Реформы по учебнику или по уму

Приведены ли украинские законы в соответствие с требованиями безвизового режима с ЕС? Приняты ли меры по экономической либерализации, озвученные МВФ? Созданы ли условия для государственно-частного партнерства как элемента административной реформы, основанной на идеях new public management?

Эти и многие другие направления реформирования экономики, законов и государственной службы — важны, спору нет.

Однако перенесение исключительного акцента в действиях правительства на выполнение заданных зарубежными институциями “уроков” нежелателен, как минимум, по двум причинам:
1) легитимность украинской власти по-прежнему зависит от внешних, а не от внутренних источников;
2) успешные реформы невозможны без креативной адаптации стандартных решений к национальным условиям.

Говоря метафорически, чтобы быть воспринятыми, западные учебники следует не только перевести на украинский, но и адаптировать к национальной культуре.

“Вестернизация” как альтернатива “истернизации”?

Правительство Виктора Януковича, как и его предшественников, справедливо критиковали за излишнюю готовность ориентироваться на мнение и политику властвующей элиты восточного соседа, России. Собственно, революция 2013-2014 годов началась после отказа Януковича подписать соглашение об ассоциации между Украиной и ЕС под давлением российских властей.

Однако если нынешняя “вестернизация” — прозападная ориентация Украины — и является альтернативой “истернизации”, то отнюдь не радикальной.

Французский политолог Бертран Бади называет “вестернизацией” применение западных институциональных моделей за пределами тех стран, в которых они возникли естественным образом — Западной Европы и Северной Америки.

Однако, по мнению Бади, простое копирование пришедших с Запада принципов плюралистической демократии редко ограничивает импортирующие их властвующие элиты, как это происходит в “оригинале”. Наоборот, в случае “копии” эффект зачастую обратен. Проведение формально конкурентных выборов позволяет властвующим элитам обеспечить себе международное признание, при этом отодвинув вопрос легитимности собственной власти внутри страны на второй план.

Применение стандартных институциональных решений, будь то “западные” или “восточные” (имеющие российское происхождение), повышает шансы властвующей элиты на признание — соответственно, “на Западе” или “на Востоке”. Красные ковровые дорожки, улыбки и рукопожатия при посещении этих стран гарантированы.

Но какова ситуация с внутренним признанием и легитимностью такой власти внутри страны?..

Революция 2013-2014 годов начиналась с вопроса европейской интеграции — но достигла своего апогея как “революция достоинства”.

Два названия этой революции, “Евромайдан” и “революция достоинства”, указывают на возможные противоречия между внешней и внутренней легитимностью людей, которым она впоследствии позволила прийти к власти.

Выдержки из интервью, проведенных в декабре 2013 года среди участников протестов, показывают трения и противоречия между двумя направлениями последующего развития событий, европейским и национальным.

“Да, после того, как избили студентов, наблюдался очень яркий и очень сильный энергетической накал, такой, мы не разрешим. Ну, скажем так, что мы больше не дадим наших девушек, наших матерей… — Интервьюер: Я вот с медиками говорил, они практически по тем же самым причинам сюда. — Да. Они тоже за Евросоюз. Но у них есть главный мотив — мы не разрешим, чтобы в нашей стране сделали полицейское государство, где будут избивать детей за то, что они вышли протестовать, калечить. Кто бы это ни был” (муж., 40-54 лет, один из организаторов лагеря-Сечи).

“I з ким не говориш, всi кажуть — та ладно вже той Євросоюз, чи не Євросоюз — але як можна, щоби наших дiтей били?! От, усi говорять тiльки про то. Людей, дiтей. Ну, так неможливо!” (жен., 40-54 лет, участница демонстрации-Вече).

Сегодня осталось мало сомнений в сравнительных преимуществах “вестернизации” и “истернизации”.

“Восточную” институциональную модель при необходимости приносят на штыках. С помощью российских экспертов и советников она сегодня старательно культивируется во всех областях, от военной до пенсионной, в “ДНР/ЛНР”, не говоря уже о Крыме.

При этом на остальной территории Украины делается очередная попытка привить “западные” институты — в политике, экономике и культуре.

Конечно, в нінешних условиях для Украины предпочтительнее зависимость от Европы и европейское влияние, чем зависимость от России. Это позволяет, к примеру, надеяться на сокращение масштабов коррупции, что вряд ли достижимо при сохранении “восточного влияния”.

Проблема в том, что сведение всех проблем украинцев к противопоставлению “вестернизации” и “истернизации” — ошибочно.

Выбирать стоит не между зависимостью от Европы и от России. Выбор должен быть между зависимостью от внешних источников власти, будь то Берлин, Вашингтон или Москва — и зависимостью от внутренних источников власти — самих граждан Украины.

В идеале, реформы стоит ориентировать не на переведенные учебники и методички, а на защиту человеческого достоинства — именно таков основной урок революции.

Для Украины хорошо то, что способствует уважению и защите человеческого достоинства населяющих ее людей. Все остальное, в том числе готовность принять украинское руководство за “своих” либо на Востоке, либо на Западе — вторично.

Если использовать этот критерий, то пришедшие к власти после революции элиты сегодня не обладают в полной мере внутренней легитимностью, хотя степень их легитимности на Западе и значительно выше, чем в случае “донецких”.

Готовы ли продолжать отстаивать запрос на внутреннюю легитимность и после окончания революции 2013-2014 годов сами граждане? Пожалуй, да. Никогда ранее в постсоветской истории Украины не были так сильны низовые движения и самоорганизация.

Июльский 2015 года опрос ФДИ имени Илька Кучерива и Центра Разумкова показывает, что украинцы доверяют всего нескольким институтам — церкви, волонтерским огранизациям, добровольческим батальонам и ВСУ. Причем баланс доверия и недоверия самый позитивный именно у волонтерских организаций: число доверяющих им превышает число тех, кто не доверяет на 43,8%.

Граждане явно не собираются отдавать инициативу, однажды взятую в свои руки.

Уроки “Революции Достоинства”

Революция достоинства подсказывает не только приоритеты в действиях украинской властвующей элиты, но и средства их достижения.

Успех массовых протестов 2013-2014 годов во многом объяснялся как раз опорой на внутренние силы, низовую инициативу и готовностью не ограничиваться учебниками и методичками по успешным стратегиям массовой мобилизации.

Участникам революции удалось креативно адаптировать универсальные стратегии протеста к украинской специфике, сделав их понятными и доступными для обычных граждан Украины.

Своего рода универсальной энциклопедией стратегий успешных массовых протестов принято считать книгу Джина Шарпа “От диктатуры к демократии”.

“Оранжевая революция” 2004 года вполне соответствовала заданному этой книгой “канону”. Как и другие “цветные революции”, она началась из-за манипуляций с подсчетом голосов на выборах. В ее ходе преобладали элементы карнавальности: рок-концерты, украшение одежды ленточками и так далее. У протестов было активное “ядро”, которое и руководило действиями остальных участников. Такой формат протеста ранее хорошо зарекомендовал себя в Сербии, Грузии, других постсоветских странах.

При этом “Оранжевая революция” существенно не приблизила украинские власти к гражданам.

Майдан-2013 значительно отличался от Майдана-2004.

Вместо лозунгов представительной и плюралистической демократии, на первый план вышла тема защиты человеческого достоинства.

Эта универсальная тема, лежащая, кстати, в основе Универсальной декларации прав человека, — оказалась, тем не менее, понятной обычным гражданам Украины, которые либо участвовали, либо поддерживали протесты в 2013-2014 годов.

Почему?

Приоритет человеческого достоинства был спонтанно “переведен” на доступный и понятный в Украине язык с помощью ацента на насильственном и отчужденном характере властвующей элиты.

Украине не занимать традиций отторжения власти. Символы анархизма и уникального опыта по его практической реализации Нестором Махно со товарищи, хотя и не доминировали на Майдане-2013, но были весьма заметны.

Стенд с анархистской символикой в лагере-Сечи. Фото из архива автора (сделано 28.12.2013 г.)

Кроме того, “переводу на украинский” и адаптации к национальной культуре были подвергнуты такие универсальные стратегии протеста, как уличные марши (в украинском случае они приобрели форму “Вече”) и сидячая забастовка, sit-in (”Сечь” стала ее практическим воплощением в центре Киева).

Слово участникам протестов: “Запорізька Січ у чистому вигляді... Це табір. Це козацький табір. Це козаки, коли в полі чекали нападу ворога, то вони отак отаборилися, оточували себе возами, а тут — барикадами — то є натуральний козацький табір. Це український архетип. То, що зараз є Майданом — це є суміш вічевої традиції, яка йде ще з часів Київської Русі, коли люди збиралися і могли собі князя вибрати, або вигнати. Це суміш вічевої традиції і напіввійськової організації, якою була Запорізька Січ” (муж., 40-54 лет, один из организаторов).

В отличие от Майдана-2004, Майдан-2013 не имел явно выраженных лидеров.

Формула успеха, спонтанно найденная зимой-2013-2014, сводится к необходимости обеспечения избирательного сродства между пришедшими с Запада идеями, лозунгами и вариантами действий — и национальными институтами и традициями.

Понять значение “избирательного сродства” поможет метафора.

Гёте в своем одноименном романе делает акцент на первый взгляд необъяснимом притяжении разных, подчас противоположных, характеров или физических объектов. Взаимное влечение непохожих характеров и вещей возникает при наличии избирательного сродства между ними.

“Натуры, которые при встрече быстро понимают и определяют друг друга, мы называем родственными. В щелочах и кислотах, которые, несмотря на противоположность друг другу, а может быть, именно благодаря этой противоположности, всего решительнее ищут друг друга и объединяются, претерпевая при этом изменения, и вместе образуют новое вещество, — эта родственность достаточно бросается в глаза”.

В случае Майдана-2013 западные представления о ценности человеческого достоинства нашли отклик в ряде элементов украинской культуры: отрицании власти, прежде всего насильственной, а также традиционных институтах Вече и Сечи.

Именно “встреча” западных и традиционных украинских институтов, для которых характерно избирательное сродство, и предопределила успех Майдана-2013.

Они и образовали новую, ранее неизвестную и специально не планировавшуюся, субстанцию — Революцию достоинства.

Несколько слов о программе реформ “по уму”

Предложенные выше аргументы подсказывают, как именно нужно скорректировать реформы в Украине, чтобы повысить их шансы на успех.

Прежде всего, критерием успеха реформ стоит признать не соответствие требованиям зарубежных кредиторов/спонсоров/советников/”друзей Украины”, — а обеспечение гражданам больших возможностей для защиты собственного достоинства: экономических, юридических, политических.

При реформировании госаппарата, отраслей экономики и политических институтов стоит уделять главное внимание поиску избирательного сродства между западными рецептами и национальными институтами.

Возьмем одну из наиболее болевых точек экономических реформ — модернизацию банковского сектора. Достаточно ли здесь применения стандартных инструментов — таких, как базельские правила и другие индикаторы “здоровья” банков? Вряд ли. Велика вероятность, что этот язык останется непонятным клиентам банков, а потому не сможет в полной мере вернуть их доверие к финансовым институтам.

А что, если попытаться сделать язык банковской реформы более понятным для граждан? А еще лучше — использовать их низовую инициативу для этих целей?

Например, кредитные союзы основаны на инициативе снизу: деньги предоставляют сами вкладчики, а не берутся на межбанковском рынке. Более того, можно использовать традиции взаимного кредитования — займы “до получки”. Придание этим традициям формального статуса позволяет выросшим снизу финансовым институтам потенциально конкурировать с обычными банками. Именно так и произошло, например, с “народными кассами” Desjardins, ставшими одним из крупнейших финансовых институтов провинции Квебек и Канады в целом.

Аналогичные примеры в Украине, если хорошо поискать, есть: например, кредитный союз “Вигода” из города Стрый Львовской области, с 10 филиалами в нескольких областях и активами в 1,1 миллион долларов. Почему бы не поддержать подобные, выросшие “снизу” и доказавшие свою состоятельность институты, мерами налоговой и иной политики?

О реформировании “снизу” Министерства обороны с помощью сначала Волонтерского десанта, а затем Проектного офиса реформ, и без того достаточно написано.

Не будем отвлекаться на подробное рассмотрение других примеров успешно найденного избирательного сродства западных и традционных институтов.

Да и цель другая: не столько перечислить все точки возможного роста институтов в Украине “снизу” — сколько инициировать поиск таких точек. Они, без сомнения, найдутся и в экономике, и в политике, и в культуре.

И тогда украинской властвующей элите нужно будет смотреть не на Запад или на Восток, или вертеть головой во все стороны в рамках “многовекторной” политики — а на собственных граждан, как главный источник идей и ресурсов для развития.

Антон ОЛЕЙНИК, PhD (социология), д.э.н., профессор Memorial University of Newfoundland (Сен-Джонс, Канада),