Атомный взрыв без срока давности

Событие, которое длилось всего несколько микросекунд в 1979 г., сегодня обходится нам минимум в 60 млн. грн. ежегодно. Это своеобразный “налог”, который мы платим за ядерный взрыв у города Юнокоммунаровск Донецкой обл.

УССР испытала на себе два “мирных” атомных взрыва: в 1972 г. в Красноградском р-не Харьковской обл. был произведен подрыв ядерного заряда мощностью несколько килотонн с целью тушения газового факела и в 1979 г. на шахте “Юнком” близ Юнокоммунаровска.

Украине в этом отношении повезло — всего СССР провел на своей территории 124 ядерных взрыва в мирных целях и 36 испытаний для отработки промышленных ядерных зарядов.

Впрочем, размах мероприятий мог быть значительно больше. Андрей Сахаров, например, всерьез рассматривал возможность одновременного подрыва сразу 100 водородных бомб для создания глубоководного пути между рекой Леной и Охотским морем.
Подрыв ядерного заряда в густонаселенном районе

Взрыв на шахте “Юнком” (проект “Кливаж”) уникален. Это единственный случай, когда с помощью атомного взрыва попробовали бороться с проблемой, актуальной и поныне, — выбросами метана и угольной пыли. О том, чем закончилась эта попытка и почему тот взрыв и сегодня угрожает здоровью и кошелькам наших граждан, рассказывает Евгений РУДНЕВ — доктор геологических наук, автор сотен работ по гидрогеологии, геофизике, геоэкологии, неоднократно исследовавший экологическую ситуацию на упомянутом объекте.

— С помощью взрыва в сентябре 1979 г. на шахте “Юнком” хотели взрыхлить массив горных пород, повысить трещиноватость, чтобы метан мигрировал к поверхности. Рассчитывали, что на шахтах не только производственного объединения “Орджоникидзеуголь”, но и “Артемуголь” (Горловка) тоже уменьшатся выбросы метана.

— Где корни этой идеи? Говорят, что советская программа мирных атомных взрывов во многом копировала американскую. (Программа США Plowshare — практического применения ядерных взрывов в мирных целях — была начата в 1957 г. Первое соответствующее испытание прошло 19 сентября 1957 г. Первый же промышленный ядерный взрыв в СССР был проведен лишь 15 января 1965 г. — предполагалось использовать энергию ядерного взрыва для создания искусственного водохранилища. Эта разработка была в известной степени аналогична проекту США Sedan, взрыв в рамках которого провели 6 июля 1962 г. — Авт.).

— Это все глупость! Подрыв ядерного заряда с целью взрыхлить массив, тем более в густонаселенном районе, — никто в мире такого не делал.

И проект “Кливаж” — детище Института горного дела им. Скочинского (г. Люберцы, Россия). Основная заявленая цель, повторюсь, — оценка эффективности использования такого способа для уменьшения внезапных выбросов метана в горной выработке. Ведь случались взрывы, гибли люди. Вопрос борьбы с метаном актуален и в наши дни. Вспомните шахту им. Засядько. Или одну из последних трагедий — взрыв метана 6 июня 2010 г. на шахте им. Скочинского в Донецке.

— Существует мнение, что мирных ядерных взрывов не бывает, и главные инициаторы подобных экспериментов — военные. Якобы такие опыты позволяли оценить ущерб подземным бункерам от применения соответствующих боеприпасов.

— Есть такое мнение. Я лишь знаю, что военные сразу поддержали идею взрыва на “Юнкоме” — их почему-то очень интересовал этот эксперимент.

Для того чтобы заложить заряд, с горизонта 710 м на горизонт 900 м был пройден уклон, (штрек) и создана камера примерно 2 на 3 м.

Организаторы столкнулись с неожиданной трудностью: в камеру постоянно притекала вода, примерно три куба в сутки. Сначала проведение эксперимента вообще стояло под вопросом, но потом с этим обстоятельством смирились. Подорвали 16 сентября 1979 г. на глубине 903 м заряд мощностью в 300 т тротила (для сравнения: в Хиросиме взорвали эквивалент 20 тыс. т).

Людей из Юнокоммунаровска (а взрыв был практически под городом) под видом учений гражданской обороны эвакуировали, отвезли на 10 км. Поили, кормили, музыка играла — о том, что будет атомный взрыв, конечно, ничего не говорили. Но слухи о ядерных испытаниях поползли сразу же.

А вот достоверных сведений долго не удавалось получить даже профессионалам. Я в те годы учился в аспирантуре, наезжал и в Институт горного дела им. Скочинского.

В 1980 г. спросил у тамошних специалистов о научных результатах эксперимента. На меня посмотрели, как на человека с другой планеты: разве в Донбассе был какой-то взрыв? И это свои ребята, ученые! Настолько все было засекречено...

В 1984 г. снова по делам заехал в институт. Говорю: “Да об этом взрыве знает пол-Донбасса! Расскажите о научных результатах”. Но мне ответили: “Даже если у вас есть спецдопуск, все равно материалы не получите”.

До 1990 г. факт этого эксперимента был засекречен.

— Повлиял ли эксперимент на радиационный фон в ближайших городах и поселках?

— На этот вопрос нет однозначного ответа. Считается, что нет — фон в том же Юнокоммунаровске нормальный. Более того, он соответствует норме всего в паре десятков метров от эпицентра — в шахте уже на следующий день совсем неподалеку вели добычу угля.

Но есть одна странность. В Ольховатке, в нескольких километрах от эпицентра, зафиксирован аномально высокий радиоактивный фон. Он доходит до 50—57 микрорентген в час. А в Юнокомунаровске — 15 микрорентген в час. Чем это объяснить? Геологи утверждают, что этот феномен не имеет отношения к ядерному взрыву: Ольховатку должен закрывать специальный геологический экран — надвиг пород.

Кроме того, подобный аномально высокий фон зафиксирован также в довольно далеких от Юнокоммунаровска Харцызске и Зуевке...

— Удалось ли с помощью взрыва изменить ситуацию с выбросами метана в местных шахтах?

— Нет. Ядерный взрыв произвели в сентябре 1979 г., а уже в марте 1980-го на “Юнкоме” произошел выброс метана с многочисленными человеческими жертвами.

— Делится ли сегодня Россия данными по этому взрыву с украинскими учеными?

— Нет, конечно.

Примерно с 1989 г. в Юнокоммунаровске (да и в Енакиево) стали говорить о том, что местные жители слишком много болеют — притом теми же хворями, что и ликвидаторы Чернобыльской катастрофы.

Население давило на власти, и производственному объединению “Укруглегеология” (Донецк) поручили в конце концов проверить радиологическую ситуацию на месте взрыва. В 1990—1991 гг. пробурили две зондировочные скважины. Одна вошла прямо в эпицентр — в стекловидное тело массой примерно 100 т (в результате ядерного взрыва возникла полость радиусом 5—6 м), вторая прошла на 8 метров в стороне, в зоне радиальных трещин (зона смятия и дробления имеет радиус 20—25 м).

Ученые из структур Минатомэнерго оценили остаточное радиоактивное загрязнение в чудовищные 60 кюри — за счет чрезвычайно опасных плутония-239 и америция-241. Это очень долгоживущие радионуклиды, законсервированные в небольшой камере (после взрыва, чтобы закупорить радиоактивные элементы, в образовавшуюся камеру нагнетали жидкое стекло). А вот даже в зоне радиальных трещин, в 15 м от эпицентра взрыва, не отмечено повышение радиации относительно фонового уровня.

В 1993 г. по заданию Госкомитета Украины по угольной промышленности я писал заключение по “Юнкому”. Лично отбирал пробы воды и грунта, беседовал с жителями Юнокоммунаровска, Ольховатки, Кировска и т. д.

Второе заключение по этой шахте писал в 1998 г. для Минуглепрома.

Наблюдения за радиологической ситуацией шли до 1998 г., а на скважинах — до 2001-го.

В 2001 г. шахту полностью закрыли и хотели затопить. Как и соседнюю — “Красный Октябрь”, с которой “Юнком” соединен выработками.

В 2002 г. все закрытые шахты были переданы в госкомпанию “Укруглереструктуризация” (в настоящее время “Укруглеторфреструктуризация”). И сегодня именно эта структура откачивает воду из выработок, препятствуя затоплению очага взрыва, и замеряет уровень радиации.

Сейчас там качают 500 кубов в час, не давая ни грамма угля. Это 4 млн. 400 тыс. кубометров воды в год. При этом затраты на содержание шахты — минимум 20 млн. грн. в год (по другим оценкам, до 40 млн. грн.). Точных цифр в “Укруглеторфреструктуризации” не узнаешь...

“Вечная” откачка — это вечные деньги

— Надежна ли существующая сегодня система обеспечения безопасности на этом объекте?

— Нет! Более того, решение в 2002 г. о “вечной” откачке воды из шахты принято без консультации со специалистами и, по-моему, не является оптимальным. Оно базировалось на двух “китах”: опасениях “зеленой” общественности, боявшейся, что вода может вынести радиоактивную грязь на поверхность, и крайней экономической заинтересованности ряда организаций. “Вечная” откачка — это вечные деньги...

Отдел реструктуризации шахт в Минуглепроме принимал самостоятельное решение о путях ликвидации шахт. И я знаю, что по этой конкретной шахте никаких инженерных проектов, обосновывавших тот или иной путь, не было.

На эмоциональное решение 2002 г. повлиял и случай на шахте им. Тюленина в Краснодоне. Ее затопили, и вода прорвалась на поверхность в городе, залив дома. Тогда и решили, что шахты в Донбассе лучше не затапливать.

Но это позиция людей, не понимающих ситуации. Уже сегодня может произойти катастрофа — в условиях откачки.

Есть три основных сценария, при которых существующая система обеспечения безопасности не сработает и произойдет полная разгерметизация взрывной камеры (где, напомню, сосредоточено 100 т твердых радиоактивных отходов и 500 кубов сильно загрязненных подземных вод).

Например, отключат надолго электроэнергию на шахте (а это в Донбассе, рядовое явление).

— Недавно главный инженер шахты “Юнком” Константин Дикун говорил, что на предприятии отключают электроэнергию за неуплату...

— Вот видите! Если водоотливные установки в результате длительного обесточивания затопит, произойдет подъем уровня подземных вод и гидростатическое взвешивание пород. Это означает, что резко вырастет трещиноватость последних — и соответственно проницаемость. Иными словами, “запечатанная” сегодня капсула с радиоактивными материалами разломится, и зараженная гадость устремится с водой по штрекам, попадет даже на территорию шахты “Красный Октябрь”. Эта вода поднимется вверх и по ряду старых, незатампонированных и незабутованных (незаложенных) скважин попадет на поверхность. Загрязнение местности будет чудовищным — примерно на уровне 1000 микрорентген в час.

Ведь до сих пор не заложили сбойки, ведущие с “Юнкома” на шахту “Красный Октябрь”! Почему это не сделано?

Второй вариант — локальное техногенное землетрясение. Дело в том, что в процессе угольных разработок накапливаются большие объемы потенциальной энергии. Для шахт глубиной в 700 м это эквивалент энергии землетрясения в 5 баллов по шкале Рихтера. Таков феномен нарушенного горного массива.

К примеру, в 1977 г. в юго-западной части Луганской обл. произошли локальные землетрясения как раз такой природы. На шахте “Самсоновская Западная №1” вода из пруда-накопителя ушла под землю всего за 3 минуты! Подобные землетрясения и на “Юнкоме” могут разрушить камеру и способствовать загрязнению местности.

Третий, самый страшный случай — вторичные тектонические процессы. Как пример этого явления в Донбассе — случай на шахте “Первомайская”, где неожиданно произошло затопление — вскрылся настоящий фонтан с дебитом 3 тыс. куб. в час. Все было затоплено мгновенно! Такое вполне возможно и на “Юнкоме”, где 42% пластов находятся в зоне тектонических нарушений.

Все это говорит о том, что существующая система откачки не решает проблем безопасности — она создает лишь иллюзию последней.

Очень вредное спасение

— Что нужно сделать для обеспечения подлинной безопасности этого объекта?

— Чем больше я беседую с ведущими учеными, которые занимаются проблемами Чернобыльской территории, тем все больше убеждаюсь: шахту нужно затапливать. Причем чем скорее, тем лучше. Конечно, при соблюдении ряда важнейших условий.

Необходимо предварительно провести независимые (от “Укруглеторфреструктуризации”) отбор и оценку проб воды, грунта.

Нужно исследовать гидрогеологическую ситуацию, определиться с фильтрационными и сорбционными характеристиками пород (на них все упования — последние должны в случае затопления задержать радионуклиды), составить гидродинамическую модель и провести моделирование поведения системы на сеточном электроинтеграторе и компьютере.

На основании этих данных следует разработать проект ликвидации шахты по схеме ее “мокрой” консервации.

Предварительные расчеты показывают, что при условии забутовки сбоек с “Красным Октябрем” при затоплении шахты произойдет повышение трещиноватости, радионуклиды начнут мигрировать — но они будут полностью аккумулированы в породах. Конечно, придется делать забутовку противофильтрационным материалом и выходящих на поверхность стволов и скважин. Но в результате мы получим стабильную и безопасную систему, которая не будет требовать ежегодных многомиллионных вливаний и вредить людям и природе.

— Во сколько обойдутся исследовательские работы?

— Около 4 млн. грн. за два года исследований плюс 1 млн. грн. на составление проекта. С учетом ежегодных затрат на откачку воды (от 20 до 40 млн. грн.) это немного.

— Утверждалось, что для замены изношенного оборудования и насосов на “Юнкоме” нужно 350 млн. грн. бюджетных вливаний.

— Невероятно! Вот это цифры! Вот и сравните с 5 млн. грн.

Учтите еще один аспект — сегодня никто не говорит об экологическом ущербе, который наносит откачка воды. А вред причиняется колоссальный — в радиусе 12 км.

Во-первых, за счет истощения запасов подземных вод. Для местных жителей это означает, что их колодцы пересыхают. Нарушается круговорот воды, мы просто осушаем массив.

Ухудшается и качество подземных и поверхностных вод. Как это прочувствует население? Оставшаяся влага становится непригодной для питья. Если в 30-е годы реки Донбасса имели минерализацию 0,4—0,5 г/литр, то сегодня этот показатель 2,8—5 г/литр, что значительно превышает норму.

Ведь сбрасывают воду из шахты уже сильно минерализованную. Мы делали анализы в 1993-м, в 1998 г. — минерализация превышает норму минимум в пять раз.

Деминерализацию же не то что на этой шахте, вообще нигде в Украине не делают. Англичане, немцы, поляки делают, а мы считаем, что это невыгодно.

Происходит нарушение водно-солевого режима и падение урожайности сельскохозяйственных культур. Мы проводили испытания — урожайность снижается на 22% за счет засоления почв и уменьшения насыщенности влагой.

Водные источники загрязняются сульфатами, натрием, тяжелыми металлами... На это в Донбассе не обращают внимания, поэтому там самая низкая продолжительность жизни.

Методика расчета ущерба по этим видам официально утверждена, но этот фактор стараются не замечать. Между тем это примерно 48 млн. грн. в год.

— Ведут ли мониторинг ситуации на “Юнкоме” специалисты из Минприроды, МЧС?

— Все, абсолютно все делает одна-единственная структура — ГК “Укруглеторфреструктуризация”. Как монополисты они могут скрывать информацию и диктовать условия.

Проблема в том, что в упомянутых вами министерствах нет профильных специалистов — по геоэкологии и радиогидрогеологии. Замерить радиометром фон может кто угодно, но в данном случае это бесполезно.

В этом деле разбираются специалисты очень узкого профиля — за ними и нужно оставить решение. Поэтому когда министр природы Василий Шевчук в свое время заявлял, что шахту нельзя затапливать из-за последующего радиоактивного заражения местности, это же просто дремучий непрофессионализм!

Чтобы не было заражения, ее как раз надо затапливать. Но, повторюсь, с предварительным проведением комплексной экспертизы.

— Вопрос о состоянии системы безопасности, о целесообразности продолжения откачки воды кто-то планирует пересматривать? Назначены ли сроки для оценки ситуации, пересмотра стратегии?

— Извините за резкость, но такого бардака, как в отечественной угольной промышленности, я не видел нигде. Поэтому данный вопрос даже не поднимается в верхах. И, думаю, Минуглепром не желает его поднимать. Слишком многие заинтересованы в том, чтобы тянуть из бюджета деньги.

Прошу вас, еще раз повторите в конце интервью главную мысль: “сухая” консервация шахты “Юнком” не является оптимальным вариантом решения вопроса радиационной безопасности. Мнение, что откачка предотвратит радиоактивное загрязнение подземных вод, а также рек Булавин, Крынка, Миус и соответственно Азовского моря, — ошибочно.

Семен РЕЗНИК