Заложники образа жертвы, или почему украинцы готовы голосовать за диктаторов

В новом эфире “Политики по Фрейду” “Апостроф” решил проанализировать не кандидата в президенты, а украинского избирателя. Психологический портрет жителя Украины мы составляли совместно с постоянным экспертом рубрики, политическим психологом ВАЛЕНТИНОМ КИМОМ.

В частности, психол объяснил, почему мы готовы голосовать за диктаторов, любим вождей, с легкостью прощаем воров и понимаем коррупционеров, ищем защиты и как дети ждем “справедливого” президента, который придет и решит все наши проблемы, в том числе и личные.

 — Какие основные характеристики украинского избирателя вы можете выделить?

— Одна из самых основных — это стремление к политикам-популистам. Украинский избиратель очень “ведется” на всякие заверения и увещевания явно популистского толка, и это, безусловно, имеет психологическую подоплеку. Еще одна из ключевых особенностей — тотальная жертвенность: мы стараемся представить себя в виде людей, пострадавших от чего-то. В психологии есть такой термин как треугольник Картмана, там рассматриваются три ипостаси человеческого поведения — в роли жертвы, преследователя и спасателя. Так вот, украинский избиратель, который является основой избирательного процесса и должен быть преследователем по отношению к политику, требовать от него чего-то, на самом деле выступает из позиции жертвы.

 — Есть особенности и в плане населенных пунктов. Почему, например, жители сел ходят на выборы чаще?

— Это обусловлено тем, что ежедневная жизнь украинского избирателя достаточно бедна на события, а процесс выборов — само по себе яркое мероприятие. И если человек живет в селе или небольшом городишке, где нет концертов, где посмотреть блокбастер можно только через месяц по телевизору, то выборы сами по себе становятся событием.

В селах, в маленьких городах для людей — это яркость, это зрелище, а в мегаполисе выборы не выдерживают конкуренции с рядом других событий. Существует достаточно насыщенная личная и семейная жизнь: детей нужно везти на кружки, самому ехать к друзьям. И выборы отходят на второй и на третий план. Но если у человека есть убеждения, то он на выборы пойдет. Если у человека этих убеждений нет, тогда вполне вероятно, что он поход на выборы заменит возможностью сводить девушку в кино или съездить отдохнуть. И это объясняет, почему на выборы в основном ходят сельские жители или жители небольших городков, почему чаще старики, а не молодежь.

 — Получается, это как возможность быть сопричастным к чему-то важному, тому, чего эти люди в принципе лишены.

— Староримский принцип “Хлеба и зрелищ” продолжает функционировать. И люди, которые ходят на выборы, получают то самое зрелище, которое они хотели.

 — Еще один интересный момент: почему украинцам свойственно идеализировать политиков и так быстро в них разочаровываться?

- Отчасти это обусловлено нашим негативным пришлым. Мы склонны к идеализации любого лидера, который стоит над нами. Потому что это позволяло нам выжить. Достаточно долгое время, на протяжении ХХ века, “от моего отношения к лидеру, который надо мной стоит, зависело во многом — выживу я или нет, и подспудно я начинаю идеалистически относиться к человеку, который надо мной главный”.

Проводились эксперименты, например, на стае обезьян, где очень жесткая иерархическая структура. Если попадается излишне жесткий альфа-самец, который начинает всех изничтожать, то спустя какое-то время он не встречает агрессию, он встречает любовь и почитание. Это является реакций выживания: человеку гораздо комфортнее жить, когда он начинает любить своего вождя, а не критиковать, потому что это опасно.

Такой поведенческий механизм оказывает влияние на людей в сложных условиях. На протяжении всего ХХ века мы пребывали в очень жестких обстоятельствах и вынуждены были любить своих вождей, потому что кто недостаточно любил, тот не имел шансов выжить. Привычка идеализировать и любить вождя сохранилась и передалась нам.

Показательно, что чаще всего это встречается у людей старшего поколения, молодежь к этой идеализации уже не склонна, они более требовательны, а вот старшее поколение до сих пор идеализирует.

Плюс надо учитывать, что особенность украинского избирателя в том, что мы не доверяем идеям, а доверяем людям, которые высказывают те или иные идеи. Это и странно, и вредно, потому что для нас первостепенное значение имеют личности. Мы наблюдаем, что сейчас основные претензии к действующему президенту идут как к личности. Основной посыл к тем кандидатам, которые ему противостоят — Тимошенко, Зеленский, Ляшко — идут как к личностям, а не родоначальникам каких-то политический идеологий.

 — Это хорошо иллюстрирует то, что украинцы идут больше не за программами кандидатов, а за людьми, и партии у нас в основном “вождистского” типа.

“Кива прийде — порядок наведе”, — это как раз квинтэссенция сущности украинского избирателя: кто-то должен придти и навести порядок. Отчасти это обусловлено тем, что мы сами не способны организоваться: не способны создать работоспособные институты, не способны создать работоспособные отношения даже на своем уровне.

Мы прекрасно знаем, кто у нас президент, какие негодяи у нас депутаты. Но спросить, кто представляет их интересы в местном, городском советах — мало кто ответит на этот вопрос.

Мы не интересуемся политикой, которая касается непосредственно нас, а глобальной, масштабной — да. Мы не можем наладить отношения на своем уровне и, следовательно, когда включаемся в политику высокого уровня, у нас остаются обыкновенные человеческие реакции “нравится — не нравится”. У нас избирательная кампания — это война личностей, а не война идеологий. Мы не обращаем внимания на рациональную составляющую, мы идем вслед за эмоциями.

 — Еще один момент, который нас характеризует, состоит в том, что украинцы готовы закрывать глаза на коррупционные скандалы и голосовать все равно за тех, кто с ними ассоциируется. Почему так?

— Очень просто ответить не получится. Корни коррупции не только в законодательстве, не в том, что власть имущие проворовались, а в том, что народ сам по себе не содержит антител, которые позволяют бороться с коррупцией на низовом уровне. У нас практически каждый первый готов давать взятки, мы зачастую их даже взятками не называем — это подарок, это благодарность, человек просто дал “сотку” доктору за то, что тот его принял. Или давали раньше взятки гаишникам, единицы были, которые никогда никому не давали взятки и боялись нарушить правила дорожного движения.

Отчасти это происходит и потому, что сами по себе законы не совершенны. Изначально так строилось, что государство и законы, которые его поддерживают, стояли в противовес гражданину. И если взять старый российский или ордынский принцип управления, то там личность подчиняется обществу, а общество подчиняется государству. Если брать европейские принципы, то там совсем иначе, там верховенство права в отношении личности, то есть личность превыше всего: защита жизни, интересов — это основа основ.

Старый ордынский принцип, по которому мы живем до сих пор: основа основ — это интересы государства. Следовательно меня, как простого человека, государство постоянно ущемляет, потому что заставляет подчиняться себе, и соответственно мое отношение к любым государственным институциям негативное. Но я не могу им противостоять, а вот купить могу. Каждый покупает на своем уровне. Таким образом, когда мы видим чиновника, который проворовался, мы его прекрасно понимаем, потому что этот чиновник к нам не из космоса пришел, он из нашей среды, и мы точно так же действуем, только делаем это в меньших масштабах. Поэтому поведенческий портрет чиновника не вызывает у нас отторжения.

 — Получается, мы ждем выполнения того, чего сами не придерживаемся.

— Есть формальные отношения с государством, то есть мы должны жить в государстве, которое будет о нас заботиться, “следовательно, никто не должен требовать от меня взяток, но если я вижу, что взятку надо дать, то я ее дам”. Не за деньги, так по знакомству какие-то услуги оказываются, а это ведь тоже незаконно. Поэтому у украинского общества толерантность к взяточничеству присутствует, и будет присутствовать еще очень долго. До тех пор пока не будут созданы условия, в которых личность перестанет воспринимать себя как жертву государства, пока люди не начнут гордиться собой и перестанут относиться к себе как жертве, вот до тех пор взяточничество будет в нашей стране, и мы будем относиться к нему терпимо.

 — Украинцу комфортно в образе жертвы, мы привыкли быть униженными и оскорбленными, и те кандидаты, которые умело подпитывают это в нас, будут иметь успех. Это так?

— Да. Жертвенность — это достаточно эффективный способ поведения. На протяжении всего ХХ века, и предыдущие века в том числе, выживали те, кто подчинялись. Предприимчивые, активные, с лидерским потенциалом — таких людей система пожирала и просто уничтожала, и так продолжалось многие поколения. Соответственно, выжили кто? Те, кто подчинился системе, или сами стали палачами, то есть винтиками этой системы, или полностью с ней смирились и продемонстрировали свою неспособность с ней бороться, свое миролюбие по отношению к ней. Это жертвенное поведение вошло в норму, потому что обеспечивало возможность выжить.

Несколько поколений подряд такой способ поведения передавался и стал основополагающим. Теперь, когда сталкиваемся с тем, что у нас есть свобода, мы не знаем, что с ней делать. К нам приходят различные политики, которые дают разные месседжи. Один говорит: “Мы должны собой гордиться”. Ну да, по идее, должны. А другой говорит: “Мы пострадавшие”, а мы ему: “Да, да, это мы!”. “А вам как пострадавшим должны дать, должны обеспечить!”, “Да”, — отвечают ему. И вот такой политик приобретает популярность, потому что позиция жертвы дает нам право на бездействие, дает нам право на то, что не от нас что-либо зависит и нам должны — это очень удобная позиция.

Долгое время советская модель управления на этом была основана: мы у вас все заберем, а за это мы вам что-то дадим. Будете хорошо служить — получите больше, будьте хорошими жертвами. И любой политик, который обращается именно к этой части электорального мышления — он побеждает. Хорошо работает жалость по отношению к народу: “мои вы бедные и несчастные”, или “нас все обманывают”, “смотрите, какие они все негодяи, сейчас приду и лишу всех депутатской неприкосновенности”. Жертва нуждается в защитнике, жертва нуждается в образе отца или в образе матери, которые будут о них заботиться.

 — Касательно образа матери. Мы обсуждали его в контексте Тимошенко, она очень эксплуатирует этот образ, и многим это очень комфортно — чувствовать себя беспомощными, что “за нас сейчас кто-то придет и все решит”.

— Здесь применима другая модель, из транзактного анализа теории Эрика Берна, где есть внутренний ребенок, внутренний родитель и взрослый. Политик часто занимает позицию заботливого родителя, который требует ответную транзакцию — послушного ребенка. И мы выступаем в роли послушных детей и ждем, что придет какой-то взрослый дядя или взрослая тетя, которые накажут других плохих деток и дядь, вернут назад игрушки, установят правила, кого надо расставят по углам, и тогда все будет хорошо.

То есть кто-то придет решать наши проблемы, поэтому этим чувством часто манипулируют, оно срабатывает. Но тут не стоит забывать о возрастном составе нашего населения, потому что может звучать странно фраза “внутренний ребенок” по отношению к бабушке, которой 70 лет, тем не менее, это так. Но здесь возрастной состав показывает, что старики достаточно массивная группа в нашем обществе, которая уже физически не способна на активность и у них нет времени ждать 10-15 лет, пока все станет хорошо, они хотят сейчас. Эта категория ориентирована на социальную дотационность, поэтому любой лозунг по типу “я вам дам по тысяче гривен к пенсии” будет иметь популярность. А молодежь думает иначе: дайте нам возможности. Уберите ограничения, сотрите границы, дайте нам возможность делать бизнес.

 — Хотя и у молодежи есть свои крайности, они часто хотят все здесь и сейчас.

— Есть такое. С нашей молодежью достаточно сложно работать, потому что они во многом нигилисты. Это отчасти свойственно возрасту, отчасти воспитанию, так как их воспитывали мы — более старшее поколение — в отношении неуважения к старшим, неуважения к государственным институтам, потому что государство плохое.

Поэтому таких людей даже поймать на улице и попросить ответить на вопрос — уже большая проблема. Они не хотят тратить время на неинтересные действия. Поэтому выборы, на которые надо идти и стоять в очереди, — эта какая-то многоуровневая комбинация, и для них неприемлема, они мечтают об электронном государстве: “я хочу влиять на какие-то процессы, не выходя из дома и не напрягаясь”. Таким образом у нас появляются две категории, у которых есть сильный разделяющий принцип: одна категория — молодежь, которая не хочет напрягаться, а вторая — старики, которые готовы напрягаться и стоять в очередях. Какая категория победит? Вторая.

 — Во многих штабах рассчитывают на то, что электорат Зеленского молодой и не придет на выборы как раз в силу этих причин.

— Скорее всего, это неоправданные ожидания тех политиков, которые борются с феноменом Зеленского. У него мощная поддержка среди молодежи, но тут надо понимать, что он нравится и бабушкам. И здесь еще неизвестно, за кого бабушка пойдет и проголосует: за Ляшко с Тимошенко или за Зеленского, который предлагает что-то делать вместе.

Юлия ЗАБЕЛИНА