.

Что делать?

Что можно было бы предложить в качестве мер, ограничивающих использование энергоресурсов в качестве “энергетического оружия”?

НАТО, Европейская комиссия, МЭА, секретариат Энергетического сообщества должны усилить взаимодействие в сфере энергетической безопасности. Главная ошибка Европы при оценке действий России в отношении Украины и ЕС в энергетической сфере состоит в том, что все осмысливается и анализируется в системе бизнес-координат. Необходимо же осмысление проблематики энергетической безопасности через призму использования энергоресурсов и инфраструктуры как инструментов политического влияния.

Для предупреждения прерываний в поставках энергоресурсов и использования энергетической инфраструктуры как средства ведения энергетических войн должна быть инициирована система мер доверия, подобно тому, как это было в 70—80-е годы в военной сфере. Предоставление доступа к телеметрической информации о физических параметрах движения потоков энергоресурсов способствовало бы увеличению прозрачности цепочки “экспорт—транзит—импорт”. Должна быть установлена бипараметрическая онлайн-система мониторинга телеметрических данных (рабочее давление, суточные объемы), которые поступали бы с соответствующих газоизмерительных станций (ГИС) по взаимному согласованию сторон. Указанные параметры должны быть доступны для всех сторон технологической цепочки РФ—Украина—ЕС. Сопоставление параметров позволит выявлять проблемные зоны на всем пути перемещения газовых потоков и четко установить ответственного в случае нарушения трафика.

Надо отдать должное секретариату Энергетической Хартии. С начала марта, то есть почти сразу после начала российской агрессии против Украины, Энергетическая Хартия стала привлекать внимание к возросшим рискам для газовых поставок в Европу. Создав контактную группу, генеральный секретарь У.Руснак предложил Энергетическую Хартию в качестве платформы для обмена информацией и повышения прозрачности транзитных потоков. Но эта инициатива по обмену данными о газовых потоках в режиме реального времени не была поддержана, в том числе Еврокомиссией.

ЕС и США совместными усилиями (в т.ч. через формат G7) должны склонить РФ принять в качестве условий для отмены санкций следующие позиции:

— допуск экспертов международной Мониторинговой группы на приграничные ГИС для контроля за движением газовых потоков, предназначенных на экспорт в страны ЕС и Энергетического сообщества;

— демонополизация газового сектора России и допуск независимых производителей газа РФ на внешние рынки;

— обеспечение свободы транзита газа Центральной Азии в ЕС через территорию России в соответствии с нормами ВТО;

— переход на схему передачи российского газа европейским потребителям на восточной границе Украины, которая одновременно является восточной границей Договора Энергетического сообщества.

Под эгидой G7 и МЭА целесообразно разработать проект многостороннего соглашения о механизме раннего предупреждения на основе бипараметрической системы обмена данными о движении трансграничных газовых потоков.

Что формат брюссельский нам готовит?

Угроза газового кризиса не снимается, даже если полугодичный процесс трехсторонних переговоров увенчается неким документом 29 октября или позже. Энтузиазм, царящий на Банковой, по поводу достижения договоренности с Россией по газу в Милане, мягко говоря, неуместен. И очередной раунд трехсторонних переговоров в Брюсселе 21 октября — тому подтверждение.

Россия не отказалась от своего намерения устроить третий газовый кризис, прервав поставки в ЕС через Украину. И целью здесь является не только Украина, но и ЕС. Москва прессингует Брюссель, чтобы добиться исключения из Третьего энергетического пакета для трансгерманского газопровода OPAL. Это программа-минимум. Она позволит запустить на полную мощность “Северный поток”. Российские объяснения для европейцев предельно просты и укладываются в пропагандистские штампы: в Украине продолжается политический хаос, там снова выборы, там неопределенность, не понятно, что будет зимой, украинцы будут воровать газ и т.д., и т.п. Поэтому, мол, Еврокомиссия должна сейчас и немедленно согласиться на максимальное задействование “Северного потока”. Если такое решение Еврокомиссией будет принято, то Россия переключит часть объе-мов транзита с ГТС Украины на “Северный поток”, объемы транзита через Украину упадут, функционирование ГТС выйдет за рамки оптимального технологического режима, после чего “Газпром” обвинит Украину в воровстве газа и прекратит транзит вообще. В.Путин, находясь в Сербии с визитом, уже озвучил сценарий: “Существуют большие транзитные риски. Если мы увидим, что наши украинские партнеры так же, как в 2008 г., начнут несанкционированно отбирать наш газ из экспортной трубопроводной системы, то мы так же, как в 2008 г., будем последовательно на объем украденного сокращать подачу”; “Украина может воровать российский газ, направляющийся на европейские рынки”.

Вот тут и появляется программа-максимум — получение согласия Еврокомиссии на “Южный поток”, реализация которого сейчас ею заблокирована. Главный аргумент: Украина — транзитная угроза бесперебойным поставкам российского газа в Европу. Решение простое — желает ЕС или не желает, но строить бестранзитную газотранспортную систему через Черное море придется. И Россия, мол, готова помочь Европе в решении вопроса ее энергетической безопасности. Раз и навсегда.

Нельзя сказать, что все в Брюсселе и европейских столицах воспринимают подобный образ мыслей и предлагаемые Россией решения. Ярким примером критического отношения к предлагаемому “Газпромом” проекту является реакция словацкой компании Eustream. Ее президент Томаш Маречек четко заявил, что поддержка строительства “Южного потока” является враждебным действием против Украины, строительство трансчерноморской трубы снизит уровень энергобезопасности Европы.

Один из авторов этой статьи был участником рабочего круглого стола в Париже в МЭА 16—17 октября, организованного по инициативе немецкого председательствования в G7 и посвященного вопросам прохождения зимы странами ЕС и Энергетического сообщества. Украина была в центре внимания. Аргументация украинской стороны, представленной Министерством энергетики и угольной промышленности и “Нафтогазом Украины”, была достаточно убедительной и была воспринята участниками. Предложенная Еврокомиссией формула для прохождения зимы — “координация, кооперация, солидарность” — звучит правильно. Выработка консолидированной позиции Украины и Еврокомиссии на переговоры с Россией тоже является достижением. Но европейская система координат, в которой наши партнеры оценивают происходящее, является неполной. Таким образом, не все факторы и мотивы, движущие Россией и описанные здесь, адекватно учитываются.

Проблема в том, что появились новые потенциально заинтересованные в кризисе субъекты. Они, собственно, возникли в процессе подготовки к кризису. Европейские газовые компании и трейдеры, закачавшие беспрецедентно большие объемы газа в ПХГ, с ужасом подсчитывают возможные убытки в случае, если кризиса не будет и зима будет среднестатистической, не холодной. Во-первых, придется выложить немалые деньги за хранение газа в ПХГ, а в ЕС это дорогое удовольствие. Во-вторых, оставшийся газ придется быстро продавать весной на споте по беспрецедентно низким ценам, чтобы компенсировать часть затрат. А вот кризис способен принести неплохую прибыль, поскольку цены на газ подскочат вверх — от примерно на 10% в странах Западной Европы до более чем на 40% в Центрально-Восточной Европе.

Сможет ли Еврокомиссия, находящаяся в процессе кадровой трансформации, обуздать силы “газовых стихий” и принудить Россию к газовому миру? Чрезмерная — иногда до пластилиновой — гибкость Брюсселя явно вредит этому, как и иллюзии Киева, что зимой все будет “в шоколаде”. Логика кремлевских стратегов гибридной войны базируется на том, что обороняющийся будет мыслить шаблонно, а наступающий — нестандартно и асимметрично. Поэтому можно надеяться на лучшее, но надо быть готовым к худшим сценариям. Тем более что кое-какой опыт 2009 г. в запасе у Украины есть.

Михаил ГОНЧАР, Андрей ЧУБИК, Оксана ИЩУК