Система координат для армии

Потому не стоит тешить себя сентиментальными иллюзиями, — именно в этом следует искать первопричины кадровых перегруппировок и изменений в силовом блоке. В том числе в армии.

Но всякая армия являет собой живой организм (а не бездушную, безотказную дубину), и этот организм порой сильно болеет. Помните, легионы Цезаря? Чтобы они стали непобедимыми и преданными, мечей и щитов явно было недостаточно — воителю понадобилось десятилетие реальной войны.

Так и украинская армия как организм в разные времена находилась в разных состояниях. Скажем, ее активное реформирование в далеких уже 90-х годах прошлого века напоминало бы лечение от гриппа или кори; модернизация в настоящее время — несомненно, противостояние онкологии далеко не начальной стадии. Но если армия нужна хотя бы как оплот веры во власть (не стану говорить “поддержки” и тем более употреблять слово “решительной”), в отношении нее должен применяться комплекс восстановительных мероприятий. Потому предлагаю зажмуриться и представить себе, что лечить армию все-таки будут наряду со всем иным. Какие в этом случае ловушки ожидают военного реформатора и где находится сама армия, вопрос далеко не тривиальный.

Тяжелое наследство

Неизвестно, за что именно Верховный главнокомандующий благодарил завершившего миссию министра Михаила Ежеля. Но вряд ли за боевой дух в Вооруженных силах Украины, настрой личного состава, безупречное состояние самолетов и зенитно-ракетных комплексов и т.д. Скажем прямо: у наблюдателей создалось впечатление, что армией он занимался факультативно. Впрочем, стремление к объективности вынуждает признать, что на экс-министре не лежит ответственность за весь ком проблем ВСУ, который с каждым годом становился все больше. Просто, если другие предшественники ком пробовали катить в меру сил и настроения, Ежель ввел ноу-хау: он его просто обошел.

На этом можно было бы и оставить предшественника в покое, но несколько моментов все же принципиальны. К окончанию министерской работы невооруженным взглядом стало заметно обострение отношений Минобороны и Генерального штаба. Разное видение облика армии — это, как кажется, только вершина айсберга зафиксированных разногласий и отчужденности. Вторым принципиальным штрихом к обстановке остается многократно критикуемая доктринальная анемия — немое признание отсутствия какого-либо стратегического видения развития армии. Наконец, третий, тоже принципиальный момент в оставленном наследстве, — удручающее состояние техники. Осознать ситуацию помогут пару фактов. Так, к концу 2009 года из 200 боевых самолетов по штату 88 не могли подняться в воздух. Состоянием на осень 2011 года (ситуация вряд ли основательно изменилась к настоящему моменту, а планы предусматривали сокращение боевого состава до 160 самолетов к 2013-у) уже из 100 самолетов боевой авиации (то есть не исключено, их выводили из боевого состава интенсивнее, чем предусматривалось ранее) исправных насчитывалось только 18. В дополнение к этому из 80 боевых вертолетов в воздух подняться могли 18, из 55 зенитно-ракетных комплексов нести боевое дежурство был способен 21 ЗРК. Естественно, армия ничего не приобретала, хотя этот вопрос уже не к министру. Как видно, фундамент для военного строительства напоминает скорее шаткую кочку на зыбком болоте, чем бетонное основание. А два года упорного военного реформирования не остановили деградации армии.

Кадры, разумеется, решают все. Выстраивание отношений с генералитетом в целом и с Генеральным штабом в частности никогда не было простым. Есть смысл напомнить, что в свое время первому гражданскому министру обороны Валерию Шмарову именно сложность сотрудничества с людьми в погонах создала непреодолимую преграду, которая со временем привела к его отставке. Потому психологическая совместимость с военными для нового министра станет не последним вопросом. Особенно, если принять во внимание двусмысленность ряда кадровых решений в ГК “Укроборонпром”, а до того в ГК “Укрспецэкспорт”.

Численность ВСУ — еще один небезынтересный пункт. Перед уходом Ежель успел заявить, что до 2017 года ВСУ будут насчитывать 130 тыс. человек. Сама цифра выглядит реалистично, но неубедительно. Хотя приблизительно такую цифру называли эксперты десять лет назад, в данном случае неприемлемо, чтобы сначала из уст официального лица являлся показатель численности, а уж вслед за этим разрабатывались основополагающие документы “под цифру”. Таким образом, упомянутые 130 тысяч — пока не что иное, как личное пожелание Ежеля, ничем не подтвержденное и вряд ли просчитанное. Потому с численностью и особенно с темпами ее изменений еще только придется разбираться. Откровенно говоря, если следовать идее построения западной модели армии (а именно такую задачу ставил новому министру президент Украины при его представлении), то для Украины, находящейся между двумя глобальными военными машинами (НАТО и РФ), достаточно было бы 100—110 тыс. человек при условии наличия адекватного оружия сдерживания. Например, неядерного ракетного щита (из МФРК “Сапсан” и разветвленного, хорошо подготовленного спецназа численностью не менее 4—4,5 тыс. человек). Однако любая концепция требует более детальных расчетов.

Пока же ограничимся минимальным — сравнениями и фактами. У нас очень любят сравнивать успехи ВСУ с польской армией. Действительно, Польша со схожей численностью населения (38 млн. против наших 46 млн.) имеет 100-тысячную армию. И тратит на нее солидные средства, увеличив за последние пять лет оборонный бюджет с 7,4 млрд. долл. в 2008 году до 10 млрд. долл. в 2012-м. Оборонное ведомство Украины с де-факто 180-тысячным войском при ощутимом увеличении оборонных расходов в текущем году получило 16,4 млрд. грн., из которых лишь 14,1 млрд. следует считать “защищенным”, то есть выделенным по основному фонду. Что составляет 1,76 млрд. долл. (или при самом радужном раскладе — 2,05 млрд. долл.). И это даже меньше, чем Румыния потратила в 2010 году. Напомним, что это соседнее государство израсходовало на национальную оборону 2,11 млрд. долл. при численности армии всего 73 тыс. человек, почти в три раза меньшей украинской. Как кажется, при таком положении дел пафос в отношении развития ВСУ неуместен.

И еще о людях. Согласно заявлению директора департамента финансов Минобороны Ивана Марко, в 2012 году в три раза увеличивается денежное вознаграждение военнослужащих, и в 2,5 раза возросло вознаграждение миротворцам. Много это или мало?

В регионе только офицеры Молдовы получают денежное содержание меньше, чем украинские. Украинские младшие офицеры (командир взвода — командир роты) получают столько же, сколько молодые солдаты и сержанты — контрактники Казахстана — 250—300 долл. Лейтенант же маленькой и компактной (как хочет В.Янукович) латвийской армии получает в месяц почти 800 долл. (страны Центральной и Восточной Европы упоминать не станем, чтобы не деморализовать украинского читателя в погонах).

Ресурсные ямы

Украинская армия “стала технологически отсталой армией в регионе, с наименьшим процентом исправной техники”. Это мнение польских военных экспертов Центра восточных исследований.

Хотя Украина в 2012 году и увеличила финансирование на развитие ВСУ, объективно находится в числе аутсайдеров. Из 280 млн. долл. государственного оборонного заказа на текущий год на закупки новых вооружений и военной техники будет истрачено около 180 млн. долл. На основные программы Ан-70, МФРК “Сапсан”, “корвет” и создание единой автоматизированной системы управления (ЕАСУ) в 2012 г. предусмотрено 1 млрд. 268 млн. грн. Еще 967 млн. грн. выделяются на модернизацию и восстановление имеющихся вооружений и военной техники. В целом гособоронзаказ увеличился в четыре раза. И все-таки почти все сравнения с государствами региона, увы, не в пользу Украины.

Часто упоминаемая Польша является бесспорным лидером в регионе ЦВЕ, на оружие ежегодно в течение пяти лет она тратит 1 — 1,7 млрд. долл. (пик в 2010 году — 1,76 млрд. долл., нижняя граница в 2011 году — 1,06 млрд. долл.). Чехия закупает оружия на 450 — 500 млн. долл. ежегодно, Румыния стабильно тратит на эти цели 330 — 450 млн. долл., Венгрия (при 21-тысячной армии) — 180—250 млн. долл. И только Болгария, несколько отстающий от остальных член НАТО, потратила в 2010 году 140 млн. долл., но это при 36-тысячной армии.

По этой графе расходов Киев близок к Минску. Показатели соседней Беларуси приближаются к 50 млн. долл., в 2010 году страна закупила вооружений и военной техники на 49 млн. долл. Это очень похоже на украинские 46 млн. долл. в 2011 году. Если, конечно, не принимать во внимание, что ВС Беларуси в 2,5 раза меньше (50 тыс. чел.).

Напомним, согласно беглым расчетам ЦИАКР, сделанным три года назад, 500 — 700 млн. долл. в течение пяти-семи лет могли бы стабилизировать ситуацию с перевооружением ВСУ. Хотя вакуум на этот срок Украине и без того уже обеспечен. Если через 3,5 — 4 года начнутся практические испытания МФРК “Сапсан”, как заявил глава Государственного космического агентства Украины Юрий Алексеев, то в лучшем случае к 2018 году появятся первые батареи будущего щита. О развитии Сил специальных операций пока нет внятных данных. А надеяться на “полумодернизированные” самолеты и ремонт ЗРК своими силами — это взгляд на вещи, слишком оторванный от реальности.

Между тем в традициях Киева потрясать всех дальними планами. Так, в 2015 году на закупку вооружения и военной техники запланировано 537 млн. долл., а на 2017 год — уже 960 млн. долл. К 2017 году военное ведомство планирует закупить для ВСУ, среди прочего, до 45 самолетов, до 35 вертолетов, до 57 “РЛС и комплексов ПВО”. Правда, никто не знает, какие же самолеты и какие комплексы ПВО будет приобретать Минобороны. Даже если среди них будут пять Ан-70 и пять Як-130, то остальные 35 — это российские Су-35 по 45 млн. долл. или шведские JAS 39 NG Grippen по 60 млн. долл.? Было бы неплохо получить разъяснение и относительно комплексов ПВО. Тогда бы представленная в последний день января Госпрограмма развития ВВТ не казалась бы сборником прожектов.

Возможности и административный потенциал

Возможности есть всегда. Начать следует с ключевого вопроса: будет ли предоставлено Дмитрию Саламатину функции управления оборонной промышленностью и координацией военно-техническим сотрудничеством. Если да, то административные силы (если их захотят направить на развитие армии) существенно возрастут. Пока ГК “Укроборонпром” только внес смуту в жизнь ОПК, и ничего, кроме замены менеджмента, пока не решил.

А вот если вопросы управления оборонной промышленностью и вопросы усиления обороноспособности вынести на уровень министра обороны (вице-премьер-министра), то умелое распределение гособоронзаказа и лоббирование военным министром сделок на мировом рынке вооружений, содержащих опытно-конструкторские работы (ОКР), могло бы заметно увеличить ресурсную маневренность военного ведомства. Напомним, подобный опыт имеется: Азербайджан, Китай, ОАЭ, Алжир подписывали контракты, содержащие ОКР. Благодаря таким проектам, к примеру, удалось заметно развить линейку производства отечественных высокоточных средств поражения.

Немаловажная ресурсная возможность могла бы состоять в том, чтобы на перевооружение направлялись деньги от продажи техники из арсеналов МОУ. А также средства от реализации земель, объектов, отдельных зданий военного ведомства. Правда, тут нужен адекватный механизм и усиленный контроль. В том числе и парламентский, и общественный. Если бы власть сделала прозрачными такие процессы (как в свое время в Германии при модернизации бундесвера), общественность поверила бы в благие намерения реформаторов.

Следующая возможность — взаимодействие с Российской Федерацией. Коль Украина уже втянута в пространство геополитических интересов России, то необходимо воспользоваться им хотя бы так, как наша соседка. Специалисты подсчитали, что уровень украинского участия в производстве, скажем, нового учебно-боевого самолета Як-130, мог бы возрасти (при жесткой постановке вопроса и намерении закупать такую технику) до 40%. Участие в таком производстве
20—30 предприятий ОПК Украины делает экономически оправданными такие закупки. Или другой вопрос — модернизация ЗРС С-300 и ЗРК “Бук” при участии РФ. Это предмет переговоров и вопрос политической воли хозяев Кремля. Но если тот же министр Саламатин так рьяно защищал Харьковские соглашения и российский Черноморский флот, то что мешает ему посвятить время украинским интересам обороноспособности?

Еще одна забытая формула — практическое взаимодействие с НАТО. Можно восхищаться практичностью России, так яростно препятствовавшей сотрудничеству Украины с НАТО и так преуспевшей на этом направлении. Речь, например, о том, что после долгих переговоров и согласований Чехия и Россия подписали совместный протокол, открывший для чешских предприятий рынок НАТО в сфере ремонта и модернизации вертолетов марки “Миль”. Это при том, что Украина на этом направлении признанный лидер. Зато Россия будет принимать в проектах модернизации непосредственное участие, взаимодействуя с чешской компанией LOM Praha. ОАО “Московский вертолетный завод им. Миля” уже выдал LOM Praha лицензии на ремонт вертолетов “Миль” военного и гражданского назначения. Уже подсчитано, что на вертолетном рынке стран НАТО более 200 вертолетов. Но это далеко не единственное направление работы с НАТО по линии организации NAMSA. Есть еще ремонт Т-72, БМП-1 и другой бронетехники. Или использование военно-транспортной авиации, в том числе и в перспективе
Ан-70. Есть направление утилизации или восстановления боеприпасов, проекты в области логистики и развития инфраструктуры (уж сколько лет вынашивалась идея создания на базе Яворовского полигона международного центра подготовки миротворческих сил). Таких проектов десятки, и все они предусматривают реальные финансовые поступления или технические (технологические) выгоды для ВСУ. Для их развития требуется немного — последовательность военного ведомства Украины. Что предусматривает подачу соответствующих заявок, получение статуса ассоциированного члена в NAMSA, подписание имплементационных соглашений. Словом, надо этим заниматься, проявлять интерес.

Оба упомянутых вектора — и работа с РФ, и взаимодействие с НАТО (а также с третьими странами) могут позволить развить тематику создания совместных предприятий. Чтобы трансформировать проекты (которые уже имеются в активе украинских оборонных предприятий по развитию ВВТ с Польшей, Беларусью и некоторыми другими государствами) в реальные производства. Это такие перспективные направления, как модернизация средств ПВО (как то проект “Стилет” с Республикой Беларусь) или развитие беспилотных летательных аппаратов и др.

В этом материале указаны, в общем-то, очевидные вещи. Даже они свидетельствуют: если взяться за модернизацию ВСУ всерьез, задачу решить можно. Смена военного министра станет очередной точкой отсчета, но уже текущий год покажет, имеет ли он реальные намерения сдвинуть дело парализованной армии с мертвой точки.

Валентин БАДРАК, директор Центра исследований армии, конверсии и разоружения