Служба безопасности. И опасности

На этой неделе состоялось несколько мероприятий, посвященных 20-летию Службы безопасности Украины. В частности новый руководитель СБУ Игорь Калинин встретился с теми, кто в свое время создавал независимую украинскую спецслужбу. 25 марта 1992 года Верховная Рада приняла Закон “О Службе безопасности Украины”. Сегодня, через 20 лет, важно вернуться в то время, чтобы увидеть, как все начиналось, а параллельно понять: в каком состоянии спецслужба сегодня, чувствует ли она поддержку граждан, должны ли украинцы бояться собственной спецслужбы. Службы безопасности. И опасности — ведь глобальных и локальных вызовов, с которыми сталкивается сегодня страна и общество, — немало.

В начале 90-х Украина не смогла бы состояться как независимое государство без необходимых составляющих создания государства. Ведь именно из-за отсутствия собственного государства, его главных инструментов украинцы в течение веков оставались уязвимыми и беззащитными. Самое трагичное подтверждение тому — XX век, в котором за отсутствие государственности Украина заплатила колоссальными человеческими, моральными, даже генетическими потерями.

После восстановления независимости одним из главных элементов защиты государственности было создание собственной спецслужбы. Такую необходимость осозновали и национал-демократы, невзирая на то, что некоторые из них в полной мере почувствовали на себе действие репрессивной машины советского КГБ. Но пришло время, когда Украине стала нужна собственная высококлассная Служба безопасности. И она была создана. На протяжении 20 лет СБУ имела сложную судьбу. Сами президенты, не говоря уже о рядовых гражданах, по-разному относились к спецслужбе. И 20-летие СБУ — хороший повод рассказать, как начиналась ее история.

Как происходило зарождение СБУ? Прежде чем быть принятым, закон “О Службе безопасности Украины” прошел три чтения. Окончательное его принятие состоялось 25 марта 1992 года. Ниже предлагаем вашему вниманию доклад первого руководителя СБУ Евгения МАРЧУКА, который 30 января 1992 года представил законопроект в Верховной Раде (о самих острых вопросах и напряженных моментах в первые годы деятельности СБУ читайте в ближайшее время в отдельном интервью с Евгением Марчуком). А об особенностях формирования и функционирования Службы безопасности в начале 1990-х беседуем с генерал-майором Юрием СЕМУШЕВЫМ (на то время начальник Главного управления правительственной связи СБУ) и генерал-полковником Международной полицейской корпорации общественной безопасности Александром ШАРКОВЫМ (на тот период и.о. начальника Главного управления разведки СБУ).

20 лет Службе безопасности Украины: как все начиналось

 

Александр ШАРКОВ: “Россияне никак не могли понять, что имеют дело с независимой спецслужбой” 

 

— Александр Константинович, в начале 1990-х в структуре СНБ Украины вы занимались созданием украинской независимой разведки. Как известно, раньше она была филиалом КГБ. Какие вызовы тогда стояли перед вами?

— Развал Советского Союза не все восприняли как позитивный фактор. Но, с другой стороны, возможность создания независимой Украины вызвала большой энтузиазм как возможность отойти от старых ошибок, стереотипов и создать новую, независимую спецслужбу, разведку и преодолеть неурядицы и недостатки. С одной стороны, было жаль, потому что спецслужбы Советского Союза были одними из лучших в мире. Работать в таких службах было интересно. Еще было понимание, что Украина в ближайшее время не будет иметь таких возможностей, которые имел Советский Союз. Встал вопрос — как организационно создавать спецслужбу. Сначала пошли по старому стереотипу, думали над созданием чего-то наподобие КГБ (вычеркнув определенные политические подразделения).

В последние годы председателем КГБ Украинской ССР был Голушко, он немало сделал для того, чтобы в стране царил покой. Это был умный человек, политик — теоретик и практик. Он быстро установил хорошие отношения с разными политическими силами, потому противодействия не было.

Но была такая идея: давайте всех кагебистов выгоним, потому что они все коммунисты, а создадим спецслужбу из национально ориентированных молодых офицеров. К счастью, эта идея не была реализована. Мы помним, как во время революции 1917 года матросы становились директорами банков... Было принято решение провести отбор. Чтобы попасть в новую спецслужбу, во-первых, нужно быть патриотом, профессионалом, незапятнанным репрессиями относительно своих соотечественников. Была создана депутатская комиссия, которая должна была отобрать именно таких людей. Все руководство СБУ (тогда еще СНБУ) проходило эту комиссию во главе с народным депутатом Дурдинцом.

Когда председателем СБУ стал Евгений Кириллович Марчук, он меня вызвал и сказал: создай штатное расписание главного управления разведки так, как ты считаешь нужным. Я создавал штатное расписание сообразно своему пониманию: считал, что оно должно быть прозрачным, чтобы поменьше было руководителей и побольше ответственных, а не просто “почтальонов”. Подобная система действует в США. Например, начальник отдела имеет очень широкие полномочия, но его контролируют. Сейчас на все оперативные меры спецслужбы должны получать санкции в суде. А раньше я как начальник разведки принимал эти решения, но в то же время мы были ответственны. Мы все делали в рамках закона. А когда сейчас идут к судье, который ничего не знает, какое он может принять решение? Эффективности это не придает. Контролировать должен человек, который имеет доступ. Прокуратура сегодня не имеет права вмешиваться в оперативную деятельность. Так как она может контролировать?

— Какие у вас были проблемы? Как решался вопрос кадров?

— В первую очередь — кадровая проблема. Нужно было отобрать профессионалов и при этом сохранить лучшие кадры. Новое штатное расписание давало возможность создать новые направления деятельности. Некоторые направления, существовавшие во времена Советского Союза, мы упразднили, ведь они не соответствовали новым реалиям. В частности, мы ликвидировали нелегальную разведку, так как для Украины она была финансово непосильной. Мы внедрили другую доктрину, которая ориентируется больше на сотрудничество, чем на противостояние. Если раньше США и НАТО были главным врагом, то теперь у нас таких понятий не существовало. Были национальные интересы, которые мы должны были защищать. В этом плане разведка должна была помогать формировать как внешнюю, так и внутреннюю политику и помогать защищать и продвигать национальные интересы. Это все было возложено на разведку. Плюс традиционный сбор разведывательной информации, информирование высшего звена руководства (Президент, Верховная Рада, СНБО, Кабинет Министров) для принятия важных решений.

Возвращаясь к проблеме кадров, раньше в КГБ новым сотрудникам давали квартиры, а тут зарплаты нет, квартир нет, платят копейки. Нужны новые кадры — приглашаем выпускника Института международных отношений, а он спрашивает: “А когда я поеду за границу?”, “А какую зарплату мне предложат?”. Когда отвечаем, говорит: “Сами там работайте!”. Денег не только на зарплату не хватало, а даже на организацию оперативных мер.

Потом мы cтали развивать сотрудничество (раньше сотрудничество между спецслужбами разных стран осуществлялось через Москву). Мы стали развивать отношения с России. Процесс разделения наших полномочий проходил тяжело. Россияне никак не могли понять, что Украина уже стала независимым государством. Они приезжали к нам, как и раньше, — будто домой. Помню очень интересные переговоры с представителями Службы внешней разведки России. Они вели эти переговоры робко и сказали, мол, по-видимому, мы поедем домой и подумаем над этим, потому что не до конца осознаем, что происходит. Говорю им: “Поймите, вы уже имеете дело с независимой спецслужбой. Мы можем с вами дружить, но у нас уже есть собственные национальные интересы”. Этот процесс был затяжным. Тогда на Украину посыпалась масса проблем. С одной стороны, нужно было развивать экономические отношения, с другой — разваливалась экономика, а нужно же было привлекать инвестиции. Словом, возникло столько проблем, что мы подключали наши оперативные возможности, чтобы это наладить. И многое нам удалось сделать. На счету СБУ того времени — несколько внешнеэкономических проектов, которые вообще можно назвать пионерскими. Например, большой пакистанский танковый контракт. Это была заслуга разведки. Тогда Украину никто еще не знал, мы впервые вышли на международный рынок торговли оружием — и сразу контракт на 560 миллионов долларов.

— Вы говорили о сотрудничестве с иностранными разведками. Здесь двоякая проблема. С одной стороны, нужно было налаживать отношения, с другой, вам нужно было заниматься профессиональной деятельностью, то есть добывать информацию. Как это происходит?

— Мы договорились с россиянами, что не будем работать друг против друга, то есть не будем проводить вербовку. В целом, это выполняется, хотя и за отдельными исключениями. С американцами на первом этапе этого не было. Но у нас была контрразведка, никто с нее ее задач не снимал. У нас были другие задачи, например, борьба с различными проявлениями международной преступности. В этом вопросе все цивилизованные спецслужбы хотели сотрудничать, но здесь тоже нужно было вырабатывать механизмы. Был случай, когда с нашей помощью в Италии задержали контрабандиста с оружием. Он снабжал оружием бывшую Югославию, а это было под эмбарго ООН, и нам удалось это разоблачить. С нашей помощью был задержан целый корабль, а контрабандист арестован. Фактически, тогда мы сотрудничали со спецслужбами НАТО.

Техногенные катастрофы — это тоже проблема разведки. Если есть возможность прогнозировать такие вещи и получать определенную информацию, мы договорились делиться ею с партнерами, чтобы этого не допустить. Я не говорю о борьбе с наркобизнесом. В свое время, еще даже до террористических актов, мне американцы сказали, что это одна из войн, которую мы до сих пор не можем выиграть. У них примерно в 1995 году бюджет государственной организации, занимавшейся проблемами наркомании, составлял 40 млрд. долларов. Это больше, чем бюджет Украины. Тем не менее, проблема остается.

— Вы сказали о техногенных катастрофах. Какова роль была в этом случае разведки?

— Разведка активно принимала участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. 4 мая я был назначен руководителем спецгруппы по обеспечению правительственной комиссии разведывательными материалами. И вся разведка тогда получила указание добывать все возможные материалы, касающиеся ликвидации аварии на ЧАЭС. Такая информация была, но в большинстве стран она была закрытой. Кто-то отдавал нам ее открыто, а какую-то приходилось добывать другими методами. Например, в свое время мы получили информацию, что в одной из стран проводятся эксперименты с биологическим оружием. Эту информацию мы обнародовали через СМИ. Когда информация была обнародована, эта организация вынуждена была свернуть свою деятельность.

Когда-то в Украине было землетрясение, причиной которого, говорили, были эксперименты, проводившиеся на территории соседнего государства.

— Впоследствии разведку вывели из структуры СБУ. Насколько это было правильно?

— Я персонально этот вопрос поднимал еще с самого начала деятельности СБУ, но меня не поддержали. В том числе Марчук, потому что в то время на выделение и создание новой структуры не было средств. Но с точки зрения профессиональной и политической, государство и спецслужбы под одной крышей — это тоталитарная модель. В демократическом государстве спецслужбы должны быть независимыми. Тем более разведка. А у нас на первом этапе специальная неправоохранительная служба была частью правоохранительного органа. Это же нонсенс! Это же все равно, что оперный театр включить в крытый рынок. Когда все спецслужбы находятся в одном кулаке, они начинают всеми методами работать в политической сфере. Разведка никогда не проводила оперативно-разыскную деятельность. А закон об оперативно-разыскной деятельности распространялся прежде всего на СБУ. И разведка, входившая в ее состав, тоже обладала этим правом.

— Как в итоге отделение отразилось на деятельности разведки?

— Возникли определенные дополнительные проблемы, потому что все спецслужбы оказались в одном отряде — и разведка, и контрразведка, и пограничники, и таможенники. Конечно, так ими проще управлять.

Юрий СЕМУШЕВ: “Мы обеспечили прорыв, который приравнивался к прорыву в Космос” 

 

— Юрий Николаевич, вы имели непосредственное отношение к становлению Службы безопасности Украины в начале 90-х. Какие задачи были поставлены перед вами?

— На то время я был советником председателя по транспортным вопросам и телекоммуникациям, потому что вся предыдущая разведывательная работа была связана с этими направлениями. На это ушла четверть века.

В свое время я окончил Харьковский авиационный институт. Но Евгений Кириллович Марчук посчитал, что я наиболее готов заняться проблемой обеспечения государства надежно закрытой связью.

У нас в государстве существует закрытая связь, которую назвали правительственной. Эта система закрытых телекоммуникаций, которые обеспечивают телефонный и документальный обмен секретной, совершенно секретной и информации особой важности при управлении государством, вооруженными силами и военно-промышленным комплексом. Она предназначена исключительно для высших должностных лиц государства и соответствующих структур. Основное требование к этой системе: высокая надежность защиты информации, которая обеспечивается криптографическими и организационными методами.

Вся связь шифруется, а шифр — все указания — подаются в виде телеграммы. Если Президент дает какое-то указание, то он делает это с уверенностью, что никто больше не слышит, кроме него и его абонента. Обеспечить надежную закрытость — сверхважная задача. Как говорят среди специалистов в этой области — обеспечить связь гарантированной стойкости. Это значит, что если перехватить этот шифр, а это легко делается, и попытаться расшифровать, используя многокаскадную вычислительную технику — супервычислительную технику, то вероятность расшифровки связи гарантированной стойкости возможна только через 20 лет. Однако через такой период информация станет уже не секретной. Структуры, которые обеспечивают Президента, правительство такой связью — гарантирют закрытость передачи информации, и устной, и письменной.

После первого года подведения итогов работы СБУ мы принимали Леонида Кравчука и Ивана Плюща, и пригласили их к нам в главное правительственное управление. Перед уходом Президент сказал: “Все это хорошо, но шифры-то не наши! Код-то не наш!”. Это беспокоило Леонида Макаровича, который прошел школу управления республикой в партийных органах и знал, что это такое.

Перед этим у нас было Управление правительственной связи. Это чисто эксплуатационное звено. Связная аппаратура — специальные шифраторы и дешифраторы разрабатывались в Москве, как и сами шифры. Все это внедрялось и монтировалось на местах. Вся творческая работа организовывалась КГБ Союза, там было Восьмое главное управление, которое занималось криптографией. Перед нами стояла задача — превратить эксплуатационное подразделение в самодостаточную структуру. Но проработала она год, потому что депутаты жили под впечатлением страха перед КГБ, точно так же как и, так называемые, московские демократы. Поэтому сразу появилась тенденция ослабить комитет — забрали разведку, и другие подразделения правительство Москвы сразу вывело из комитета.

Украина тоже решила провести эту работу. Однако наши специалисты понимали, чем чревато отделение системы правительственной связи от спецслужбы. Особенно остро это воспринял Евгений Кириллович. Этого было нельзя допустить, и Марчук на одной из сессий Верховного Совета, прямо заявил: “Если вы заберете правительственную связь, то я от нее, как председатель, отказываюсь, потому что не буду уверен, что будет обеспечена секретность моих переговоров”. Это остановило процесс. В этой сложной обстановке Евгений Кириллович поручил мне вникнуть в эту проблему и понять, что нам следует предпринять, чтобы связь была самодостаточной. Мы изучили это и написали Кравчуку докладную, что нужно создать Главное управление правительственной связи, а в нем предусмотреть создание принципиально новых для нас подразделений. Это — Научно-техническое управление, Управление защиты информации (криптография), Службу президентской связи. Леонид Кравчук это поддержал.

На первых порах, пока мы сами развернем работу, мы предложили тесно сотрудничать с Россией, потому что там находилась вся интеллектуальная часть этой деятельности. К тому времени был создан Координационный совет стран СНГ по координации работы в этой области, потому что все зависели от России. Мы предложили войти в этот совет. Это было в то время, когда патриоты даже слушать не хотели о каких-то координационных органах.

Надо отдать должное Леониду Макаровичу, потому что он поддержал и эту идею. Мы создали Главное управление правительственной связи. Теперь перед нами возникла проблема кадров. Хотя у нас и были очень опытные специалисты, мы также нуждались в ученых, разработчиках новой аппаратуры, а самое главное — в криптографах и криптоаналитиках.

Область очень специфическая. Не могу не упомянуть, как формировались кадры криптографов и криптоаналитиков в крупных мировых державах мира — СССР и США.

В Советском Союзе, например, специалисты КГБ выявляли в звене средней школы по всей стране наиболее одаренных математически детей. Они входили в контакт с их родителями и получали их согласие на создание для этих детей перспективы работать в самой сложной и важной для государства области — в криптографии. Когда родители давали согласие, эти детки брались на учет, а их учеба отслеживалась вплоть до окончания школы. Часть этих детей брали в учебное криптографическое заведение СССР, а остальные оставалась в поле зрения Комитета, когда они поступала на математические факультеты. Контакт продолжался, а после окончания университетов их зачисляли в наши криптографические подразделения — в Восьмой главк КГБ СССР.

Точно также было и в Америке, где также отбирались наиболее одаренные в математическом плане дети, из которых делали крупных специалистов, которые могли создать шифры гарантированной стойкости.

У нас не было таких специалистов, но в Украине были “закрытые” для нее подразделения, которые сосредотачивались по западной границе и занимались перехватом иностранной информации и ее дешифрованием. Для решения вопросов криптографии привлекались специалисты из Института кибернетики. Из Высшего военного училища связи, которое занималось разработкой космических средств связи, мы также взяли ребят. Таким образом, и удалось укомплектовать управление. Это был самый важный шаг. Это, во-первых. Во-вторых, мы в полной мере использовали не разрушенный еще тогда научно-технический потенциал Украинской ССР.

Мы решили и главную финансовую проблему: ее идея родилась внутри нашего Главка, но ее реализацией я обязан Марчуку. Финансирование системы правительственной связи на тот момент осуществлялось по остаточному принципу: главная профильная задача — контрразведка, разведка, другие специальные подразделения, которые нужно обеспечить вначале. Правительственная связь финансировалась по остаточному принципу. Когда мы оценили перспективу обеспечения этих всех планов, то поняли, что при таком распределении финансов деградирование системы правительственной связи было неизбежным. Тогда мы вышли с неординарной идеей — чтобы Главное управление государственной связи финансировалось из госбюджета отдельной строкой, а было доверено спецслужбе для эксплуатации и развития. Это дало нам возможность выполнить всю намеченную работу, мы заключили десятки договоров, привлекли громадное количество специалистов со стороны. Таким образом, мы решили эту сверхамбициозную задачу. Мы разработали систему генерации ключевых данных. Эта система была реализована при создании шифров и обеспечении специальных подразделений этими шифрами.

В 1994-м году мы открыли первый пост правительственной связи в нашем посольстве в Вашингтоне. До этого, все разговоры посла с руководством Украины прослушивались американскими спецслужбами. Когда мы приехали туда монтировать эту систему, там начался такой переполох! То было все открыто, а то вдруг пошли криптограммы! Откуда? У них криптографией и шифрованием занимается Агентство национальной безопасности. Оно ведет перехват информации из Космоса по всему земному шару.

— Юрий Николаевич, я хотел бы уточнить момент, связанный с Москвой. Раньше было все общее. А когда Союз распался — возникла проблема того, чтобы отмежеваться от Москвы. Как решалась эта проблема, чтобы Москва не перехватывала информацию?

— Мы создали шифры, свою систему генерации ключевых данных и сами производили шифры, не покупая их в Москве. Эти шифры обеспечивали гарантированную стойкость связи. Я наблюдал за московской реакцией: когда они поняли, что мы “отодвинулись”, отказавшись покупать их шифры, я увидел очень почтительное отношение. Мы получили полную независимость в этой сфере и укрепили независимость государства.

Система гарантированной стойкости связи были у США и СССР. Даже натовские структуры передавали шифры более низкой стойкости. Думаю, что и мы своим союзникам в Восточной Европе не продавали шифры с гарантированной стойкости связи, потому что это всегда была сверхзакрытая тема. Расшифровка этих шифров — практически “прозрачная” система управления государством. А благодаря правильному понимаю ситуации, своевременному использованию того союзного ресурса, который остался на территории Украины (имею в виду кадры и научно-технический потенциал), мы обеспечили прорыв, который приравнивался к прорыву в Космосе.

К этому моменту 15 специалистов из Главного управления правительственных связей стали лауреатами Государственной премии в области науки и техники. Это признание со стороны государства. Естественно, об этом нигде не писалось: тема была очень специфической из-за своей закрытости.

В нынешний юбилей — 20-летие СБУ, я лично кланяюсь перед специалистами правительственной связи, криптографами, криптоаналитиками, разработчиками аппаратуры.

— Юрий Николаевич, расскажите, как вы впервые обеспечивали закрытую правительственную связь Леониду Кравчуку во время визита в США. Как это происходило?

— Завершение работ по созданию поста правительственной связи для украинского посла и сотрудников посольства Украины в Вашингтоне совпало как раз с подготовкой визита Леонида Макаровича в США. Наш контрразведывательный опыт говорил, что в посольстве все на 100% прослушивается. Поэтому мы решили перевезти самолетом ИЛ-76 нашу аппаратуру. Там мы развернули коммутатор правительственной связи. Учитывая, что нам надо было помещение для серьезных закрытых разговоров, в том числе, с послом, мы привезли в США и свой автомобиль, оборудованный специальной связью. Эта машина сопровождала Леонида Макаровича на Капитолийский холм, где у него была встреча в Конгрессе.

Когда пошли первые криптограммы из посольства, за мной установили наружное наблюдение, потому что я стал интересным объектом. На фуршетах ко мне несколько раз подходили и предлагали поехать куда-нибудь погулять. Таким образом, я должен был попасть в компрометирующую ситуацию. Это нормальные, известные методы, после которых тебе заявляют: “Или мы тебя компрометируем или ты работаешь с нами!”.

Когда мы только начинали работать, американцы нам подарили телефонные аппараты абонентского засекречивания (когда шифратор и дешифратор стоит в самом телефонном аппарате). Американцы нам очень “любезно” подсунули свои телефонные аппараты, фирмы Motorolla. Сделали они это в расчете на то, что мы сразу начнем по ним звонить, а они будут нас прослушивать. Но мы сразу поняли, что это подвох и решили проанализировать эти аппараты — вскрыть. Через год у нас была встреча с американцами. И вот один из них говорит: “А что, вы наши телефоны не используете?”... После этого случая, больше никто так нас и не “кусал”.

— Как известно, позже Управление правительственной связи отделили от СБУ. Как бы вы оценили этот шаг?

— Этого нельзя было делать. Люди, которые создают такие системы, должны проверяться не хуже, чем оперативные работники спецслужбы. Я знаю, какой велся отбор и проверка. При выделении этой системы из состава спецслужбы, сейчас такую работу никто не ведет. Это чревато и опасно. В России, например, Федеральное агентство правительственной связи и информации как самостоятельная структура просуществовало недолго. Как только Путин стал президентом, он вернул это агентство в ФСБ. Во всем мире этой работой занимаются спецслужбы.

Иван КАПСАМУН, Мария ТОМАК, Игорь САМОКИШ