В учебниках по public relations записано, что основная задача пиарщика — донести до целевой аудитории (общественности, журналистов, избирателей) визию и миссию политика, партии, депутата, фракции или министерства. В Украине всегда с этим было очень плохо: визия и миссия у всех была одна — как заработать максимально много за короткие сроки пребывания на высокой должности и не сесть после этого. Миссии бывали разные: кто продавал должности, кто реализовывал схемы, а кто пилил международную помощь. Однако проблема одна: такую визию с миссией нельзя никому продать, не поймут. Поэтому пиарщики всех политиков во все годы независимости занимаются одним: высасывают из пальца — реформы, стратегии, концепции. О том, насколько успешно это получается у действующей власти, и как с этим работать, мы поговорили с министром информационной политики и просто кумом президента Порошенко — Юрием Стецем.
- Как вы оцениваете медийный эффект от расследования #PanamaPapers или, как его еще называют, — офшоргейта?
— Как спецоперацию против Украины. И совершенно неслучайно, что она появилась за несколько недель до референдума в Нидерландах. Мне сложно говорить о том, насколько мы готовы предотвращать подобного рода операции, потому еще год назад у нас не было Службы безопасности как таковой. Она была просто разрушена. И сейчас быстро и эффективно создается фактически с нуля. Насколько можно было просчитать эту историю? Сложно сказать. Но факт остается фактом: PanamaPapers не добавила нам позитива. И это один из примеров. Полгода можно заниматься попытками рассказать о чем-то позитивном, чтобы к Украине в Европе относились хорошо, а потом раз и такое.
- Вам не кажется, что обвинять украинских журналистов в провале референдума в Нидерландах по меньшей мере странно?
— Когда я говорю, что расследование украинских журналистов повлияло на решение голландцев, это не значит, что я их обвиняю. Журналисты делали свою работу, поскольку в стране коррупция. Они ее расследуют. В данном случае мое обвинение адресуется не журналистам, а всем нам, чиновникам, которые должны были более активно бороться с коррупцией.
- Была ли у министерства какая-то стратегическая информационная кампания перед референдумом в Нидерландах?
— Ну конечно была.
- Насколько оказалась успешной эта стратегия, и что она под собой подразумевала?
— У политтехнологов есть простая оценка: если ты выиграл, значит, компания оказалась успешной. Если ты проиграл, стратегия была провальной.
- Так а в чем, собственно, состояла пиар-кампания накануне референдума?
— Была создана рабочая группа в составе Министерства иностранных дел. Мы должны были наработать и обеспечить аналитическими материалами тех представителей власти, которые ездили в Нидерланды, принимали участие в круглых столах, ток-шоу, бизнес-форумах.
- А еще?
— До этого были огранизованы фото-выставки в Нидерландах, в том числе и дни украинского кино. Вместе с МИД мы организовали проект лайк-нью.
- Учитывая исход референдума, с вашей точки зрения, при каких обстоятельствах и действиях можно было ожидать иной результат?
— Исходя из того, что происходило в последнее время другого результата не получилось бы. Есть недоработки в этом и украинских властей. Во Львове несколько недель назад произошел разгон митинга ЛГБТ. Вы прекрасно понимаете, как голландцы относятся к защите прав сексуальных меньшинств: голландцы одна из самых нетерпимых наций к ограничению свободы меньшинств. Естественно, что о митинге во Львове, который разогнали написали все европейские, в том числе, голландские издания. Повлияло ли это на голосование на референдуме? 100%. И не в нашу пользу.
- И все же: можно ли было этого избежать?
— Да, наверное. Если бы более эффективно сработали власти. Можно ли было Мининформполитики ограничить доступ этой информации в западные СМИ? Нет.
- Как, с вашей точки зрения, должны вести себя украинские журналисты, когда, например, происходит разгон гей-парада во Львове? Не освещать нельзя. Освещаем, понимая, что это заведомо вредит предстоящему референдуму. Как быть?
— Как только журналист начинает примерять на себя одежду не просто журналиста, а социально-ответственного гражданина, патриота, он входит в когнитивный диссонанс со своей профессией.
- То есть вы приветствуете такие расследования как #PanamaPapers, верно?
— Если спросить меня как чиновника, я понимаю, что журналист не может идти на компромисс со своей профессией. Да, сейчас это вредит нынешнему положению вещей по восприятию Украины в мире. B эта работа навредила, однозначно. Но не делать свою работу они не могут. Как только начинается компромисс, появляется ложь. Врать журналист не может.
- Можно ли было предотвратить такой результат?
— Все возможно. Мне сложно говорить о том, насколько мы готовы предотвращать подобного рода спецоперации, потому что еще год назад у нас не было Службы безопасности как таковой, сейчас же она быстро и эффективно создается. Насколько было сложно просчитать эту историю наперед? Сложно сказать. Но факт остается фактом. Скандал состоялся, и он не добавил позитивной реакции на события.
- К слову, насколько правдива информация, что по вашему поручению сотрудники СБУ прозванивают некоторые СМИ — с просьбой не освещать определенные события? Как, например, это было с темой “Майдан-3”, или офошоргейт.
— Существует руководитель пресс-службы СБУ — некая Гитлянская. Я ее никогда в жизни не видел и самое смешное — никогда не говорил с ней по телефону. Как, по-вашему, я должен давать ей указания — через руководителя СБУ?
- Вы у меня спрашиваете — через кого давать указания СБУ?
— Я ни разу не общался с Гитлянской (Елена Гитлянская — руководитель пресс-службы СБУ. — прим. ред.): ни по телефону, ни в жизни. Как вы себе это представляете? Если бы это произошло, об этом бы уже все узнали. Моя голова помнит огромное количество шишек и милицейских дубинок за свободу слова в 2001-2004 гг. Я не буду этим заниматься.
- Вам не кажется, что бороться тут нужно не с активностью и амбициями журналистов, а с коррупцией, и ошибками власти?
— В данном случае мое обвинение адресуется не журналистам, а чиновникам, которые да, должны были более активно бороться с коррупцией.
- Дайте совет: как должен вести себя профессиональный журналист, когда разгоняют пикет за ЛГБТ — не освещать его, осознавая, что это может повлиять на решение референдума по Украине? Или освещать, как и положено журналисту?
— Это самое сложное, и болезненное для меня дело, как для журналиста — в прошлом. Как только журналист начинает применять на себя одежду гражданина с высоким градусом социальной ответственности, он противоречит своей профессии. Конечно, я бы хотел, чтобы журналисты были бОльшими патриотами. Да, сейчас это наверное очень вредит нынешнему положению вещей по восприятию Украины в мире. И да, эта работа журналистов, в том числе, пошла во вред и решению по референдуму в Голландии. Но делать свою работу иначе журналисты не умеют. Как только появляется контрлист, самоцензура, ты начинаешь врать.
- Выходит, журналист Дмитрий Гнап поступил правильно.
— Я уже говорил на эту тему: мне не нравится, что в его сюжет были заложены элементы манипуляций — параллель, проведенная с событиями в Иловайске.
- Насколько эффективно, с вашей точки зрения, сработала защита Порошенко в истории с PanamaPapers?
— Я очень сильно разделяю Петра Порошенко от президента страны. Более того, подозреваю: многие хотели, чтобы этого разделения не было. Поэтому, когда у меня спрашивают: а почему АП не отреагировал на скандал, я отвечаю. Потому что это — Администрация президента, и нереакция пресс-секретаря президента. А если же мы говорим о человеке по фамилии Порошенко, бизнес которого упомянут в этом скандале, то у него существуют бизнес-компании, финансовые консультанты, которые этим занимаются. Они и должны комментировать такие вещи.
- Нет никакого разделения, когда гражданин и бизнесмен Порошенко стал президентом.
— Я же не сказал, что есть Порошенко-бизнесмен. Есть Порошенко, который является владельцем определенных бизнес-ресурсов.
- Нет, вы сейчас просто меняете формулировку в том, как его корректнее назвать.
— Что значит — нет. Я имею право остаться при своем мнении?
- Конечно. Однако, если я правильно поняла, в вашем представлении Порошенко существуют в двух параллельных реальностях: Порошенко бизнесмен и Порошенко — президент.
— Для меня Порошенко — человек в трех реальностях. Он еще мой друг. Это человек, близкий мне не только потому, что у него на двери висит табличка “Президент Украины”. И когда он перестанет быть президентом, я надеюсь, мы останемся в таких же дружеских отношениях.
- Что еще больше дает вам морального права оправдывать его действия, или бездействие.
— Где я оправдываю президента? Я же сказал: считаю, что должна быть максимальная публичность и прозрачность. Я сказал, что тему офшоров не должна комментировать АП. Максимально быстро должен был появится комментарий людей, которые занимаются этими активами. В каждой компании, да хоть в вашей редакции, есть люди, которые каждый день за что-то отвечают — кто-то за финансы, кто-то за политику. Каждый должен отвечать по своей теме. Согласитесь, безумием стало бы, если финансовая компания Порошенко начала бы комментировать действия Порошенко как президента. Ключевое в том, что комментарий должен быть как данность. Максимально быстрый ответ может предостеречь от репутационных потерь.
- Согласитесь, репутационными потери стали еще больше после того, как офшорные счета Порошенко-президента взялись комментировать его советники?
— Многие журналисты требовали, чтобы отреагировала АП, но еще раз: во-первых, Порошенко сам определяет, кто должен комментировать. И во-вторых, конкретно в этом случае комментарий должен был исходить от людей, которые занимаются этой темой.
- Но если ситуация заходит далеко за пределы юридической плоскости, не кажется ли вам, что президенту стоило бы включиться?
— А как далеко зашла ситуация — можете объяснить?
- Ситуация со счетами Порошенко точно вышла далеко за пределы финансово-экономических рамок — в проблему геополитического значения.
— Я читал заявление посла США, некоторые влиятельные издания, которые так не считают.
- Я могу в свою очередь процитировать президента США Барака Обаму, который осудил попытку крупных политиков уклонятся от уплаты налогов. А также хочу показать вас с десяток ссылок на авторитетные мировые издания, которые критикуют Порошенко за слепой траст, офшоры и Липецкую фабрику.
— Я вам также могу привести перечень изданий, которые пишут, что это никоим образом не отразится…
- На чем не отразится?
— На отношениях с Украиной.
- Мы же сейчас говорим об имидже президента и репутационных последствиях на его рейтинг, а не об отношении других стран к Украине.
— #PanamaPapers в любом случае отразится на имидже президента.
- Мне кажется, вы часто выдаете желаемое за действительно. Я все же хочу назвать вам ссылки изданий, содержащих критику украинского президента и процитировать некоторые из них…
— Я выражаю свою субъективную точку зрения. Я имею на нее право? Какой смысл в этом словесном пинг-понге? Предлагаю вам остановиться.
- Не кажется ли вам, что президенту стоило бы в первый день после начала скандала выйти к украинским журналистам с расширенной пресс-конференцией?
— Он дал пресс-конференцию в Японии.
- Вы это серьёзно сейчас говорите?
— А что — это мало? Там были, в том числе, украинские журналисты.
- Там не было, например, Дмитрия Гнапа.
— А Гнап это — кто, простите?
- Простите, Гнап это автор статьи, которая привела к необходимости давать пресс-конференцию в Японии.
— Можно поинтересоваться: какое количество журналистов есть в стране? Если завтра все журналисты напишут, что только с ним президент должен провести встречу, он что, вынужден будет подчиниться?
- Гнап создал далеко не рядовой текст.
— Гнап написал текст к программе, которая многими медиаюристами и медиаэкспертами воспринята и прокомментирована как манипуляторный продукт.
- Как считаете, после всей этой истории с #PanamaPapers Порошенко продаст Липецкую фабрику?
— Он не может этого сделать, как он не может продать какой-нибудь магазинчик в городе Бровары. Такой бизнес не продается по запчастям. Это замкнутый цикл, так просто оно не работает. Пусть хоть один человек из критиков Порошенко попытается хоть раз в жизни создать большую корпорацию.
- Я была на Липецкой фабрике. Ее можно продать отдельно. Генеральный директор Олег Казаков, который работает там уже около 10 лет, допускает такую возможность.
— Ни одна компания по продаже шоколада и конфет не купит корпорацию по запчастям.
- Кто входит в ситуационную комнату президента, или в группу оперативного реагирования в АП?
— Я не являюсь сотрудником АП, не вхожу в их оперативный штаб.
- Однако у вас есть статус советника. Вы называете себя другом президента.
— Странное восприятие ситуации: раз он каким-то образом по жизни связан с Порошенко, значит, он входит в какую-то группу реагирования. У меня есть свой план-график дня, где расписаны совершенно другие задачи. Да, действительно, время от времени мы встречаемся с президентом, и он спрашивает моего мнения по тому, или иному вопросу. Но я не вхожу в оперативный штаб по реакции на те или иные информационные взрывы.
- Когда и по какому поводу вам звонит президент?
— Звонит иногда. Не потому, что я являюсь политтехнологом каких-то компаний, которые касались лично кандидата в президенты Порошенко, либо его политической силы. У нас сложились доверительные отношения, обусловленные более 20 лет сотрудничества. И в данном случае независимо от того, какая табличка у него на дверях: народный депутат, бизнесмен или президент, все это время я был его советником, поскольку он интересовался моим мнением. Но это несистемная оплачиваемая работа на full-time с ежедневными заседаниями. Неопределенный статус, кстати, стал одной из причин, почему я ушел в Кабмин, а не остался работать в парламенте, или не ушел в Совет нацбезопасности. Я очень хотел работать в параллельной вертикали, к которой не имел бы отношения президент, чтобы иметь возможность получить более открытые инструменты влияния на процессы лично для себя.
- Статус главы министерства в Кабмине при существующей политической ситуации — ключевые решение глобально связанные со страной. Спустя время, насколько ваш выбор был правильным, как считаете?
— Отвечу иначе. Существует ли так называемая семерка людей, принимающих решения? Глобально — да.
- Кто туда входит?
— Президент, премьер, спикер, секретарь СНБО, министр внутренних дел, глава АП Борис Ложкин и Юрий Луценко. Решения принимаются этими людьми. Эти люди не принимают решения по ежедневным вопросам.
- Честно говоря, я думала, вопросы в стране решает другая семерка.
— Какая?
- Ну как бы теневая — Ложкин, Кононенко, Ковальчук, Грановский …
— Вы действительно думаете, что эти люди занимаются имиджем президента?
- Нет, допускаю, что они его портят, ежедневно создавая серию имиджевых проблем для главы государства.
— Послушайте, президент депутата Грановского в своей жизни видел четыре раза — максимум.
- Правда что ли?
— Не более четырех раз. Точно.
- Кто входит в ситуативную комнату президента?
— Кто сидит там возле него? Это может быть Борис Ложкин, Виталий Ковальчук, Ростислав Павленко. Это может быть Наталка Попович, которая является советником Ложкина. Это может быть Игорь Грынив. Или Ирина Геращенко.
- А Виктор Уколов? Рассказывают, что он один из спичрайтеров президента, что видно, в том числе, по его постам — по партийной линии.
— Уколов пишет тексты президенту? Это смешно. А что, большая тайна, что свои речи, в том числе и на инаугурацию, Порошенко начитывал Олегу Медведеву, который и является его спичрайтером? Я думаю, что Порошенко, после того, как стал президентом, не видел Уколова один на один ни разу.
- Если вы захотите попасть в ситуативную комнату и высказаться по теме, у вас есть такая возможность?
— Я могу быть у него на совещании, если это касается вопросов, в которых я, как советник, могу быть ему интересен.
- Вас зовут, или вы сами приходите?
— Ну конечно зовут. Я же не знаю график президента, ни что его беспокоит, ни что ему болит.
- Предположим, наступает такая ситуация как с PanamaPapers. Вы наблюдаете со стороны, и понимаете, что на скандал нет вообще никакой реакции, и вам из АП никто не звонит. Будете ли вы как-то проявлять инициативу, как советник, чтобы не допустить кризисной ситуации?
— То есть по вашей логике, когда вы позвонили мне, чтобы взять оперативный комментарий, я должен был положить трубку, перезвонить президенту и спросить разрешения и совета у президента: а что говорить? Я комментирую все, что хочу, ни с кем не советуясь.
- Возможно вы и правы. Но по большому счету эта была не ваша работа в тот момент. Тем более, на фоне ваших заявлений, что имидж Порошенко: не ваша зона ответственности. Если происходит кризисная ситуация, вы можете кому-то позвонить из АП?
— Если я хочу с кем-то посоветоваться?
- Или дать кому-то совет, пока они просыпаются. Или поправить ошибку?
— Я звоню, например, Игорю Грыниву, потому считаю его профессионалом и после Левенца (Юрий Левенец — украинский историк и политолог, умер в 2013-ом году. — прим. ред.) лучшим политтехнологом в этой стране. И мне действительно важно его мнение. А также существует ряд журналистов, которые достигли уровня технологов, и мнение которых имеет для меня значение.
- А кто это?
— Как только я скажу вам, кто это….
- …Я запишу их в порохоботы?
— Нет, в эту же секунду они начнут терять свою капитализацию, потому что они попадут под категорию #ЗРАДА.
- К чьему мнению, с вашей точки зрения, Порошенко прислушивается больше всего в информационной политике?
— Думаю, к своему пресс-секретарю Цеголко. Он его слышит и слушает, потому что Святослав находится с ним постоянно рядом — и в поездках и в обычной жизни.
- Созваниваетесь ли вы со Святославом, чтобы посоветовать что-то президенту?
— А зачем мне Святославу звонить? Я всегда могу набрать президента.
- Так вы же говорите, что не звоните ему по личной инициативе.
— Я просто не делаю этого. Если ему нужно, он наберет и пригласит на встречу. Я к тому, что в общении с Порошенко за последние 20 лет мне не нужен был ни один посредник. Тем более Святослав Цеголко.
— Если не секрет, по каким вопросам Порошенко советовался с вами за последний месяц?
— Референдум в Нидерландах, ряд вопросов по информационной политике, связанной с нацбезопасностью. Но точно не по вопросам личного имиджа, подачи информации, нужно или не нужно комментировать то или иное событие.
- Не обидно ли вам, что за несколько лет ваше влияние на президента уменьшилось?
— Почему? А что я потерял?
- Влияние на процессы. В президентской стране контакт с президентом — это важно.
— Возможность работать в Кабмине дала мне на порядок больше возможностей, и открыла для меня больше дверей. Максимум, что я потерял, это возможность влиять на уши президента, то есть по-факту, я потерял возможность влиять на какие-то назначения или увольнения. Меня это никогда не интересовало.
- Вы говорите, что у вас в Кабмине хороший инструментарий. Насколько вам комфортно работать с Яценюком, используя тот инструментарий, который у вас есть.
— Все решения, которые я предлагал как министр буквально в короткий период времени попадали в повестку дня и принимались Кабинетом министров. Все мои инициативы так или иначе поддерживали в кратчайший термин. Это очень эффективно, и мне было комфортно от этого.
- Если у вас так все хорошо, почему правительство уже год не может принять постановление о выделении финансирования на крымскотатарский телеканал АТР — как пример?
— Почему не смог. Кабмин выделил.
- Извините, не выделил. Денег до сих пор нет.
— Есть решение Кабмина, которое обязывает Минсоцполитики выделить пять миллионов гривен на АТР Никто не может его проигнорировать.
- Тогда почему денег нет?
— Спросите у министра соцполитики Павла Розенко.
- Я могу спросить об этом у него в любой момент, но это странно, учитывая, что крымское вещание — зона вашей ответственности. Хорошо, давайте позвоним Розенко.
— Можем позвонить в любой момент. Но мы решили вопрос.
- Если бы решили, группа журналистов не затевали бы в соцсети аукцион в поддержку АТР.
— И сколько собрали денег в результате аукциона?
- Что-то около 108 тыс. грн.
— Я думаю, что вы будете собирать необходимую сумму порядка 50-ти лет. Вот обязательно нужно испортить инициативу и сказать, что все, что делает #МинСтець это плохо. И что мы обязательно сейчас все сделаем, у нас все получится. И не сделать. Скажу вам, что решение выделить деньги было принято задолго до того, как вы запустили этот аукцион.
- Давайте все же позвоним Розенко, чтобы разрешить наш спор. Я так и не могу понять, где проблема, и почему денег до сих пор нет.
Юрий Стець набирает министра соцполитики Павла Розенко: “Павло, меня тут журналисты мучают… Да по поводу нашего решения передать АТР деньги на погашение задолженности. А! Ну тогда все. То есть, я могу сказать, что Минсоцполитики молодцы, и кто не молодец? И завтра на Кабмине еще раз поднять этот вопрос. О, отлично! Завтра значит бучу поднимем!”. Кладет трубку.
- Так в чем же проблема?
— Минсоцполитики полностью поддержал постановление. Но Минфин заблокировал это решение.
- Почему?
— А вот завтра на Кабмине мы поднимем этот вопрос — в публичной части. Если у них не будет аргументов, думаю, у вас будет шанс об этом написать. Мне самому интересно, как они собираются это объяснять.
- Одно из главных направлений деятельности вашего министерства — вещание в Крыму. Чем вы можете похвастаться в этом направлении?
— В свое время, когда все начали игнорировать проблемы Крыма, мы создали бордовую историю в Киеве, а один из бордов о Крыме висел перед Бундестагом. И когда европейцы вышли на брифинг, а перед их глазами было написано “Крым это Украина”, это был тот момент, который заставил госпожу Меркель отдельно упомянуть Крым на этом брифинге, и не только. Я уверен, что если бы мы постоянно не поднимали этот шум, все бы забыли о Крыме. По-моему, я единственный в этой стране из чиновников, кто не на секунду не забывает о Крыме, не давая возможность игнорировать эту проблему.
- А что вещает в Крыму украинского?
— Вы отдаете себе отчет, что там передатчики всех наших телеканалов были конфискованы агрессором. Также, как и все другие ресурсы, имущество других компаний. Вы же понимаете, что так не бывает: все забрали, а тут на тебе — одну вышку и украинский флаг оставили?
- Как вы относитесь к инициативе депутата Виктории Сюмар ликвидировать ваше министерство, как ведомство, утратившее свою актуальность? В нашем с ней интервью она предложила сделать МинСтець структурным подразделением уже существующих ранее ведомств — МИД и Госкомтелерадио. Что скажете?
— Любой орган власти создается под конкретные задачи и очевидно, что после того, как они выполнены, его можно ликвидировать, В любом случае, кнопки под руками народных депутатов, в их силах принять любое решение.
