Ігор Уманський: я робив все, аби допомогти Тимошенко втримати ситуацію

В декабре был дурдом

- Давайте обратимся к декабрю 2009 года. О нем меньше всего информации. Что это был за месяц с точки зрения доходов и расходов? Обычно про декабрь в Минфине говорят не иначе, как “дурдом”.

— Дурдом был тот еще, это правда. Все “наезжали” на Казначейство. Ту же Татьяну Слюз (тогда — глава Госказначейства Украины. — ЭП) можно где-то обвинять, где-то не обвинять, но реально она сидит на кассе.

И когда у нее в кассе денег нет, как можно открывать ассигнования? Многие пытались открывать и фиксировать хотя бы кредиторскую задолженность.

Реально ликвидность была вымыта. Более того, на 30 декабря у нас приходился последний платеж по внутреннему долгу в размере 1,7 миллиарда. Из них около 1 миллиарда — бумаги в портфеле Нацбанка.

Мы очень рассчитывали, что, по крайней мере, НБУ рефинансирует свой портфель. Мы даже не просили помочь нам — просто рефинансируйте то, что у вас в портфеле. В итоге, не получили ни копейки. Реально, у нас были все шансы “облажаться” в последние дни 2009 года, но мы таки сделали этот платеж.

При этом в декабре и январе была очень интересная ситуация с администраторами. Настоящие дембельские аккорды — под конец уже просто не думали, какими путями зарабатывали деньги.

Очень наглядный пример: в Одессе физически захватили отделение Укргазбанка. На момент захвата там только в кассе было 20 миллионов. Можно только представить, сколько там лежало в сейфе.

- А кто захватил?

— Директор филиала, которого до этого уволили.

- Он явился по судебному решению или как?

— Там очень мутная история. По-сути, очень нехорошая репутация была у этого филиала. Людей уволили, а они потом просто наняли какую-то охранную частную структуру, завели туда 20 бойцов в масках и физически захватили.

Я тут же связался с руководством МВД. Полдня их выводили оттуда, потом они обратно зашли. Дошло до того, что в МВД не могли адекватно управлять своими местными структурами.

Примерно то же самое у нас происходило с администраторами. Начался саботаж на местах. Просто заваливали доходную часть бюджета. Заставить их что-то делать было уже невозможно. Не имело смысла и проводить какие-то кадровые ротации.

- Администраторы — это кто? Вы имеете в виду распорядителей бюджетных средств?

— Нет. Администраторы — это налоговая, таможня. Те, кто собирают деньги.

Опять же, что такое временная роспись и отчет о ее исполнении? Роспись составляет министр финансов. Я могу на этот месяц поставить 100 гривен дохода, а на следующие месяцы — 500. Нигде в цивилизованном мире в задачах администраторов не указывается, сколько они должны собрать в месяц.

У них закон о бюджете — это закон о расходах. Дефицит — это разница между доходами и расходами. Вот почему, например, в той же Англии получился дефицит 13,5% ВВП? Да потому, что они расходы запланировали такие, а доходы, которые перекрыли бы эти расходы, они собрать не смогли.

Плановый дефицит почти нигде и никогда не утверждается, он только рассчитывается и прогнозируется. У нас другая ситуация, для рядового жителя страны происходит игра с этими утверждениями.

С другой стороны, я смотрел, например, 2007 год. За 12 месяцев 11 раз корректировался бюджет. Так что ноу-хау в том, что мы делали, не было. Это делали всегда.

Другой вопрос, показывать 100-процентное выполнение или 99-процентное. Как по мне, в том числе с точки зрения общественного восприятия, 100-процентное показывать не нужно.

- Так как там декабрь?

— Какая разница? Год же закрыли? Закрыли. Год закрыли с точки зрения украинской статистики. У нас получился дефицит госбюджета 20,4 миллиарда при плановых 33.

Как угодно можно оценивать эту цифру. Кому-то может нравиться, кому-то нет. А вот когда начинают добавлять к этой цифре ту же рекапитализацию банков...

Нас по украинскому бюджетному законодательству обвинить невозможно. Я дал гривну в уставный фонд и на ту же гривну получил акций. Операция прошла по дебету и кредиту, а в балансе ноль.

Возникает только вопрос по дефициту, с точки зрения украинского законодательства, украинской статистики и методов учета. К примеру, я пытался объяснить, почему МВФ называет цифру 100 миллиардов.

Они туда включают капитализацию, но при этом у них происходит коррекция. По итогу, у нас и у них получается одно и то же. Они в результате коррекции получают дефицит 55 миллиардов, мы — 56.

Единственное, что можно изменить, — это учет специальных прав заимствования (СПЗ), которые мы получили не в рамках программы с МВФ и учли в доходах госбюджета. Естественно, если мы их учтем в доходах госбюджета, то формально вписываемся в плановый дефицит.

Отнести СПЗ и к доходам, и к обязательствам сложно

- Как формально можно было учесть СПЗ в доходах?

— Я провел где-то шесть специальных совещаний по этому поводу, начиная еще с Нацбанка. Мы там собирались, потом они на политическом уровне ругались.

Спросил у Веры Рычакивской (главный бухгалтер и член правления НБУ. — ЭП), как Нацбанк это учитывает. Она ответила, что в статистической отчетности проводит как внешние обязательства, а в бухучете отражает на внебалансовых счетах.

Я изначально настаивал, чтобы их провели как финансирование — дефицит, по сути. Но потом мы еще четыре раза меняли статью учета. Обсуждали с нашими бюджетниками и юристами.

Проводили аудиоконференции с МВФ. Когда мы задали им тот же вопрос, они нас не поняли. У них другая система, они учитывают дефицит публичных финансов.

- То есть по международным стандартам бухгалтерского учета?

— Да, другие стандарты учета. А по нашему законодательству, долг должен иметь три признака: возвратность, срочность и платность. Если этих трех составляющих нет, то это уже и не долг. Как минимум, у нас нет обязательства это вернуть.

- Фактически это кредит, но без сроков возвращения?

— И не кредит. Обязательство вернуть может теоретически возникнуть, но в самом соглашении, которое мы получали, у нас нет обязательства. Для нас оно может возникнуть в нескольких случаях.

Первый — когда будет ликвидирован МВФ. Второй — когда Украина выйдет из МВФ. И третий — когда будет ликвидирована сама эта валюта. Разговоры об этом ведутся. Но, опять же, она не будет ликвидирована, а будет заменена другим инструментом. То есть будет вестись учет не в СПЗ, а в каких-то ЮКВ.

Есть четвертый случай — когда мы сами захотим купить СПЗ по каким-то своим причинам. Например, у нас будет излишняя долларовая или евровая масса, которую мы захотим поменять на специальные права заимствования.

Сейчас мы свои СПЗ продали. Мы можем их продать, причем покупателем является не МВФ. В данном случае они выступают клиринговым центром, который помогает осуществить данную операцию.

Понимаете, это наша квота. Это возможность воспользоваться специальными правами заимствования в пределах своей квоты. И мы этим правом воспользовались.

- Технически это выглядит как бессрочные облигации?

— Даже не облигации. Облигация все равно является обязательством вернуть деньги. А в случае с СПЗ нет сроков.

Третий критерий — платность. Опять же, когда мы говорим о платности? Вот эти 0,4%. С одной стороны, это мизер. С другой стороны, они есть.

Но опять же, это не плата за деньги, которые ты взял, потому что СПЗ мы продали, условно говоря, Люксембургу. Эти 0,4% мы платим Люксембургу не за то, что он нам дал деньги. Они идут в МВФ. То есть это плата за то, что мы воспользовались своим правом.

С точки зрения нормальной логики, тяжело понять. Это не дивиденд, ни в коем случае. Дважды, когда собирались в этом году, дважды увеличивали взносы от стран на реализацию политики МВФ. Часть денег пошла на выполнение уставных функций и финансирование программ, в том числе, нашей программы. По сути, это форма поддержки.

В чем возникла проблема и у нас, и у МВФ? В последний раз подобное распределение делали, если не ошибаюсь, в 1987 году, то есть очень давно. И в самом МВФ толком не знали, что это такое.

Нам говорили: “Ребята, это ваше обязательство. Вы не можете это учитывать как доход”. Они прямо нам говорили, что как доход это учитывать вы не можете. С точки зрения международных стандартов это не доход.

С точки зрения украинских стандартов, отнести это к доходам тоже сложно. И к обязательствам тоже.

- А юридически можно?

— Юридически нельзя. Сотрудники Минфина это восприняли банально, мол, мы сейчас отнесем к долгу. Например, у нас через три года будет великолепнейшая ситуация. Мы досрочно погасим все имеющиеся долги, а этот будет висеть. И он всегда будет висеть в статистике как переходящее красное знамя.

Мы ничего с ним не сделаем. Погасить? Обслуживать? Но как его отразить? Для этого нужны те самые три составляющие. Но, с точки зрения наших стандартов учета, на долг это отнести нельзя. Хотя эти деньги нам не подарили. То есть, благотворительностью это тоже назвать нельзя.

- Вы назвали годовой дефицит 20,4 миллиарда. На конец октября было больше 27. Как вам удалось уменьшить дефицит?

— На самом деле, всегда есть только два пути. Либо увеличить доходы, либо не провести расходы.

- Непроведение расходов? Вы пошли этим путем?

— (Утвердительно кивает.) Если брать по общему фонду госбюджета, там дефицит больше планового. Плановый был порядка 9 миллиардов, фактический — 12,5 миллиарда гривен с копейками. Но мы и по общему фонду не провели расходов на 6 миллиардов.

Недофинансирование прошло и по спецфонду. В том числе, тот же стабфонд. Что бы там ни говорили, решений было принято большое количество, а реально мы провели только на 11 миллиардов.

Стельмах нашел способ не выполнять решение МВФ

- Вы могли бы как-то прокомментировать свое скандальное заявление о том, что НБУ не отдает деньги Минфину? Это прозвучало как гром среди ясного неба. Многие подумали: “Вот Уманский дает”.

— Это был компромисс, которого мы достигли с МВФ. Опять же, Нацбанк пытался трактовать международное право в рамках украинского законодательства, а международные стандарты — в своем русле.

О чем мы договорились с МВФ на тот момент? По сути, заемщиком является страна, не Нацбанк и не Минфин.

- А как же пунктик про финансирование для покрытия разрывов платежного баланса?

— Когда мы первый раз получили деньги на финансирование дефицит бюджета, этот пункт утратил смысл.

- То есть stand-by уже был нарушен, когда они дали деньги в бюджет?

— Когда я договорился об этом с МВФ, премьер не могла поверить где-то месяц. Мы первая страна, которая это получила.

Что касается платежного баланса, — опять же вопрос трактовки. Я получаю валюту на счет как Минфин. Что я буду делать для обеспечения своих внешних платежей? Либо пользоваться той валютой, которую мне дали, либо пойду в Нацбанк.

- То есть в любом случае она находится в НБУ, числится в резервах? Или это не имеет значения?

— С точки зрения программы, деньги идут в Украину и находятся у меня на счету. Но мои счета в Нацбанке, в котором находится и мой ресурс, и ресурс самого Нацбанка.

- Деньги на счетах правительства учитываюся в резервах, и их использование также балансирует платежный баланс.

— С этой точки зрения, МВФ все равно, куда пойдут деньги.

- Они не видят чистые резервы, в которые не входят деньги правительства?

— Видят. Туда не входят деньги, полученные в рамках программы МВФ. И не важно, кем они получены — Минфином или Нацбанком.

С другой стороны, куда я дену эту валюту? Мы договариваемся, например, использовать валюту для платежей за газ, и она работает на поддержание платежного баланса. Поэтому с точки зрения платежного баланса и статистики все работает.

Заемщиком является Украина. Что самое интересное, финансовым агентом от Украины является не Нацбанк. Мы одна из немногих стран, в которой финансовым агентом является не центральный банк, а Министерство финансов.

Поэтому когда Нацбанк начал рассуждать на тему наших полномочий, фактических оснований у него для этого не было. Мы обо всем договорились с МВФ. Стросс-Кан, Липски высказались четко.

“Мы как Совет директоров принимали решение о предоставлении займа стране. Перевод этих денег внутри с НБУ на Минфин — это внутренний вопрос Украины. Мы должны быть просто поставлены в известность. Мы как кредитор не возражаем. Пусть перевод этих денег будет внутренним вопросом Украины. При этом финансовый агент — Минфин. Если он дает вам команду делать вот так, то вы должны это сделать”.

- Фактически, деньги пришли на счет Минфина?

— Должны были, но не перешли. Они остались у Нацбанка.

На самом деле для Стельмаха это был выход. Ему в ультимативной форме запрещали помогать правительству. Иначе, мне кажется, он выполнил бы решение МВФ.

У меня тогда для выполнения декабря и января не хватало примерно 1,5 миллиарда долларов. Без них было очень тяжело пройти. Почему мы тогда и договорились с МВФ о переводе этих 2 миллиардов из Нацбанка в Минфин.

В фонде сказали: ребята, по политическим причинам мы не можем продлить программу, у вас нет бюджета. Но они никак не могли понять, почему мы не использовали ресурсы Нацбанка.

Мол, мы дали ресурс, вы можете его использовать. Да, это не совсем по правилам, но мы понимаем, что без этого вы не проскочите.

Однако Стельмах придумал тогда конструкцию, как не выполнять решение МВФ. Хотя доводы о том, что законом не предусмотрено финансирование правительства за счет резервов, мягко говоря, лукавство. Никто их и не просил финансировать правительство.

Мы их просили об одном: у вас есть актив на 2 миллиарда и обязательство перед МВФ на 2 миллиарда. Вы у себя в балансе аннулируйте обязательство на 2 миллиарда и передайте актив. У вас в балансе реально не происходит вообще ничего.

- Но они же показывали это как рост золотовалютных резервов.

— Валовые — да, но чистые резервы не увеличивались, потому что обязательства возникли в рамках сотрудничества с МВФ.

Фонд дал им разрешение на это один раз. “Первое — мы об этом знаем. Второе — мы не против. Третье — для нас неважно, у кого внутри Украины будет обязательство, потому что мы даем стране”.

Несколько было конференс-коллов, причем с участием премьер-министра, главы Нацбанка, Стросс-Кана. Опять же, это последние дни года, у них там праздники, они все поуезжали. Мы вытаскивали их сотрудников в рождественские праздники на работу. Думаю, “незлым тихим словом” Украину вспоминали многие.

Обо всем договорились, и тут Нацбанк рассказывает байку о том, что он не может использовать золотовалютные резервы.

- Это подсказал Секретариат?

— Думаю, они сами до этого додумались.

- А как сложились отношения с Джейлой Пазарбашиоглу? Почему она ушла? Контракт закончился или ей с Украиной надоело работать?

— Думаю, это был комплекс факторов. С одной стороны, она, безусловно, устала. С другой стороны, некоторые в МВФ считали, что она слишком лояльно относится к Украине. Третий фактор — новая работа, которую ей предложили.

Не заплатив, пришлось бы устраивать реструктуризацию долга

- Интересен вопрос по ОВГЗ. В октябре 2009 года резко выросли ставки, а сейчас они резко снизились. Как вы это можете объяснить? Почему было такое недоверие к прежнему правительству и вдруг такое доверие к новому?

— Где-то с декабря мы начали готовить рынок к тому, что таких доходностей больше не будет. Резко этого делать было нельзя. Это была система договоренностей с банками. Мы начали постепенно снижать доходность.

Мы удовлетворяли максимум половину того спроса, который был на аукционах. Снимали обычно минимальные ставки и даже не всегда удовлетворяли все заявки.

С одной стороны, постепенно создавался неудовлетворенный отложенный спрос. С другой стороны, мы демонстрировали логику суверена, что сверхдоходности не будет.

Однако проблемы с финансированием никуда не делись, мне выкручивали руки, чтобы максимально брать деньги с рынка и закрывать текущие проблемы. Но я брал ровно столько, сколько было нужно для выплаты зарплат, дотирования Пенсионного фонда, обслуживания долгов и закрытия проблемы с “Нафтогазом”.

- Кто покупал бумаги? Нерезиденты были?

— Тогда были, в основном, резиденты. Мы вынуждены были идти на их условия. В противном случае, не заплатив, нам пришлось бы начать формальные процедуры реструктуризации долга. Реструктуризацию можно как угодно трактовать, но фактически это дефолт.

- И поэтому вы ставили 30% доходности?

— Я понимал ситуацию. Более того, кое-кто знал, что Нацбанк в последний день нас “кинул” и не вышел на аукцион, хотя должен был выйти. Он напрямую не мог выйти, только через кого-то. Тогда пришлось удовлетворять заявки под 29,5%.

Что произошло сейчас? Основные риски инвесторов ушли. Правительство, НБУ, президент и коалиция работают в едином формате. Они понимают, что уже нет той ситуации, когда президент и НБУ будут хотеть, чтобы страна и правительство ушли в дефолт.

Президентские выборы позади. Правительство сформировано, президент есть, парламент есть, коалиция есть. Законная она или незаконная — инвесторов это мало волнует.

Неважно даже, какая политика. Важно, что она будет прогнозируема и понятна, что она будет реализовываться. Как следствие, рейтинговые агентства дважды пересматривают рейтинги Украины. Пошел капитал. Слава богу, что Нацбанк пока держит курс.

- Пока терпит?

— Ему деваться некуда. Он мог “сорваться” и начать укреплять гривну. Это была бы колоссальная ошибка. Он наступил бы на те же грабли, на которые наступал не раз.

Надеюсь, он не даст гривне уйти намного ниже восьми, ведь спекулятивный капитал рано или поздно уйдет. Осенью либо в начале 2011 года, но уйдет.

- Вопрос по общему объему госдолга. Все-таки страна получила огромное увеличение долга, который придется возвращать в ближайшие три года.

— Это факт.

- Этот факт — едва ли не самый большой упрек прежнему правительству. Может, стоило идти на непопулярные шаги и уменьшать расходы, но не раздувать долг?

— Расходы можно было уменьшить только законом о госбюджете. Закон о бюджете — это закон о расходах. Расходы, к сожалению, сокращать не готов был никто. Все те изменения в закон о бюджете, которые принимались в 2009 году, только добавляли. Если не ошибаюсь — еще 15,5 миллиарда.

Кроме того, есть временной разрыв между решением снизить расходы и их фактическим снижением. Если мы сегодня пересматриваем цены, например, для ЖКХ и населения, то с учетом решений местных советов получается минимум три месяца.

- В любом случае, уже был бы 2010 год?

— Да. Следующий момент. 95% расходов бюджета — защищенные статьи. Из них 80% — “социалка”, а ее никак не порежешь.

Единственное, что мне удалось, — максимально не пускать то, что удается не пустить. Опять же, публично это могло выглядеть как угодно, но за это я получал много раз, особенно за недофинансирование 10 миллиардов расходов по Стабфонду. Благодаря “ручному режиму” удавалось держать деньги и не отпускать.

Из законопроектов, что мы подавали для увеличения поступлений, прошел только по акцизам, и то не полностью. Акцизы по нефтепродуктам повысить не удалось. Более того, в последние месяцы начали использовать “налоговую яму” по акцизам. Я имею в виду схему с техническими условиями для нефтепродуктов...

- Вы имеет в виду Кременчугский НПЗ группы “Приват”?

— Да. Они оформляли их как квазинефтепродукты и платили 20 евро за тонну вместо 110. За эти месяцы бюджет недополучил порядка 550 миллионов.

- Но выплата дивидендов “Укрнафте” стала своего рода компенсатором? Госбюджет от этого хоть что-то получил?

— Да, решение приняли, но мы не получили даже половины тех дивидендов. Опять же, это прибыль, которая была получена в предыдущие периоды. К 2009 году она не имела никакого отношения.

В отличие от сегодняшней ситуации, мы были связаны по рукам и ногам отсутствием поддержки президента и отсутствием большинства в парламенте. А в последние полгода невозможно было найти компромисс и по линии Нацбанка.

И это все в ходе президентских выборов, популизма. При этом у меня не было права голоса на Кабмине. Я имел право только “голосить”, а смысла в этом никакого. С финансовой точки зрения, это только негатив.

Кабмин по госгарантиям проходил с улюлюканьем и свистом

- В 2009 году правительство пыталось протолкнуть целый ряд очень странных гарантий. Что вы могли бы о них рассказать?

— Один штрих. Я не открещиваюсь, я на самом деле делал все, чтобы помочь Тимошенко удержать ситуацию.

Другой вопрос, я лично для себя тогда поставил цель: удержать то, что можно удержать. Те же госгарантии практически не подписывал.

- Вы не поддерживали их?

— Был категорически против. Смотрите: молоковозы, элеваторы переносные не подписаны. В общем, бред. На Кабмине я выступал категорически против, говорил, что я это не подпишу. Подписал только две бумажки и жалею об этом. Слава Богу, они были копеечные, не настолько серьезные.

- По авиапредприятиям?

— Нет, хотя по авиапредприятиям гарантии тоже были подписаны и предоставлены. На самом деле, там отрасль нужно было вытаскивать. В отличие от тех же автомобилей, они шли на пользу авиапрому.

Тогда был большой открытый Кабмин, с улюлюканьем и свистом... Я напрямую обвинил руководителей авиапредприятий в коррупции. Пока они руководят отраслью, мы этих денег не увидим. Эти гарантии будут выплачиваться из госбюджета.

Но с точки зрения сути, а кого еще поддерживать? Авиаторы — это те локомотивы, которые могли вытащить, создать целый ряд рабочих мест в смежных отраслях. Жалею, что все-таки подписал 100 миллионов на поставку медоборудования.

- На дыхательные аппараты?

— Там много всего насовали на 100 миллионов. Хотя там по ним было принято три постановления, два потом аннулировались — на 400 и на 500 миллионов евро.

И второе — по Львову. Опять же, это был комплекс решений. Я не знаю, бывали ли вы во Львове. Там колоссальные проблемы с водой. Мы профинансировали им в полном объеме программу по снабжению горячей водой.

Опять же, это было полезно для города, оно строилось и оставалось бы в Украине. Это не были закупки импорта, как, скажем, каких-нибудь Cherry.

Мы испытали шок от поведения Нацбанка

- Правда ли, что можно было вытянуть Надра Банк, а не устраивать перевод депозитов в “Родовид”?

— Банк можно было вытянуть, но я поставил Нацбанку два ультиматума, очень простые и понятные. Мы зашли в три учреждения. Изначально мы с НБУ все обговаривали, и это отражено в наших меморандумах, но потом мы просто испытали шок от поведения Нацбанка.

Мировой банк начал говорить нам: “Ребята, у ваших банков проблемы. У них плохие кредитные портфели и несерьезные залоги. Вы не могли бы реструктуризировать старые долги перед Нацбанком?”.

Без реструктуризации банки оставались бы в программе финансового оздоровления и не смогли бы проводить активные операции.

При этом Нацбанк принимает три постановления, которые вообще запрещают активные операции.

Я звоню им и говорю: “Ну, и что вы сделали? Вы нам отдали проблемные банки. Пока они не начнут генерировать прибыль, они не выйдут из этой ситуации. Для этого им нужно нарабатывать новый кредитный портфель”.

НБУ это все нам заблокировал. Я написал три письма президенту, в которых сказал, о чем мы договаривались, и что Нацбанк не делает. Рассказал, что НБУ не делает монетизацию даже в объемах, необходимых для проведения выплат вкладчикам.

То есть сейчас банки, благодаря позиции НБУ, превращены в кассы по выдаче денег. Так же нельзя, мы так никогда их не поднимем. Да, они рассчитываются с вкладчиками, но рассчитываются за счет того ресурса, который получили в капитал, а не за счет доходов.

- А не было легче рассчитаться через Фонд гарантирования вкладов?

— С точки зрения восприятия на рынке было бы значительно хуже, но с точки зрения экономии денег — лучше.

Та же ситуация была по “Надрам”. Мы договорились с Нацбанком так. Если ты хочешь, чтобы мы его забрали, то вместе с предложениями подписываешь договор о реструктуризации рефинансирования минимум на семь лет.

Да, ты вписываешь этот пункт с отлагательным условием, он вступает в силу только после принятия решения о капитализации. Но договор ты мне дай еще до того, как мы примем решение.

- Давайте вспомним постановление якобы о переводе средств с Надра Банка в “Родовид”. На сайте правительства был опубликован вариант, который Нацбанк потом назвал не тем. В чем там было дело?

— “Родовид” с трудом “переварил” ситуацию со своими вкладчиками. Потом, когда туда перевели вкладчиков “Укрпрома”, банк занимался исключительно организацией: списки, передачи, выплаты. При этом он не получил кредитный портфель. Хороший он, плохой, но какой-то есть.

- То есть активы не были переведены?

— Активы не были переведены. Я обратился тогда в прокуратуру, попросил от имени государства подать в суд на Нацбанк и на Раевского как на администратора Укрпромбанка. Что они и сделали, за что меня Нацбанк отдельно невзлюбил.

По “Надрам” получилась та же ситуация. Если бы мы передали еще и по “Надрам” вкладчиков, “Родовид” можно было бы хоронить.

Сергій ЛЯМЕЦЬ, Євген ШПІТЬКО