Что плохого в любви к родине?

В девяностые годы СМИ потратили немало усилий на то, чтобы придать слову “национализм” негативный оттенок в восприятии сограждан. Досталось даже патриотизму, с которым было сложнее, потому что — ну что плохого в любви к Родине? Но так усердно мусолили словечко о “последнем прибежище негодяев”, что, как будто, справились.

Делалось это из политических соображений, часть из которых ныне не актуальны. Но последствия ощущаются по сей день, в виде периодически раздуваемых пропагандистских кампаний. Такую мы наблюдали в конце прошлого года, когда возникла нужда закруглить медведевскую имитацию перестройки “политическим кризисом”. Правда, продолжение 11 января вышло совсем уж комом, но все приходит с опытом: в другой раз, скорее всего, получится уже убедительнее. Боюсь, эта тематика — всерьез и надолго, до конца больших избирательных кампаний. Заслуживает разговора.

Секрет успеха национализма в качестве пропагандистской страшилки состоит, очевидно, в бытовой ксенофобии. Была всегда, встречается повсеместно. Ни “новая историческая общность — советский народ”, ни американский “плавильный котел” ее не устранили и устранить, видимо, не могли. Люди склонны относиться к “чужим” с недоверием, а иногда, в меру собственной параноидальности, винить в собственных проблемах.

Проблема для профессиональных пропагандистов в том, что бытовая ксенофобия, как правило, совершенно безобидна. Человек может сколько угодно ворчать на соседей-инородцев у себя на кухне, щеголять пословицами вроде “незваный гость хуже татарина” (татарами, напомню, во времена Владимира Даля называли всех мусульман), но при этом поддерживать с соседями прекрасные отношения. Бытовая ксенофобия — дурное, пошлое явление. Но между ней и радикальным этническим национализмом пролегает колоссальная дистанция. Преодоление этой дистанции требует серьезных политических усилий, которые в России всегда оказывались по плечу только государству.

Возьмем бытовой антисемитизм. Я думаю, нет нужды доказывать, что в России он был широко распространен уже в XIX веке, затрагивал отнюдь не только социальные низы (почитайте Достоевского), но политическое измерение у него отсутствовало начисто. Появилось оно только тогда, когда, вдохновившись примером некоторых западноевропейских стран, эффективные менеджеры той поры решили использовать его для формирования охранительного политического движения. “Союз русского народа”, “Союз Михаила Архангела” и другие подобные группы участвовали в организации погромов, но главная их задача состояла в том, чтобы служить опорой трона. В Государственных Думах начала прошлого века функции нынешней “Единой России” выполняли так называемые “правые”, то есть, в значительной мере, черносотенцы.

Во время и после перестройки этот политический инструмент всплыл снова, но использовался ограниченно, путем раскручивания всяких ряженых вроде Д. Васильева и А. Баркашова (где эти люди?), хотя и играл центральную роль в обосновании тезиса о “красно-коричневой угрозе”. В последние годы, по мере авторитарной деградации российского государства, желание снова поиграть с этим мусором нарастало. Увы, с антисемитизмом уже ничего не получилось бы, а невзгодами африканских студентов в Воронеже было трудно взволновать широкую публику. Тут появилась проблема мигрантов.

Сама по себе, проблема миграции имеет отношение не к бытовой ксенофобии, а к экономической политике. В 90-х годах проблемы не было потому, что в России не было денег, поэтому мигрировать сюда было, в общем, незачем. Этих зарплат не хватало на прокорм семьи в Таджикистане. Сейчас хватает. За последнее десятилетие миграция стала важной для ключевых секторов российской экономики — строительства и ЖКХ. Сюда же следует отнести и розничную торговлю, но эти два важнее. За счет первого в значительной мере поддерживается банковская система. Второй важен как сектор, непосредственно касающийся повседневных нужд населения, затрагивающий, стало быть, массовые настроения.

Оба сектора, однако, играют центральную роль и в обслуживании материальных интересов правящего класса. Особенно первый, в котором всегда извлекались — и по-прежнему извлекаются — гигантские прибыли, при том, что строят в России мало и плохо. Сверхприбыльность этого сектора можно поддерживать только при условии, что уровень зарплат в нем — чрезвычайно низкий, а охрана труда отсутствует начисто. О том, чтобы существовала законодательная база для выполнения этих условий, российское государство позаботилось по полной программе. Законодательно установленный минимум оплаты труда до смешного низок. Нормы об охране труда либо отсутствуют, либо сформулированы не для универсального применения, а для селективного преследования отдельных предпринимателей.

Понятно, что человек, у которого есть хоть какой-то выбор, работать на таких условиях не станет. Станет мигрант, у которого выбор: голодать у себя или зарабатывать на всю семью где-то еще. Именно зарабатывать. На то, чтобы сделать нынешние условия мигрантского существования постоянными, не согласятся даже самые обездоленные. Они хотят заработать и вернуться к себе. Поэтому когда высокопоставленные российские чиновники берутся рассуждать о том, что вот-де раз приехали, так уж и усваивайте культуру коренного населения, то возникает вопрос: а с какого рожна? Они здесь временно.
Отсюда — два важных следствия для объяснения корней прошлогоднего “кризиса”. С одной стороны, отсутствие условий для нормальной жизни ставит мигрантов за рамки общества, а это подталкивает к антисоциальному поведению и ведет к спорадическому насилию в виде драк, изнасилований и пр. Но более важна и опасна вторая сторона проблемы, которая состоит в том, что дома ведь тоже не сахар, и многие хотели бы остаться в России, но на более человеческих условиях.

А таких условий в легальном поле нет. Но зато есть обширное криминальное поле. Путь на это поле зачастую ведет через мелкорозничную торговлю. Есть и более прямые траектории. Так возникает проблема этнической преступности. А о том, что уровень преступности (этнической или нет, не важно) в современной России связан с некоторыми особенностями функционирования государства, распространяться не приходится. Напомню, что и прошлогодний “кризис” начался не с того, что убили Егора Свиридова, а с того, что убийцу отпустили по причинам, о которых слишком легко догадаться.

Так что проблема миграции реальна, но не носит самостоятельного характера. Она вторична по отношению к классово-эгоистической, направленной на получение сверхприбылей экономической политике. А если смотреть на дело шире, то корень этой проблемы — превращение государства в частную корпорацию, которая если и выполняет какие-то общие задачи, то по остаточному принципу. То есть авторитаризм.

Григорий ГОЛОСОВ