Репортаж из-под земли

Компания ДТЭК Рината Ахметова организовала пресс-тур на одну из своих павлоградских шахт в Днепропетровской области.

“ДТЭК Павлоградуголь” — самая крупная угледобывающая компания в Украине. В нее входит 10 шахт, объединенных в 5 шахтоуправлений. Добываемый в Павлограде уголь идет на меткомбинаты и теплоэлектростанции Ахметова.

В 2015 году павлоградские шахты добыли 18,8 млн тонн угля из 39 млн тонн, добытых в стране. В первую очередь это обусловлено инвестициями. Из $5 млрд, которые ДТЭК вложил в модернизацию активов за 10 лет, половина пошла на угледобвающие предприятия холдинга.

ДТЭК настолько наглядно показал тяжесть шахтерского труда, что БизнесЦензор задался вопросом: а нужен ли он вообще?

Первичный передел

Еще в 90-х Государственная холдинговая компания (ГХК) “Павлоградуголь” попала под контроль днепропетровского бизнесмена Евгения Николаева.

Тогда “доение” госкомпаний в Днепропетровской области происходило под присмотром Павла Лазаренко. С 1994 года он управлял регионом, а в 1995-1998 руководил правительством, не теряя контроль над родной областью. Сейчас он уже много лет находится под арестом в США по обвинению в коррупционных схемах.

“Тогда практически ни один днепропетровский бизнесмен не мог работать без, скажем так, отчислений в личный фонд хозяина региона”, — рассказывал украинский бизнесмен Виктор Пинчук российским Ведомостям в 2005 году.

Как позже установит Прокуратура Днепропетровской области, Евгений Николаев создал предприятия “Итела Групп” и “Парк”, через которые государственный “Павлоградуголь” продавал свою продукцию.

По классической схеме, посредники покупали уголь по бартеру. Расплачивались за него, поставляя горное оборудование по завышенным ценам.

Так и зарабатывали, пока в марте 2003 года 40-летний Николаев не был убит в Днепропетровске. Неизвестные расстреляли его в упор, когда он вышел на пробежку.

Уже через год ГХК “Павлоградуголь” был выставлен на приватизацию. В июне 2004 гада Фонд госимущества (ФГИ) на повторном приватизационном конкурсе продал 92,11% акций “Павлоградугля” за $280 млн — чуть менее 1,5 млрд грн. Покупателем стал “Авдеевский коксохимический комбинат” Рината Ахметова.

Главой ФГИ на тот момент был Михаил Чечетов — многолетний функционер Партии регионов. В феврале 2015 года он выбросится из окна своей киевской квартиры.

В мае 2005 года Михаил Бродский обнародовал протоколы допроса Чечетова, из которых следовало, что после разговора с премьером Виктором Януковичем в 2004 году, глава ФГИ составил условия приватизации так, чтобы победила компания Ахметова.

Фото: tsn.ua

В будущем Ахметов точно также покупал большую часть своих активов. В 2010-2012 годах он скупал на приватизационных конкурсах акции тепловых генераций. Обязательным условием участия в них было наличие угледобывающих активов.

В 2005 году Ахметов выкупил у донецкого бизнесмена Игоря Гуменюка энергетическую компанию АРС, переименовав ее в ДТЭК — “Донбасскую топливно-энергетическую компанию”. С этого времени ДТЭК консолидировал все предприятия Ахметова, связанные с энергетикой.

Многоуважаемый и вертикально интегрированный

Ахметов отличался от многих остальных украинских пионеров приватизации тем, что с самого начала строил системный бизнес. Приобретая активы после гибели конкурентов и с помощью админресурса, он нанимал менеджеров из России и Европы — выстраивал легальные и эффективные корпорации.

Для чего ему понадобился “Павлоградуголь”?

В 2003-2004 годах прошел большой передел собственности. Президент Леонид Кучма и премьер Виктор Янукович пустили с молотка более десятка крупных предприятий, принадлежавших государству.

В то же самое время, когда продавался “Павлоградуголь”, промышленно-финансовый консорциум “Инвестиционно-металлургический союз” (ИМС) Рината Ахметова и Виктора Пинчука победил в приватизационном конкурсе на покупку меткомбината “Криворожсталь” в Днепропетровской области. Условия опять были прописаны под конкретного участника.

Шахты “Павлоградугля” добывают энергетический и коксующийся уголь, который необходим “Криворожстали” для выплавки металла.

Год спустя тогдашний премьер Юлия Тимошенко добьется реприватизации “Криворожстали”. Но, Ахметов свое возьмет.

Спустя 10 лет компания “Метинвест”, принадлежащая Ахметову и Вадиму Новинскому сконцентрирует полный цикл производства металлургической продукции, а ДТЭК — полный цикл производства электроэнергии тепловыми станциями.

“И в забой отправился…”

Мы спускаемся под землю на шахте имени Сташкова — недалеко от города Терновка Днепропетровской области.

Этой шахте уже 34 года. Названа она в честь Николая Сташкова — организатора коммунистического подполья в Днепропетровской области во время Великой отечественной войны. В январе 1943 года он был схвачен Гестапо в Павлограде и расстрелян.

Сознание шахтеров тесно привязано к всевозможным символам и ритуалом. Например, если шахта выполняет план, над самым высоким ее зданием или на терриконе горит звезда — предмет гордости.

Когда в стране развернулась декоммунизация, ДТЭК думал было поснимать звезды на шахтах. Однако сакральные ритуалы победили — звезды всего лишь покрасили в сине-желтый цвет.

Шахта работает в четыре смены по шесть часов: утренняя — ремонтная, остальные — “добычные”. Именно с ремонтной бригадой мы спускаемся вниз. Обязательное снаряжение шахтера — роба, каска, фонарь с аккумулятором, самоспасатель и баклажка воды.

Шахтерский фонарь еще называют “коногонкой”. В прошлом коногон — рабочий, сопровождающий подземные поезда на конной тяге. Они первыми начали носить фонари.

Самоспасатель — трехкилограммовый тубус с газовой смесью для дыхания. Он вскрывается в случае ЧП. Аппарат обеспечивает автономное дыхание в течение часа.

Журналистам, кроме этих обязательных атрибутов, выдают наколенники, перчатки, очки и респираторы. Однако большинство шахтеров эту экипировку не носит. Некоторые в штреке сбрасывают верхнюю часть робы.

Не менее трети рабочего дня шахтера занимает трансфер. Сначала — от дома до шахты, потом под землей — от скважины к выработке. Мы ехали семь километров по подземной узкоколейке около 40 минут.

Средство передвижения — низкие крытые вагоны со скамейками на три человека в ширину. Горняки называют их “каретами”. Людей и материалы спускают в клетях через основной ствол. Добытый уголь по конвейерам, в несколько километров, доставляют на поверхность по другому стволу.

Шахтеры смотрят на “пришлых” со сдержанным интересом. За редким исключением, женщины под землей не работают, в забое — их не бывает вообще. Спутники по “пассажирскому составу” зазывают журналисток: “Девчата, вы откуда? Давайте к нам. Скучно не будет”.

При спуске в шахту каждый шахтер отмечается. Раньше для этого использовали жестяные жетоны. Теперь — бесконтактные карты. Позже, из случайно услышанных разговоров в забое, узнаем, что горняки прикрывают друг друга — активируют карточку отсутствующего товарища.

Экономика шахты

В ДТЭК не любят говорить о себестоимости добычи угля. Расчетная цена на топливо влияет на тариф для тепловой генерации — это и есть доход энергохолдинга. То есть, компании выгодно показать, что добыча угля обходится дорого.

Но, большая себестоимость говорит о том, что компания неэффективна — тогда тяжело поддерживать позитивный имидж и брать кредиты. Лучше этой темы вообще не касаться.

“С учетом инвестиционной составляющей себестоимость добычи одной тонны угля составляет 1500 гривен”, — тактично говорит гендиректор ДТЭК Максим Тимченко.

Руководитель ДТЭК Максим Тимченко — в забое

Фраза довольно обтекаемая. Покупку нового легионера в футбольный клуб “Шахтер” тоже можно считать “инвестиционной составляющей”.

Очень грубо экономику предприятия можно рассчитать из цифр, которые удалось вызнать у сопровождавшего нас руководства.

В год шахта Сташкова добывает около 1,3 млн тонн угля. Постоянные расходы — электроэнергия, заработная плата, лес и металл на крепления.

В год потребляется электроэнергии около 65 млн кВт*ч. Очень много энергии уходит на работу вентиляции, откачку воды, работу клетей и электровозов.

По нынешнему тарифу для промышленности (1,79 грн за кВт*ч для 2 класса напряжения), годовые затраты на электроэнергию составляют 120 млн грн. Грубо говоря, две недели в году шахта добывает уголь для выработки электроэнергии на собственные нужды.

На шахте Сташкова работают около 2 тысяч работников со средней зарплатой в 10 тыс. грн. Следовательно, эти расходы составляют около 240 млн грн в год.

Считается, что это самые крупные затраты шахты. Допустим, закупка расходных материалов, амортизация оборудования и вменяемая прибыль тянут еще на 500 млн грн. Тогда годовые затраты шахты составляют около 900 млн грн. Исходя из этого, себестоимость добычи одной тонны — около 700 грн.

Для понимания: тариф на электроэнергию для ТЭС, рассчитанный по новой методике Нацкомиссии по регулированию энергетики (НКРЭКУ), составляет около 1500 грн за тонну.

Насвай и крайний престиж

Мы спустились на горизонт в 140 метров. Он самый первый. Всего в шахте их три — как бы три этажа. Самый нижний — 340 метров. Павлоградские шахты не глубокие, потому и рентабельные.

В Луганской области глубина шахт доходит до 1,2 км. Глубже никто в мире уголь не добывает. На такой глубине постоянно жарко, сыро и большое давление. В сравнении с такими расстояниями, наши 140 метров — прогулка по парку.

Предприятия “Свердловантрацит” и “Ровенькиантрацит”, которые управляют самыми глубокими шахтами, сейчас на неконтролируемой Украиной территории. Они тоже принадлежат ДТЭК.

Фото: ukrafoto

Общая проблема украинских шахт — узкие пласты угля. Для сравнения, в России на Кузбассе, Австралии и ЮАР уголь добывается открытым способом — в карьерах. Не надо зарываться на сотни метров под землю и выпиливать из нее тонкую прослойку угля.

Чтобы понять, как происходит процесс добычи, достаточно представить землю в виде пирога, который горизонтально разрезается струной — комбайном.

Кульминация нашего “хождения в шахтеры” — ползание в лаве вдоль конвейера. Высота отверстия — около полуметра. Кое-где невозможно передвигаться на коленях, приходится ползти по пластунски.

Сюда часто приходится ползать ремонтникам, чтобы устранить неполадки в конвейере или комбайне. Общая длинна лавы — 215 метров. Мы проползли метров 70-80.

Дискомфортно. Самоспасатель запутывается в шнуре коногонки, каска сползает, пот заливает глаза, закрытое пространство и невозможность поменять позу угнетает. Горняки без наколенников, очков и перчаток передвигаются гораздо свободнее.

Замечаем с коллегой среди породы белую баночку от лекарств. Вскоре подползает один из шахтеров.

“Вот она! — хватает банку, оборачивается к нам, подмигивает. — Не легко? А я так каждый день 20 лет”.

В банке оказался насвай — легкий наркотик, который делают из табака, смешанного со щёлочью и растительным маслом. Большинство шахтеров курит, но в шахте курить нельзя — можно взорваться. Насвай помогает справляться с зависимостью в течении смены.

“Будете? “ — спрашивает горняк.

Хочется “почувствовать колорит”. Берем по щепотке черной стружки, засовываем под нижнюю губу, следуя руководству шахтера.

Наш собеседник уже 20 лет работает под землей. Скоро выходит на пенсию. Шахтерский стаж позволяет стать пенсионером в 40 лет. Чем будет заниматься после? Конечно, продолжит работать в шахте: “А что еще делать? Никакой другой работы здесь нет”.

“До войны я получал 1200 долларов, — делится он наболевшим. — Теперь в гривне столько же, а в долларах — 400”.

“Вы бы хотели, — спрашиваю, — чтобы ваши дети тоже работали на шахте? “

“А ты бы хотел, чтобы твои дети здесь работали? — хмыкает горняк. — Я для того сюда и спускаюсь, чтобы они здесь не работали”.

Лежим, потихоньку сплевываем насвай. Ждем, пока нанятый пресс-службой фотограф со специально оборудованной камерой запечатлит работающие комбайн и скребковый конвейер. Потом ползем обратно.

Непризнанная монополия

Империя Ахметова System Capital Management (СКМ) подобна квази-государству, существующему ради получения прибыли. В ней объединены все бизнесы Ахметова: “Метинвест” (металлургия), ДТЭК (энергетика), “Укртелеком” (связь), Corum (машиностроение), UMG (добыча минералов) и т.д.

В 2014 году консолидированная выручка группы составила $18,5 млрд — более 200 млрд грн по тогдашнему курсу. Это половина бюджета страны за тот же год.

Бизнесы Ахметова уже давно работают без криминальных схем. Однако ориентированы на админресурс и монополию.

Например, “Метинвесту” принадлежит большинство метзаводов и карьеров по добыче железной руды. ДТЭК добывает 70% угля в Украине и производит 70% тепловой электроэнергии. При этом, его доход зависит не от эффективности компании на рынке, а от решений Регулятора — НКРЭКУ.

Государство ничего не может с этим поделать. Весной 2016 года Антимонопольный комитет решился лишь на признание “возможного преимущества ДТЭК на энергетическом рынке”.

Если государство никак не урезонит аппетиты своего самого богатого гражданина, через несколько лет Украину впору будет переименовывать в СКМ.

“Ох, шахта, шахта, ты — могила”

Шахтерский труд овеян героизмом, близким к военному. С начала независимости на украинских шахтах произошло 40 аварий с человеческими жертвами. В них погибло без малого 900 горняков.

Чаще всего, аварии связаны со-взрывом метана или возгоранием угольной пыли. Самая крупная произошла в декабре 2007 года на шахте им. Засядько в Донецке — погибло более 100 человек. Самая последняя авария произошла там же в марте 2015 года. Погибло более 30 человек.

Нужно признать, что шахты “Павлоградугля” в этом отношении выглядят лучше. Последняя авария с несколькими жертвами произошла здесь в 2002 году. Однако, учитывая опасность труда и человеческий фактор, одиночные смерти и ранения периодически происходят везде.

На государственных шахтах ситуация гораздо хуже — и с механизацией, и с оплатой труда, и с техникой безопасности.

Фото: komi-news.ru

Риск и тяжелый труд делают шахтера еще более, чем другие пролетарии, предрасположенным проявлять протестную активность. Грохот шахтерских касок о киевскую мостовую — страшный сон каждого украинского правительства.

Однако в случае закрытия шахты, переучивать горняков, стимулировать их к открытию бизнеса выплатой больших компенсаций бесполезно. Были случаи, когда при сокращении работники получали зарплату за полгода. Через время они митинговали под шахтой, требуя трудоустроить их опять.

Частично это объясняется последствием плановой экономики. Во многих моногородах шахта — единственный источник дохода. Частично это объясняется психологией: “Мы тяжко работаем и нам не важно, что у вас с экономикой, выдайте нам зарплату”.

“Сегодня вы сами могли убедиться, насколько тяжелым является труд шахтеров. Этот труд нужно уважать”, — говорит глава ДТЭК Максим Тимченко журналистам после спуска в шахту.

По логике ДТЭК, тяжкий труд — повод всему населению страны больше платить за потребляемую электроэнергию. Хотя, здравый смысл говорит, что если труд настолько тяжел и безысходен, то нужно от него отказаться.

Тем более, увеличение доходов ДТЭК не обязательно повлечет за собой рост заработной платы шахтеров.

К сожалению, ближайшие лет 10 от добычи энергетического угля никто отказаться не сможет. ТЭС необходимы украинской энергосистеме для маневрирования мощностью. А им необходим уголь.

При этом уволить работающих шахтеров — все равно, что сбросить водородную бомбу в социальном эквиваленте.

Однако государство уже сейчас может планировать альтернативу тепловой генерации и готовить новые рабочие места в шахтерских регионах. Стратегическая задача — не создавать новых шахтеров.

Сергей ГОЛОВНЁВ