Чтобы поменялась погода, нужен не порывистый ветер, а общая перемена климата

Украина — это классический тип индустриальной экономики, “даже стулья плетеные держатся здесь на болтах и на гайках”. Тон макроэкономике задает перерабатывающая промышленность, а динамику перерабатывающей промышленности определяют металлургия и машиностроение. 

Средоточием металлургии и машиностроения традиционно был угленосный Донбасс, а его промышленный комплекс, как и промышленность Украины в целом, напоминает мистического змея, который сам себя кусает за хвост: уголь нужен металлургии и энергетике, шахтам нужно много электроэнергии, много металла, много металлоемкой техники. И этот круговорот настолько порочен, что в 80-х годах ХХ века не без его учета встал вопрос о целесообразности угледобычи в Донбассе как таковой, были запланированы большие перемены. Но они не были реализованы своевременно, а распад СССР привел к консервации сложившегося хозяйственного уклада Украины.

Поэтому нужно понимать, что сегодняшний выбор стратегии развития промышленности — это, без преувеличения, выбор развития национальной экономики. Эксперты ООН в таких случаях предлагают делать акцент на долгосрочном планировании (до 50 лет с разбивкой на 5—10-летние циклы) и мыслить категориями “крупных стратегий и больших начинаний”. Генералы, как говаривал Черчилль, всегда готовятся к прошедшей войне. Поэтому главное — не держаться за прошлое и определить точку бифуркации, позволяющую подняться на ступень вверх, но и таящую опасность скатиться вниз. Здесь, в точке бифуркации, кроются опасности общественных катастроф, но опасность побуждает к действию того, кто способен воспользоваться моментом.

В качестве показательного примера можно вспомнить энергетическую развилку на рубеже 1980-х годов. Донбасс всегда был особым регионом. В.Ден, автор изданной в 1912 г. монографии “Каменноугольная и железноделательная промышленность”, отмечал: “…едва ли найдется в России какой-нибудь промышленный центр, не исключая и столиц Империи, где бы существовали такие же высокие зарплаты”. В
1976 г. украинская угольная промышленность благодаря Донбассу достигла небывалых результатов — 218 млн т угля за год. Начальник экономического управления Минуглепрома УССР, что называется, завтракал в Донецке, обедал в Киеве, а ужинал в Москве. Массовое строительство донецких шахт потребовало от страны десятилетий жесточайшей мобилизации человеческих, финансовых, административных ресурсов. Однако освоение месторождений на востоке СССР привело к смене приоритетов. В Кузбассе производительность труда рабочих по добыче была в три раза выше, уголь в 2—2,5 раза дешевле, содержание серы в 8—10 раз меньше. Перенесение центра тяжести национальной угледобычи, перераспределение капиталовложений от Донбасса Кузбассу логично вписывалось в новую стратегию страны, определяемую формулой “дешевый уголь и атомная энергетика” с режимом “газовой паузы” на время перехода. В результате из почти 340 шахт в Донбассе следовало оставить несколько, добывающих особо ценные марки коксующихся углей…

И в этом нет ничего удивительного, трагическое — частый спутник хода истории. Развитие железнодорожного транспорта погубило не только гужевой транспорт, но и армию ветеринаров, держателей постоялых дворов, шорников. Ввод в эксплуатацию Суэцкого канала отправил в небытие целую отрасль складской инфраструктуры. Непоследовательность, порожденная соображениями о том, что вопрос о Донбассе должен быть отложен до более удобного — не так экономического, как политического и социального — момента, повлияла не только на ход советской истории, она обернулась еще более трагическими нынешними последствиями.

На данный момент Украина тоже находится в непростой точке бифуркации, сопряженной с выбором главенства то ли платформы “Индустрии 4.0”, то ли третьей промышленной революции в трактовке Джереми Рифкина (Jeremy Rifkin). Более детально об этом на страницах ZN.UA высказался мой коллега Даниил Череватский, я же акцентирую внимание читателя на бифуркационности момента. Нельзя пренебречь ни одним из этих переходов, но сделать выбор в пользу главенства одного из них придется.

“Индустрия 4.0” предполагает концентрацию ресурсов на развитии супертехнологий, в чем наша экономика пока не сильна. Добывающая промышленность — уж точно не космос, и то недавняя попытка массового внедрения там инноваций себя не оправдала, хотя средства были затрачены немалые. И в других “старых” отраслях ситуация не лучше. Чтобы поменялась погода, нужен не порывистый ветер, а общее изменение климата. В Украине сейчас нет ни одной организации, способной спроектировать шахту, не говоря уже о смарт-заводе.

Зато автомобилисты со стажем, надеюсь, не забыли советскую гаражную культуру, в рамках которой народные умельцы компенсировали недоступность услуг фирменного автосервиса. Пришедшие из школьных секций технического творчества, из кружков моделистов-конструкторов при дворцах пионеров, с досаафовских курсов, эти кудесники проявляли чудеса изобретательности и смекалки. И сейчас, когда читаешь Криса Андерсена (Chris Anderson) о движении созидателей в Америке, вспоминаешь тех чудо-механиков, и это вселяет веру в третью промышленную революцию с ее доминированием горизонтальных связей в производстве, энергетике и экономике. Украине, особенно в нынешней ее ситуации, имеет смысл сделать ставку и на народную смарт-промышленность, вооруженную 3D-принтерами, другими новациями. 

Это не призыв к строительству домен и вагранок в каждом дворе. Как было бы абсурдно отрицать и необходимость высоких технологий на металлургических и машиностроительных заводах. Не нужно возводить ни то, ни другое в абсолют, пугать обывателя сплошной роботизацией. Мессенджер WhatsApp, которым сейчас пользуется более миллиарда человек по миру, изобрел родившийся в Украине Ян Борисович Кум, ныне американец. В 2014 г. изобретение было продано компании Facebook за 22 млрд долл. И покупатель, по сведениям аналитиков, тоже не остался внакладе — к нему перешли десятки миллиардов долларов, потерянных операторами сотовой связи на SMS-отправлениях.

Задача госрегулирования — снижать вероятность неблагоприятного хода событий, избегая общественных катастроф. Это очень сложно. Реструктуризацию убыточной угольной промышленности англичане провели решительно, а немцы растянули почти на половину века. И споры о правильности стратегий так и не умолкли, хотя обе, в конце концов, привели к одному — к полной ликвидации национальной угледобычи. Но та давняя победа правительства Тэтчер над национальным профсоюзом угольщиков, похоже, аукнулась стране Brexit'ом, такой силы недовольство разлилось не только среди шахтеров, но и их потомков.

Поэтому разработка государственных программ (каких бы областей они ни касались) должна быть буквально делом всенародным. Хотя у финансовых капиталистов своя стратегия, у национальной корпорации — другая, у транснациональной — третья, у государства и общества — четвертая, но “что хорошо для “Дженерал Моторз”, хорошо для Америки” всегда должно означать приоритет национальных интересов над корпоративными.

Дабы избежать примитивного перетягивания одеяла, цивилизация выработала свои приемы, которые вполне приемлемы и для нас. В Европе, например, законодательно учреждают группы высокого уровня, являющиеся объединенными представительствами всех заинтересованных в решении стратегических задач сторон — ученых, промышленников, общественных организаций, потребителей, профсоюзов, регулирующих органов и т.д.

Так, Группа по конкурентоспособности, энергоресурсам и окружающей среде (High level group on competitiveness, energy and the environment) имеет мандат Европейской комиссии на обеспечение целостности промышленной, энергетической и экологической политики, согласование инициатив по развитию отраслей. Она действует методом консультаций, способствующих выработке политических и законодательных инициатив, достижению консенсусов в сферах от функционирования энергетических рынков и энергетической эффективности до противодействия изменениям климата.

Промышленная политика в целом на государственном уровне может быть трех видов: вертикальная, горизонтальная, матричная. Вертикальная политика (”секторальная”) служит поддержке конкретной отрасли или сектора. Горизонтальная политика (”функциональная”) ориентирована не на отдельный сектор, отрасль, а на всю экономику или спектр отраслей и предприятий. Тут и нормативно-правовое обеспечение хозяйственной деятельности, включая налогообложение, и защита прав собственности, и устранение административных барьеров, и содействие разумной модернизации на основе технологических инноваций. Это политика исправления существующих и введения новых институтов. Именно к этому тяготеет современная европейская практика. Матричная политика — умелое сочетание первого и второго.

Американский экономист, турок по происхождению, Дэни Родрик (Dani Rodrik) cчитает, что правильная модель промышленной политики — это не вводимые автономным правительством налоги или субсидии, а стратегическое сотрудничество правительства с частным сектором, способствующее выявлению главных препятствий на пути реструктуризации и выбору типа вмешательства, наиболее подходящего для их устранения. Судя по пресс-релизу, это понимают и в Минэкономразвития, остается лишь пожелать им успешной реализации данных принципов.

Но украинская промышленная политика все же нуждается и в мощной секторальной поддержке. Прежде всего, по моему мнению, уместно ставить задачу развития отраслей, связанных с инфраструктурой. Географическое положение Украины предопределило ее значимость как транзитера. Ныне это наиболее наглядно в сфере передачи и хранения природного газа. Но не следует забывать, что во времена СССР республика была ключевым транзитером электроэнергии, а по версии американского предпринимателя Илона Маска (Elon Reeve Musk), по территории Украины могут пройти 5 из 11 веток сверхскоростного наземного транспорта Hyperloop, из которых три прочерчены через Киев: первая соединит Китай, Европу и Канаду, вторая — Азию, Ближний Восток, Европу и Северную Африку, а третья — Испанию и Китай. Из Днепра и Кривого Рога на таком транспортном средстве можно будет добраться до Индии, а из Харькова, Донецка или Одессы — в Америку.

К тому же Украина может серьезно заявить о себе как участник проекта Нового шелкового пути, для чего нужен прозрачный и эффективный механизм оформления таможенных грузов, качественная система железнодорожных и автомобильных магистралей. Усилия того стоят: масштабы китайских инвестиций в реализацию стратегии оцениваются триллионами долларов. Уже есть реальные предпосылки успеха проекта: КНР согласовала новые ж/д маршруты через украинскую территорию. Первый транзит по территории Украины в рамках Нового шелкового пути может пройти уже в конце 2017-го — начале 2018 г.

Преимущества энергетических объединений заключены в возможности переброски крупных потоков электроэнергии, рациональной загрузки электростанций на различном топливе. Но пока панъевразийская энергетическая система остается проектом будущего, возрастает роль Украины и Польши как энергетических хабов. Особый интерес в этом плане могут представлять глубокие шахты.

Будущее — это зеленая энергетика. Но доказано, что ветровые и солнечные электростанции не могут эффективно существовать без энергетических хранилищ. В Германии последняя каменноугольная шахта Проспер-Ханиель преобразуется в гидроаккумулирующую электростанцию. Премьер-министр федеральной земли Северный Рейн-Вестфалия Ханелоре Крафт (Hannelore Kraft) указала на высокую значимость этого проекта для мезо- и макроэкономики: крупнейший угольный регион страны остается активным игроком на энергетическом поле, сохраняются рабочие места, обновляется инфраструктура.

На всю Европу только в Украине и Польше сохранились глубокие шахты в таком количестве. Гидроаккумулирующие станции на их базе могли бы превратить старопромышленные шахтерские регионы в мощные энергетические хабы. Это наглядный пример того, как поддержка угасающей отрасли (угольной) может стать ускорителем развития новой отрасли (энергетики на возобновляемых источниках). Под эту стратегию уместна как вертикальная политика покровительства индустриальным паркам на базе шахт, поощрения государственно-приватного партнерства, так и горизонтальная политика содействия международному сотрудничеству, потому что ни Украина, ни Польша, которым предпослана идея энергетических хабов, в одиночку с такой задачей не справятся. Нужен европейский консорциум, что-то наподобие “Аэробуса”, для проектирования, строительства хранилищ и ведения бизнеса по их эксплуатации. Эту идею мы с Даниилом Череватским и польским профессором Казимежем Пайонком (Kazimierz Pająk) вынесли на рассмотрение симпозиума, прошедшего в октябре в польском Сейме. Доклад опубликован в “Энергобизнесе” (№40 за этот год), желающие могут с ним ознакомиться.

В эпоху промышленных революций мир переполнен финансами. Владельцы выводят их из старых отраслей и лихорадочно пытаются найти капиталам прибыльное приложение. Удастся убедить их в правильности выбранной нами стратегии — их деньги будут работать на нашу экономику.

Как достичь этого? В 2007 г. на Парижской конференции по изменению климата Жак Ширак (Jacques RenО Chirac) высказал мысль о том, что “сейчас не время для полумер, время для революции — в сфере сознания, в области экономики и политических воздействий”.

Давайте начнем свою революцию с создания в Украине института Групп высокого уровня и общими усилиями возьмемся за раскручивание заржавевшего маховика нашей экономики.

Александр АМОША, доктор экономических наук, директор института экономики промышленности НАН Украины