Да, российская литература пронизана империализмом

Для многих на Западе шедевры русских писателей XIX века, таких как Федор Достоевский и Лев Толстой, внушают благоговение. Эти писатели часто как будто оздевают руки к небу, пытаясь проникнуть в глубины веры, власти и несправедливости. Британский писатель Дэвид Герберт Лоуренс, например, говорил, что русская литература исследует “феноменальные искажения душ вполне обычных людей”. Но в некоторых кругах вторжение России в Украину поставило под сомнение не только ценность чтения этих книг, но и его моральность.

В своей статье в Times Literary Supplement Оксана Забужко, украинская писательница, убедительно аргументировала, что западные читатели ведущих российских классиков игнорировали их империалистические установки и потакали их резкому моральному релятивизму и сочувствию к преступникам. Литература, по ее мнению, “едина с обществом, для которого и о котором она пишет”. Книги — это “камуфляжная сетка” российских танков в Украине. Владимир Ермоленко, украинский философ, написал в журнале Foreign Policy, что русская классика “полна империалистического дискурса” и “жестокости”.

Проводить прямую связь между классической художественной литературой и сегодняшней военной агрессией — это, конечно, изрядная натяжка. Тома, которые помогли вдохновить Владимира Путина на вторжение, были гораздо более эзотерическими и экстремальными, чем “Анна Каренина” или “Игрок”. Тем не менее, эта критика не лишена оснований.

Самые любимые писатели России ценятся отчасти за то, что они описывают социальные проблемы страны. Но в их произведениях появляются и тревожные, даже опасные идеи. Естественно, то же самое можно сказать и о почитаемых британских и американских авторах. Однако читатели, тонко чувствующие проявление империализма и предрассудков в западных произведениях, в прошлом закрывали глаза на те же самые вещи в русской литературе.

Они оказались менее восприимчивы к извращению представления о происходившем в украинских степях, чем, например, на американском Западе в XIX веке.

Возьмем, например, национального поэта Александра Пушкина, которого русские иногда называют “наше все”, что отражает преклонение перед его необыкновенным владением русским языком и его стремлением защищать “маленького человека” перед лицом царской власти.

Пушкин провел несколько лет в ссылке из-за антиавторитарного духа его произведений, которые были оценены декабристами, участниками неудачного восстания против Николая I в 1825 году.

Однако Пушкин также писал патриотические стихи, в которых воспевал имперскую мощь России. Ермоленко цитирует стихотворение “Клеветникам России”, написанное в ответ на польское восстание против царской власти 1830-31 годов. В стихотворении осуждается предполагаемая европейская агрессия — “Зачем анафемой грозите вы России?” — и провозглашается, что враги страны полягут, если осмелятся вступить на российскую землю. Эти чувства перекликаются с риторикой Путина сегодня.

Империалистический уклон Пушкина также проявляется в “Кавказском пленнике”. В поэме рассказывается о молодом русском офицере, который попадает в плен на Кавказе, после чего его спасает черкеска. В эпилоге рассказчик прославляет насильственное подчинение региона Россией и заявляет, что “все подвластно русскому мечу”. И здесь критика Пушкиным царской власти не распространяется на ее империализм.

Нечто подобное можно сказать и о Достоевском. Его книги проникают в сознание убийц и ставят под сомнение общепринятую мораль. Они также пронизаны колониалистическими идеями.

Вопиющие примеры можно найти в его “Дневнике писателя”, жанрово сложном сборнике вымышленных и невымышленных очерков, созданных в конце его жизни, в которых он восторженно отзывается о продолжающемся в то время завоевании Центральной Азии Россией. В отрывке, написанном в январе 1881 года, он прославляет победу русской армии при Геок-Тепе (ныне Гёкдепе в Туркменистане), кровопролитное сражение, закрепившее власть империи в регионе. Как отмечает Ольга Майорова из Мичиганского университета, в книге Достоевский надеется, что Россия продолжит свои завоевания в Азии, чтобы люди “вплоть до Индии” могли “убедиться в непобедимости белого царя”.

Русский шовинизм Достоевского часто выражается в духовных, а не милитаристских терминах. После длительной ссылки в Сибирь в 1850-х годах за связи с кружком радикальных интеллектуалов Петрашевского он стал набожным православным христианином. По его мнению, те, кто отвергал православного Бога, как например католики или иудеи, должны быть преданы анафеме. Давняя враждебность Достоевского к тем и другим проявляется в его романе “Идиот”. Главный герой, князь Мышкин, называет католицизм “нехристианским” злом, которое Россия должна победить. “Наш Христос, — говорит он, — должен сиять, как отпор Западу”.

России, по мнению Достоевского, суждено стать авангардом духовной революции. Он приписывает ей мессианскую силу, которая победит западный декаданс и объединит человечество под властью Бога. И снова, на фоне антизападных разглагольствований Путина, это звучит до тошноты знакомо. В прошлом читатели воспринимали Достоевского как возвышенного проводника в самые темные, самые тайные уголки человеческого сердца. Сегодня он и другие русские писатели могут вместо этого указывать путь на фронт в Донбассе.

Так что, хотя обвинять давно умерших авторов в бесчинствах армии Путина неразумно, некоторые из их произведений действительно отражали, даже подпитывали, громкие патологические идеи, которые снова вылились в насилие. Но это не единственное, что значат или несут эти книги.

Вспомните творчество Толстого, по мнению многих лучшего романиста России, да и всего мира. Да, у него есть империалистические слепые пятна, в том числе в “Войне и мире”, его хронике наполеоновского вторжения в Россию 1812 года. Как отмечает Ева Томпсон из университета Райса, в книге не освещены чувства колонизированных народов Восточной Европы, в частности поляков, которые, к примеру, поддерживали Наполеона против своих русских повелителей.

Однако в других своих произведениях Толстой отвергает милитаризм и насилие любого рода. Его изысканная повесть позднего творчества “Хаджи-Мурат” рассказывает историю кавказского воина, пытающегося спасти свою семью в условиях русского завоевания; он сочувствует его беде и осуждает царскую агрессию. Как показывает сочетание патриотизма и пацифизма в творчестве Толстого, литература по своей сути не может являться однозначной. Великие книги редко можно упростить до одного смысла или морали.

Лучшие из них обнажают и препарируют человеческие недостатки, будь то недостатки героя, рассказчика или автора. Это относится и к мелодраматическим повестям Пушкина, таким как “Евгений Онегин” и “Пиковая дама”, и, несмотря на все его уродливые взгляды, это относится и к Достоевскому. Михаил Бахтин, русский философ, назвал романы Достоевского “полифоническими”, имея в виду, что его герои воплощают различные, часто противоречащие друг другу идеи.

Мессианское мировоззрение автора находит отклик в его героях, но часто приписывается негодяям, ничтожествам и глупцам. При этом он подвергает свои идеи “строжайшей проверке”, — говорит Сара Янг из Университетского колледжа Лондона. Читателя побуждают не столько восхищаться его философией, сколько оспаривать ее”. Проигнорируйте произведения Достоевского, и вы лишитесь этой возможности. Тем, кто осуждает вторжение Путина в Украину, не стоит выбрасывать томики русской классики. В них слишком много красоты и мудрости; отречение от них было бы самоуспокоением. Но читателям стоит пересмотреть их более критическим взглядом и с новым вниманием к вкрапленным в них империалистическим идеям. Именно это, имеют в виду ученые, когда говорят (как многие сейчас) о “деколонизации” канона в лучшем смысле слова.

Деколонизация не означает отказ от значимых произведений по политическим мотивам; вместо этого можно подойти к литературе с новым видением. Это значит, что можно признавать тревожные моменты в книгах, не сводя произведения только к этим аспектам. Это значит, что стоит читать больше, а не меньше.