Вагина рождает власть. Кто бросает леваков в атаку на гражданские свободы

Джоан Роулинг, автор “Гарри Поттера”, нежданно оказалась в центре громкого скандала. Она допустила самый страшный и непростительный для популярной писательницы проступок: усомнилась в непогрешимости западного леволиберального проекта. Притом усомнилась не единожды, а значит, попала в категорию “еретиков упорствующих”. В Средние Века ее, конечно, живо сожгли бы на костре. Но наше время создало хотя и менее эффектные, зато более эффективные методы расправы.

Либеральный террор

Началось с того, что Роулинг критически отозвалась в своем твиттере о статье, в заголовке которой присутствовала фраза “люди, которые менструируют”, заметив, что, кажется, “было какое-то слово для таких людей”, и добавив, как будто пытаясь вспомнить, несколько искаженных вариантов слова “женщина”.

Этой иронии оказалось достаточно, чтобы вызвать ярость ЛГБТ-активистов, очень ревниво относящихся к присвоенному себе праву устанавливать стандарты общения и выступать от имени большинства. Суть же конфликта заключалась в том, что по стандартам “защиты прав ЛГБТ” менструировать могут не только женщины (что поделать, “прошивка такая”), но и “некоторые трансмужчины”. “Трансмужчины”, кто не понял, это особы, родившиеся женщинами, но перекроившие себя с помощью хирургии в мужчин. Но некоторые их них не доходят в самоперекройке до финала. Возможен также и вариант, когда они вообще ничего не делают с собой физически, а ограничиваются заявлением, что “чувствуют себя мужчинами”, и на этом основании выправляют себе мужские документы.

Так вот, в любом случае, такие (биологически все еще) дамы с юридической точки зрения, то есть, по документам — уже мужчины. Точнее, трансмужчины, и, следовательно, называть всех подряд, у кого случаются менструации, “женщинами”, крайне нетолерантно и неполиткорректно. Уловили тонкость?

К начавшейся травле Роулинг за ее “недостаточное сочувствие к проблемам трансгендеров” немедленно присоединилось несколько сообществ фанатов Поттерианы, а также актеры, сыгравшие ее главных героев: Дэниел Рэдклифф (Гарри Поттер) и Эмма Уотсон (Гермиона). Фанаты, среди которых трансгендеры если и были, то в ничтожном числе, поскольку их вообще немного, сделали это просто потому, что “все делают это”, ведь “защита меньшинств” стала модным трендом. Бывшие Гарри и Гермиона, живущие за счет славы, полученной от экранизации романов Роулинг — из соображений чисто коммерческих. Актеры из них вышли, прямо скажем, так себе, не тянись за ними слава Поттерианы, никто и не пригласил бы их сниматься. А “борьба за права”, не суть важно чьи, — это такое дело, где можно и стареющую популярность поддержать, и живую копейку заработать.

В связи с этим Гермиона — Уотсон сильно увлеклась феминизмом, и даже была назначена в 2014 послом доброй воли UN Women, структуры ООН по вопросам гендерного равенства и расширения прав и возможностей женщин. Выступая по этому поводу в ООН, она заявила, что является феминисткой с восьми лет. Ну, а Гарри — Рэдклифф, в свою очередь, вполне профессианально, и тоже много лет, борется за права геев, хотя сам не гей — ну, вот так получилось, что ж теперь ему делать? Пытаясь хоть как-то скомпенсировать этот досадный, крайне мешающий успешной карьере недостаток, Рэдклифф в 2008 публично признался, что страдает диспраксией и не может завязывать шнурки на ботинках, а также, что является атеистом и гордится тем, что он еврей; в 2009 году в интервью журналу Attitude заявил о своей поддержке либеральных демократов; в 2010 сообщил, что у него были проблемы с алкоголем, но он их преодолел — но все это, на фоне его позорной натуральности, выглядело, конечно, всего лишь жалкими отмазками.

Вернемся, однако, к Роулинг и к ее вызывающему поведению. 

Если бы Роулинг обладала хотя бы сотой долей практичности Рэдклиффа и Уотсон, то, оценив ситуацию, она прикусила бы язычок, рассыпалась в извинениях, с полгодика — годик прилюдно покаялась бы, регулярно становясь на колени перед оскорбленными трансмужчинами, и, лучше, конечно, черными — с белыми, согласитесь, это было бы все-таки совсем не то. И тогда, — нет, конечно, безо всяких гарантий, но шанс все же был, — Роулинг как заслуженную бабушку Гарри Поттера, хотя и споткнувшуюся, но осознавшую всю глубину и ужас своего падения, возможно, и простили бы, ограничившись пожизненным строгим надзором. Но Роулинг, проявив поразительную наивность, не стала извиняться, а попыталась поначалу вступить со своими оппонентами в доброжелательный диалог.

Когда скандал вокруг первого твита только набирал обороты, она опубликовала второй, где написала, что видит в отказе от концепции пола стирание самой женской идентичности, хотя транслюдей уважает и любит. Но это лишь раззадорило ЛГБТ-экстремистов на продолжение травли.

Тогда Роулинг выступила с обширным эссе. “Я верю в то, что большинство транслюдей не просто не представляют ни для кого никакой угрозы, но и находятся под угрозой в большей степени, — написала она. — Я хочу, чтобы трансженщины были в безопасности. Но в то же время я не хочу, чтобы биологические женщины оказывались в меньшей безопасности. Когда вы открываете двери туалетов или раздевалок для каждого мужчины, который считает или чувствует себя женщиной, — а подтверждающие гендер сертификаты выдаются без хирургического или гормонального вмешательства, — вы открываете дверь для любого мужчины, который пожелает зайти внутрь. Это простая истина”.

Такое заявление, конечно, тоже могло вызвать критику, но все же оно, пусть и со скрипом, укладывалось в концепцию TERF, укрывшись в сообществе которых Роулинг смогла бы избежать травли. Но Роулинг тут же заявила, что образ “трансэксклюзивной феминистки”, который без спроса стали лепить к ее имени, является “мизогинным клеймом, которое используют, чтобы заставить женщину замолчать”.

Это был уже открытый бунт и прямой вызов диктатуре ЛГБТ и примыкающих к ним BLM. Ни спустить, ни простить такое было невозможно. И тут уже за Роулинг взялись всерьез, вытащив на свет анализ ее творчества, в котором, прямо скажем, с точки зрения ЛГБТ-BLM есть очень много сомнительного. Взять хотя бы домашних эльфов, которым “просто нравится служить” и попытку Гермионы организовать общество их освобождения, Society for the Promotion of Elfish Welfare (SPEW), описанную в возмутительно-ироническом ключе. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что степень иронии тут зависит от угла зрения, и пока Роулинг иронизировала себе на беду, умная девочка Эмма Уотсон все про защиту прав эльфов очень внимательно прочла, хорошо обдумала и сделала правильные выводы.

Но эльфы — еще цветочки. Копнув творчество Роулинг всерьез, журналистка и трансженщина (по паспорту) Кейтлин Бернс, вообще обнаружила там сплошную трансфобию.

Казалось, Роулинг настает конец. Но тут она совершила ход конем и присоединилась к петиции, опубликованной на сайте журнала Harpers.

Интеллектуалы против охлоса

Работа над письмом и сбор подписей начались примерно за месяц до его публикации по инициативе писателя и критика Томаса Чаттертона Уильямса. Всего было собрано около 150 подписей известных литераторов, публицистов и ученых, поддержавших критику “толерантной” цензуры и т.н. “культуры отмены” — тотального осуждения и бойкота публичных персон, замеченных, якобы, в сексистских, гомофобных или расистских высказываниях или поступках, за которые их “стирают” из медиапространства. 

В письме также выражена озабоченность перерождением движений в защиту прав женщин и меньшинств. Продолжая декларировать своей целью установление атмосферы равноправия и принятия, эти движения превратились в настоящие фабрики социальной агрессии. Задуманные для сопротивления антилиберальным силам, они выродились в их зеркальное отражение, став, в конечном итоге, инструментами подавления гражданских свобод.

При этом кары в рамках “культуры отмены” широко применяются не только к известным персонам. Так, Роулинг однажды выступала в защиту сотрудницы лондонского Центра глобального развития Майй Форстетер, уволенной с работы по жалобе коллеги-трансгендера в связи с высказанным вслух сомнением в том, что мужчина может стать женщиной. Но заступничество Роулинг Форстетер нисколько не помогло.

Такие карательные меры приняли на Западе характер не менее массовый, чем сожжение ведьм в эпоху расцвета охоты на них. Причем, как и в эпоху охоты на ведьм, толпа с энтузиазмом встречает казни такого рода, пока, правда, только гражданские, и даже сама требует подвергнуть им тех, кто дерзнул выделиться из общего ряда, выйдя за рамки “толерантной” цензуры. Это ясно говорит о родственном характере охоты на ведьм и того, во что вырождается борьба за права меньшинств.

Вот еще пример репрессий в стиле ЛГБТ-BLM: когда учительница из Нью-Йорка Дебора Морз-Каннингхэм порассуждала на своей странице в ФБ о том, что такое привилегии, петиция с требованием ее уволить набрала более десяти тысяч подписей. 

“Привилегии — это когда ты, в жизни ни дня нигде не работав, носишь кроссовки за 200 долларов, — написала Дебора. — Или, когда, живя на пособие, покупаешь наушники Beats за 300 долларов. Когда не платишь за мобильную связь, когда в социальном жилье тебе не нужно платить за воду и электричество, когда растущие налоги никак не влияют на количество еды на столе твоей семьи. Привилегии — это когда ты идешь протестовать против всего что тебе не нравится, не думая о том, что нужно брать отгул на работе, когда можно иметь сколько угодно детей вне зависимости от дохода, просто отправляя их в бесплатный детский сад”.

Заметим, что в посте нет ни слова про ЛГБТ&BLM, но десять тысяч подписантов узнали в нем себя — и страшно обиделись.

“Письмо 150” тоже вызвало бурю обид в соцсетях, но стереть за раз полторы сотни известных имен чрезвычайные ЛГБТ-BLM комиссары, присвоившие себе право говорить от имени “всего общества”, и этим захватившие в свои руки почти неограниченную власть, пока не смогли. Пока. Но если общество не научится давать отпор обнаглевшим фрикам (вообще — независимо от предпочтений, ориентации, цвета кожи и верований) и тем, кто делает бизнес на их защите, то завтра под силу этим комиссарам будут и массовые репрессии, и физическая расправа над теми, кто восстает против их диктата.

Все предпосылки для этого есть уже сегодня: взять хотя бы де-факто пожизненный приговор Харви Вайнштейну (ведь то, что он виновен, не перечеркивает того факта, что вердикт стал следствием общественного давления и запроса на показательный прецедент). Или физическую расправу над социологами Чарльзом Мюрреем и Элисон Стейнжер в марте 2017 в колледже Миддлбери, после которой Стейнджер была госпитализирована (Мюррей опубликовал значения IQ по расовым группам США, за что подвергся травле со стороны университетских леваков и мейнстримных медиа). Или недавнюю историю с супружеской парой из Сент-Луиса, штат Миссури, с оружием в руках отстоявшей от погромщиков из BLM свой дом — исторический особняк, который они, купив его в состоянии “под снос” реставрируют, приводя к первоначальному виду, в течение уже 30 лет. В ответ местная полиция изъяла у них оружие, при помощи которого они защитили свой дом от толпы “протестующих” и готовит против них обвинение. Правда, губернатор-республиканец Майк Парсон уже заявил, что в случае предъявления обвинений паре, немедленно помилует их, а более 50 оружейных магазинов и простых граждан выразили желание снабдить супругов новым бесплатным оружием взамен изъятого. Но такая дружная реакция, и готовность к совместному отпору диктатуре меньшинств сегодня скорее исключение.

Вагина вместо винтовки

Какова же природа этого феномена? В какой момент борьба за равенство в правах независимо от пола и расы, с которой все началось, превратилась в уродливое чудовище, пожирающее гражданские свободы абсолютного большинства населения? Ответ мы найдем в истории рабочего движения, плавно перетекшего в отвратительные и кровавые социальные эксперименты.

Борьба за достойную оплату труда и достойные условия жизни наемных работников, а также за их объединение в профсоюзы с целью коллективной защиты своих прав, вне всякого сомнения, была справедливой борьбой. Но справедливость закончилась в тот момент, когда кучка авантюристов и уголовников, ни дня не занимавшихся полезным для общества трудом, провозгласила классовую войну и физическое уничтожение представителей всех классов кроме пролетариев, допустив, сквозь зубы, лишь временное и вынужденное существование крестьянства, которое тоже предстояло опролетарить. Последовавшая за этим волна террора слизнула, следом за буржуазией, и профсоюзы, и права рабочих, нивелировав общество до состояния, описанного в известном гарике Губермана:

Однажды здесь восстал народ,

И, став творцом своей судьбы,

Извел под корень всех господ.

Теперь вокруг — одни рабы.

Ровно то же самое повторяется на наших глазах и сегодня. С той только разницей, что акцент смещен с трудовых отношений на половые и расовые, отчего на смену большевизму и маоизму пришли вагинизм и черный расизм. Уже не винтовка в руках “революционного пролетария”, как утверждал Мао Цзедун, а революционная вагина рождает новую власть. Об этом весьма ярко написала в стихотворении “Моя вагина” феминистка Галина Рымбу, осознавая свой женский орган как самое мощное из доступных ей орудий борьбы:

мне нравится мыслить ее политически,

это заводит, качает танцпол старых идей,

дает надежду в отсутствии новых

активистских методов.

Делать революцию вагиной.

Полный текст произведения Рымбу доступен здесь.

Исторически феминистское движение было первым из движений за равенство прав по биологическим и половым признакам. Черные, а потом и ЛГБТ, подтянулись позднее. При этом все они начинали со справедливых и разумных требований. Например, настаивали на том, чтобы при наличии равной квалификации, работников не дискриминировали по признаку расы и пола, и одинаково платили им за равный труд. На праве строить свою личную жизнь без навязчивого вмешательства сторонних моралистов. Женское право голосовать. Пусть даже всеобщее избирательное право (хотя тот факт, что оно не распространяется на несовершеннолетних является безусловной дискриминацией по возрасту).

Но все эти сомнительные уступки, суммируясь одна за одной, постепенно достигли критической массы. Погоня за количеством избирателей привела к потере их качества и к электоральной деградации западных демократий (восточная демократия — оксюморон по определению). Движения за права меньшинств превратились в движения за наступление на права всех, кто не принадлежит к этим меньшинствам, и за лишение их всяких прав. А поскольку принадлежать ко всем меньшинствам сразу невозможно, то в сумме эти движения превратились в мощный фрик-интернационал по ликвидации гражданских прав как таковых.

Мог ли такой фрик-интернационал не привлечь к себе внимание правящих элит, заинтересованных в ограничении гражданских прав и свобод? Конечно, не мог! Элиты оценили его перспективы и крупно вложились деньгами в феминистические организации, в организации по защите прав сексуальных меньшинств и борцов за расовое равноправие. С помощью этих вложений они и добились их перерождения во фрик-шоу, и одновременно — сделали им широкий пиар, обеспечивший массовость.

Безусловно, было бы несправедливо утверждать, что все пожертвования на правозащитные движения носили злонамеренный характер. Но в данном случае сорняки заглушили полезные всходы, поскольку семян сорняков оказалось куда больше. Реальная борьба за чьи-либо права — занятие трудное, опасное и в большинстве случаев крайне неблагодарное (в чем, к примеру, могли лично убедиться Джордж Сорос, Билл Гейтс и многие другие богатые филантропы). Зато извлечение корысти из худших человеческих качеств всегда и везде находит мощный отклик в массах. Ведь в абсолютном большинстве случаев борцы с неравенством отлично представляют себя на месте своих угнетателей — но лишь единицы из них способны подняться, даже в воображении, не говоря уже о повседневной и многолетней практике, до роли бескорыстного освободителя.

В же чем привлекательность для масс такой фрик-правозащиты, скрывающей борьбу за перемену ролей, из угнетенных в угнетатели? Здесь все очевидно. Жизнь подвергает всех нас суровым испытаниям, и не все мальчики и девочки вырастают в социально состоявшихся мужчин и женщин. А при наличии таких фрик-ниш любой неудачник, потерпевший крах в естественной социальной роли, обусловленной, в числе прочего, и физическими особенностями, может заявить “а я вообще не такой (такая, такое)”. Вступление в сообщество похожих “не таких” даст ему иллюзию второго шанса — и сделает одним из инструментов очередных негодяев, в очередной раз пытающихся заполучить в свои руки ничем не ограниченную власть. .

Вот, собственно и все о том, как устроен современный гендерно-расовый большевизм, мимикрирующий под “левые взгляды” и прямо наследующий борьбе за всеобщую христианизацию и физическое уничтожение всех неверующих во Христа, и борьбе за “диктатуру пролетариата” с непременным же физическим уничтожением всех представителей “эксплуататорских классов”. И, если эта фрик-коалиция не встретит отпор, то уже в обозримом будущем она прибегнет к массовым репрессиям с массовыми же казнями с той же легкостью, с какой к ней до нее к ним прибегали и ревнители христианства, и строители “общества равенства и социальной справедливости”.

Сергей ИЛЬЧЕНКО