Тбилиси, неделя протестов: противостояние идет по кругу

Серый цоколь на здании парламента Грузии постепенно становится черным. Поздним вечером некоторые из демонстрантов, что тысячами сходятся на площадь у парламента, пишут на камне лозунги. Ночью полиция вытесняет протестующих, ранним утром коммунальщики закрашивают написанное черной краской из баллончиков. И так по кругу.

Но кроме этого немногое говорит о том, что в центре Тбилиси уже неделю идет наполненное напряжением противостояние между демонстрантами и спецназом. Разве что пара дыр в витринах на проспекте Руставели. Кто и чем их пробил — непонятно.

Протестующие закидывают спецназ петардами и фейерверками. Полиция отвечает водометами и крупными, размером с охотничий патрон, капсулами со слезоточивым газом. Газ заволакивает проспект до второго этажа. По ночам в горле першит на расстоянии нескольких кварталов от здания парламента. И там, где ночью полиция гнала демонстрантов, даже днем щиплет в глазах.

На протяжении недели расстановка сил в общем не меняется. Рандомные и часто крайне жесткие задержания и приходящие наутро сведения о тяжелых травмах у протестующих не отпугивают демонстрантов. Толпы стекаются к парламенту в конце вечера.

Спецназ наблюдает за протестом два-три часа, потом начинает выдавливать толпу шеренгой, которую поддерживают пара высоченных бронированных машин с водометами. Протест становится мобильным, толпы уходят переулками на соседние улицы, иногда возвращаются. Требования митингующих не меняются: новые выборы и возвращение на путь в Европу.

 

 

 

 

 

 

Но и премьер-министр Грузии Ираклий Кобахидзе из партии “Грузинская мечта” от своего не отступает. Он продолжает утверждать, что демонстранты давно пересекли границу между мирным протестом и экстремизмом, и в любом случае интересов большинства не представляют.

Под большинством власти понимают те 54%, которые — по данным ЦИК Грузии — проголосовали за “Мечту” на выборах 26 октября. В то, что эта цифра соответствует реальности, очень многие в Грузии не верят.

Каха Гоголашвили, директор Центра европейских исследований в тбилисском Фонде Рондели, излагает позицию критиков правительства.

“Мы не можем точно знать, кто голосовал за „Грузинскую мечту“, а кто нет. Выборы были сфальсифицированы полностью. Мы не знаем даже, сколько человек за них голосовало реально, потому что они организовали карусели, где один человек голосовал за 30. Это документировано, это свидетели говорят”, — заявляет он.

 

 

 

 

 

 

Во вторник Конституционный суд Грузии отказался рассматривать иски президента Саломе Зурабишвили и депутатов от оппозиционных партий, требовавших признать выборы недействительными.

Зурабишвили констатировала, что шанс вернуть споры вокруг выборов “в конституционное русло” упущен. Она заявляет, что не намерена слагать своих полномочий в соответствии с процедурой, 14 декабря. В субботу она заявила, что ее обязанность — руководить страной до появления легитимного парламента, то есть, парламента, сформированного по результатам нового голосования.

К этому — проведению выборов под международным наблюдением — на прошлой неделе призвали и депутаты Европарламента. Это вывело виток конфликта с грузинскими властями на новый уровень — резолюцию европейских депутатов премьер Кобахидзе использовал как предлог к тому, чтобы объявить о замораживании переговоров о вступлении Грузии в Евросоюз до 2028 года. 

Софистика о евроинтеграции

После начала протестов Кобахидзе пробовал успокоить страсти, заявляя, что власти не отказываются от общего курса на евроинтеграцию. Но критики “Грузинской мечты” считают это уловкой. Статус страны-кандидата в ЕС, который Грузия получила год назад, требует реформ в разных сферах национального законодательства, что, подчеркивает Гоголашвили, конечно, подразумевает переговоры.

“Расплывчатые, размытые объяснения и фразы, где говорится, что мы евроинтеграцию не прекращали — это софистика. Она работает на определенную аудиторию, людей, которые не могут понять. „Здесь что-то не так“, они думают. Может и правда, не прекращали, а просто идет какая-то перепалка и какое-то перетягивание каната с этими, с европейскими институтами, чтобы мы на наших условиях вошли в ЕС? Не на их условиях — что абсолютно нонсенс, конечно, для понимающих людей, потому что в Европейский Союз ты входишь только в результате определенных условий, очень четких и очень жестких условий”, — говорит Гоголашвили.

Среди “аудитории” — та часть электората “Мечты”, которая вместе с большинством граждан Грузии уверена, что страна должна стремиться в Евросоюз. Однако, как подчеркивает политолог Заал Аджапаридзе, правящая партия играет и на других чувствах избирателей, утверждая, что в этом “европейском походе” страна может потерять самобытность и часть суверенитета.

“„Грузинская мечта“ два года назад решила как-то сменить свои подходы к Западу, — объясняет он. — И начала игры, так сказать, в суверенную демократию. Стала проводить многовекторную политику: не присоединилась к санкциям против России, заключила стратегическое партнерство с Китаем, что также на Западе было не очень хорошо воспринято”.

“Мечта” как бы давала понять Западу: вы не хотите принять нас на наших условиях, — продолжает политолог. — Как они это называли в своих предвыборных слоганах “с достоинством в Европу”. Они считают, что те рекомендации, которые Евросоюз дал Грузии, чтобы открыть путь для переговоров о членстве, неприемлемы для Грузии, потому что они ущемляют суверенитет страны”.

 

 

 

 

 

 

Трения между официальным Тбилиси и Евросоюзом и Западом вообще описаны неоднократно. Самой яркой иллюстрацией стало принятие “Закона о прозрачности иностранного влияния”, которые протестующие на улицах называют просто “русским законом”, указывая на его сходство с российскими ограничениями в отношении так называемых “иноагентов”.

В начале 2023-го многотысячными протестами и критикой из-за рубежа парламент удалось убедить не принимать закон, но уже через год правящая партия вернула его на голосование. К лету добавили пакет законов “о защите семейных ценностей”, резко сужающий сексуальные и гендерные свободы в Грузии.

В понедельник эти законы начали действовать. Группа НКО, работающих в сфере защиты прав сексуальных меньшинств, решила выступить 2-го декабря с заявлением по этому поводу, но просила не афишировать место собрания заранее, чтобы не привлекать правоохранителей. Это само по себе довольно отчетливо иллюстрирует новую атмосферу. 

Равнение на север? 

“Бидзина, эх, если бы я знал, как расстаться с тобой”, — гласит плакат-коллаж, изображающий премьер-министра Кобахидзе в объятиях основателя “Грузинской мечты”, миллиардера Бидзины Иванишвили, в роли героев “Горбатой горы”, известного романа о любовниках-ковбоях.

Плакат держит Миа, 18-летняя школьница, пришедшая на митинг во вторник с подругами. Миа убеждена, что власти тянут резину, ожидая, что протестующие устанут: “Они хотят нас измотать, утомить, доказать, что мы неспособны дойти до цели. Люди устают, но на этот раз мы реально, реально хотим сделать нашу страну лучше. Уже даже наше поколение думает о том, как сделать страну лучше для будущих детей”.

Площадь считает, что Иванишвили разворачивает Грузию прочь от Европы и к России, последовательно и целенаправленно. Его выступления перед выборами, объяснявшие, что в сложных условиях войны в Европе Грузии придется учитывать интересы Москвы, протестующие воспринимают не иначе, как демонтаж внешней политики предыдущих двух десятилетий. Особенно позорный на их взгляд, если учесть вторжение российских войск в августе 2008-го и продолжающуюся оккупацию Южной Осетии, граница с которой в самой ближней к Тбилиси точке проходит всего в 35 километрах от столицы.

 

 

 

 

 

 

“Правительство надеется или делает вид, что надеется на то, что Грузия [ее внешняя политика] будет диверсифицирована. Но мы же живем в реальном мире. То есть, тут свято место пусто не бывает. Грузинское правительство не способно на то, чтобы контролировать независимо эту территорию”, — полагает Каха Гоголашвили. Россия же, как он объясняет, влияет на Грузию гораздо больше всех остальных соседей и очень хочет сохранить и увеличить это влияние.

“Рычагов влияния много, — не спорит с основным постулатом Заал Анджапаридзе. — Но я думаю, что сейчас России просто не до Грузии, учитывая то, что происходит на Украине. Но есть одно большое „но“. И российские аналитики неоднократно об этом говорили: если Россия увидит, что в Грузии приходит путем „майдана“ явно выраженная антироссийская власть, она, конечно, вмешается”.

Сколько должно быть протестующих, чтобы правительство дрогнуло? Каха Гоголашвили из Центра европейских исследований считает, что дело не в абсолютных величинах, а в географии:

“Перед парламентом можно собрать миллион человек, но это не будет убедительным для всех. Но теперь люди начали выступать теперь во всех городах, на выходных например, в двадцати крупных городах и населенных пунктах Грузии были протесты. Это необычно”.

 

 

 

 

 

 

Такой размах, говорит Гоголашвили, антиправительственные выступления прежде видели только в начале 90-х, при распаде СССР, или во время Революции роз в 2003-м.

“Я при Союзе жил, по-настоящему жил, понимаете! — кипятится пожилой житель Тбилиси в ответ на вопрос о том, какие эмоции вызывает у него раскрашенный цоколь парламента. — А тут одни дети стоят! Они не виноваты, а вот родителей их надо… — пенсионер делает микропаузу и находит решение — к стенке!”

С высоты его седин протест видится ему безответственной молодежной затеей. Он убежден, что во всем виноваты некие кукловоды-конспираторы. Дальше пунктиром следует привычный набор штампов: от “европейских” гей-браков, которые погубят традиционную грузинскую мораль, до якобы спровоцированной Америкой войны в Украине. Этот человек уверен, что Грузия может быть независимой, хоть и небольшой, и дружить со всеми странами мира.

“Власти пока еще не призвали своих сторонников выйти на улицу, — рассуждает политолог Заал Анджапаридзе. — Если они это сделают, то я уверен, что выйдет гораздо большее число людей, которые скажут, что вот мы, так сказать, защищаем свои голоса, мы защищаем власть, которую мы избрали. Просто власти, на мой взгляд, не хотят довести дело до черты, за которой может начаться гражданское противостояние”.

 

 

 

 

 

 

Анджапаридзе не видит угрозы эскалации в противостоянии между полицией и демонстрантами в Тбилиси и вообще полагает, что толпы будут становиться меньше: “Шквального выплеска эмоций в ближайшие дни или недели я не ожидаю, потому что пока что правоохранителям удается контролировать ситуацию”.

Вечером во вторник была надежда, что очередной митинг разрешится спокойнее. Но в половине одиннадцатого полиция вновь включила водометы и начала стрелять в ряды демонстрантов капсулами с едким газом.

За час до того, как все это началось, на вопрос о том, откуда у протеста возьмутся силы, 45-летняя Ирена, архитектор, ответила так: “Мы устаем, но и они тоже устают, они тоже люди. Но нам дает сил правда, а она — на нашей стороне. И нас просто больше, чем этих”, — Ирена сделала жест рукой в направлении улицы с правого фланга парламента, где стояла, ожидая команды к зачистке, двойная шеренга спецназа МВД Грузии.