Вместо покаяния. Зачем Россия лепит миф о “великой победе” в Афганистане

Председатель депутатской группы Госдумы “Патриотическая платформа Единой России” Дмитрий Саблин предложил внести на рассмотрение депутатов проект пересмотра политической оценки решения о вводе советских войск в Афганистан. Остальные (со?)участники заседания  идею Саблина предсказуемо поддержали.  

Речь шла о том, что в декабре 1989 г., через десять месяцев после вывода из Афганистана 40-й армии, на съезде Верховного Совета СССР было принято постановление, в котором решение о вводе советских войск признавалось ошибочным и “заслуживающим политического и морального осуждения”. После этого, как заявил Саблин, “афганская война стала осуждаемой”, а “либералы называли и называют ее бессмысленной и даже преступной”.

“Нужно поддержать ветеранские организации, которые предлагают дать в новом учебно-методическом комплексе по отечественной истории правдивую оценку операции СССР в Афганистане”, — подытожил Саблин. Ему поддакнул и явившийся на заседание сенатор Франц Клинцевич, заявивший, что “для ветеранов очень важна эта дата — 30-летие завершения операции”. Тридцать лет с момента полного вывода советских войск исполнится 15 февраля будущего года, а начался вывод 15 мая 1988 г.

Поскольку на самодеятельность, за исключением воровства, единороссы без одобрения начальства не способы, инициатива Саблина имеет только одно объяснение: он получил прямой заказ гнать афганскую волну. В роли детонатора, непосредственно вызвавшего реакцию в Кремле, по всей вероятности, выступило июльское заявление посла Афганистана в России Абдула Кучая, заявившего, что ввод советских войск в Афганистан был ошибкой, повлекшей тяжелые последствия в виде более чем двух миллионов погибших афганцев и полного разрушения инфраструктуры страны; что ошибкой было и  признание Москвой правительства Амина и Тараки, совершивших в 1978 г. государственный переворот; что сопротивление советской оккупации носило характер общенародной войны — и, в качестве итога всего этого, — что афганский народ хочет услышать от России извинения. Заявление Кучая вызвало реакцию в российских СМИ,  похожую на зубовный скрежет, но затем все как-то быстро стихло.

Извинений с российской стороны не последовало, но было понятно, что реакция будет. И вот, следом за традиционным уже победобесием “Великой Отечественной” и за созданием мифа о России, спасшей союзников в Первой мировой войне, и затем преданной ими, Кремль решил воскресить, подлатать и снова запустить в оборот еще один миф: о “советском воине-интернационалисте”. Заодно был поставлен на место и Кабул: заявление Саблина прозвучало сразу после визита в Москву делегации запрещенного в России движения “Талибан”, переговоры с которой вел Сергей Лавров, после чего талибы заявили о нежелании вести прямые переговоры с правительством Афганистана и что их диалог возможен только с Вашингтоном. Понятно, что при этом “Талибан” будет не более чем марионеткой, управляемой из Кремля, — ведь кремлевско-талибские связи ни для кого уже не новость.    

Остальные причины кремлевского мифотворчества выглядят стандартно. Поскольку вся российская, советская и снова российская история состоит исключительно из преступлений, лжи и бесславных поражений, власть, стремясь поддержать бодрый дух своих холопов, лепит мифы о великих победах из того, что у нее есть под рукой, — а  материал этот схож с тем, чем оперирует известный якутский скульптор, любитель петухов и двуглавых орлов. Эта мифологическая борьба началось уже давно, задолго до 1917 г. — чего стоил миф о победе в Бородинском сражении — и неизменно подхватывается каждой следующей генерацией российской власти. О стыдных реалиях, прикрытых фиговым листком “воинов-освободителей” в “Великой Отечественной”, и том, зачем Путину понадобилась мифология на тему Первой мировой, мы уже писали. И вот ожидаемо явилась на свет и третья тема — афганская.

Общая схема здесь применена та же, что и в прошлые разы: неприятные и позорные вещи нужно прикрыть высокопарной болтовней. Прикрыть же надо многое. Кучу трупов: два миллиона афганских, 90-95% из которых были мирными жителями, и 15 тыс. — по официальным данным, трупов советских солдат, реально же — порядка 25-27 тыс., поскольку часть потерь “раскладывали” на небоевые.

Разница в масштабах выдает карательный характер войны: “бойцы с моджахедами” воевали в основном против безоружного населения, неспособного дать отпор, — и это тоже надо прикрыть. Надо также прикрыть тупость и вороватость советской военной верхушки, обогатившейся на войне, и техническую несостоятельность СССР, оказавшегося не в состоянии полноценно обмундировать, вооружить и кормить своих солдат.

Наконец, надо прикрыть и огромный пласт самых постыдных и жестоких военных преступлений, совершенных на всех уровнях: от применения против мирного населения химического оружия для зачистки кишлаков, расположенных слишком близко к российским базам, санкцию на которую могла дать только Москва, до действий низовых исполнителей, солдат и офицеров, которые были “не виноваты, что их направили туда”, и просто развлекались — ну, скучно же им было: насилуя афганок любого возраста — а куда без этой русской воинской традиции, и единственного занятия, в котором русская армия неизменно проявляла доблесть; расстреливая мирных афганцев — иногда просто так, от скуки, иногда — как нежелательных свидетелей других своих преступлений, и, наконец, банального мародерства — визитной карточки российской армии во все времена.

Таких фактов, притом подтвержденных документально и даже известных в России, — целое море. Иной вопрос, что россияне не хотят их видеть и не видят. Но поисковый запрос “Советские военные преступления в Афганистане” развернет бездну, а тот же запрос, сделанный на английском: Soviet war crimes in Afghanistan — откроет бездну впятеро большую. Желающие могут и сами предпринять это исследование и обнаружить много интересного — не то, чтобы неизвестного, но неафишируемого. К примеру, только в процессе вывода последней колонны советских войск — той самой, перешедшей Амударью 15 февраля 1989 г., “профилактическими” авиаударами вдоль трассы Саланг, обеспечившими “мертвую зону безопасности”, было уничтожено несколько тысяч мирных жителей, в основном женщин и детей.  Впрочем, “последняя колонна”, как обычно, оказалась предпоследней: отдельные группы КГБ СССР оперировали на территории Афганистана до середины апреля 1989-го.

Еще есть одно важное обстоятельство, выделяющее афганскую тему из общего ряда. Свидетели и участники этих событий еще живы, и находятся в энергичном возрасте 50-60 лет. Для роли погромщиков из СЕРБа или других штурмовых отрядов режима, они, пожалуй, староваты — но на роль одобрительно кивающих пенсионеров и красноречивых наставников молодежи вполне сойдут. А поскольку выбор у них будет небогат: или принять скромные — много, сами понимаете, им не дадут — льготы и доплаты и за это бить себя кулаком в грудь, крича, что, мы, мол, не щадя себя, воевали за братский афганский народ,  — или начать спорить и называть войну преступной, что будет грозить им в первую очередь лишением льгот, — то абсолютное большинство “ветеранов-афганцев” выберет первое.Так правильная эксплуатация афганской темы обеспечит Кремлю группу поддержки: не очень большую, но сплоченную причастностью к общему преступлению и его сокрытию.

Оправдание афганской авантюры и героизация участвовавших в ней военных преступников создаст и хорошую базу для последующей героизации других, столь же преступных войн, которые вела и ведет уже постсоветская Россия: конфликтов начала 90-х в Абхазии, Южной Осетии и  Приднестровье; грузинской войны-2008; военных авантюр в Украине и Сирии. Отрицать наличие российских военных в Украине до бесконечности невозможно, а уж если его придется признать, то нужно готовить и почву для героизации “ихтаместь”.

Наконец, героизация военных преступников времен афганской авантюры позволит еще сильнее загнать Россию в моральную изоляцию. Такая изоляция очень важна для правящей верхушки. Сама-то она давно запаслась паспортами западных стран для себя и близких, прикупив там же и недвижимости, но рядовые россияне должны прикрыть ее отход, сомкнув ряды. Моральное же противостояние с остальным миром, считающим преступлением то, что в России большинством населения оценивается как героизм, прекрасно выполнит эту сплачивающую функцию.

Наконец, в долгосрочной перспективе такое противостояние вызовет у россиян редукцию моральных барьеров, также очень желательную для российских верхов. Она произойдет по той причине, что абсолютное большинство российского населения войдет в состояние классического оруэлловского двоемыслия: с одной стороны, все будут прекрасно понимать, что “воины-афганцы” действительно были военными преступниками и никуда от этого не деться, с другой — будут отработаны приемы оправдания этих преступлений: “им приказали”, “от  них ничего не зависело”, “мои знакомые афганцы такого не совершали”, “если даже и совершали — то  в ответ на жестокости моджахедов”, “в Афганистане против наших ребят воевали дикари, по отношению к которым было позволительно все”, “американцы творили и не такое”, “сегодня афганцы вспоминают советских с любовью” — и так далее, весь уже привычный пропагандистский набор. И ровно такой же набор российского личного непричастия, уже обкатанный до совершенства, будет применен и тогда, когда встанет вопрос о соучастии россиян в событиях на востоке Украины и в оккупации Крыма. Отсутствие же личного раскаяния и культивируемая в россиянах принципиальная неспособность к раскаянию вообще гарантирует легкость их вовлечения в повторные преступления такого же рода.

Итак, с Россией и российской позицией все в целом понятно. Но есть в этой истории одна деталь, прямо касающаяся и нас. В период афганской войны Украина находилась в составе СССР, и в силу этого была соучастником агрессии. Из 620 тыс. советских военнослужащих, прошедших через Афганистан, примерно 160 тыс. были призваны из Украины. И, к сожалению, нет оснований полагать, что они вели себя как-то иначе, чем весь остальной советский контингент. И гибли украинцы так же, как и все остальные: примерно четверть погибших в Афганистане с советской стороны — из Украины. Одним словом, позиция “мы тут ни при чем” для Украины невозможна. Нужно что-то делать.

Здесь видны два пути.

Первый — уйти в глухой отказ: мол, мы тут все-таки, вопреки всякой логике, ни при чем, к примеру, мы были оккупированы Россией, и вообще это все в Москве придумали. Это возможно, но путь этот, прямо скажем, скверный.  Это именно тот пусть отказа от всякой персональной ответственности, по которому так любит уходить в тень Россия, и который гарантирует стойкую повторяемость совершаемых ею преступлений.

Второй путь — признание нашей причастности, призыв к покаянию тех, кто соучаствовал в преступных действиях, и принесение афганскому народу извинений от имени правительства и народа Украины за то, что украинцы тоже были участниками афганской авантюры. Но здесь есть проблема: те самые 160 тыс. украинцев, прошедших через Афганистан.

Конечно, формально все они были амнистированы за любые преступления, совершенные во время пребывания в Афганистане, еще в СССР. И, поскольку Украина не заявила в момент провозглашения независимости  о непризнании этой амнистии, то по украинским законам они неподсудны. Афганская же сторона не предъявляет пофамильный список преступников для выдачи ей, хотя и можно предположить, что такой список, пусть и неполный, у нее есть. Этим мудрым и великодушным шагом афганцы дают нам возможность покаяться и окончательно отмежеваться от совершенных СССР преступлений, не доводя дело  до неприятных судебных разбирательств.

И было бы разумно на общенародном и общегосударственном уровне этой возможностью воспользоваться, оставив затем каждого участника этой войны наедине с его совестью — естественно, у кого она есть.

Что же касается отношения к афганской войне в целом, то она, безусловно, должна быть дегероизирована. Это не означает лишения ее участников ветеранских льгот — но подход к ним должен быть таким, как в ФРГ к ветеранам Второй мировой, не уличенным персонально в военных преступлениях. У них есть льготы и пенсии, и немалые. Траурные мероприятия в память о погибших и поддержание в порядке захоронений — тоже нормально. Невозможны только официальные, на государственном уровне, почести, отдаваемые им как героям войны. Они признаются жертвами войны и политиков, преступно развязавших ее, а также теми, кто нуждается в помощи в силу потерянного на войне здоровья, — но не героями.

Такой взгляд на наше прошлое приблизит нас к Европе, куда мы стремимся. Все же личная ответственность за совершенное, неважно, под принуждением или под действием обмана, лежит в основе европейской морали. Принуждение или заблуждение  могут быть смягчающим обстоятельством, но не индульгенцией.

Еще важнее то, что такой подход отдалит нас от России и от россиян, неспособных к раскаянию в принципе. Пусть на шаг, но отдалит. А ведь всякий путь, как известно, сложен из отдельных шагов.

Сергей ИЛЬЧЕНКО