Прифронтовой город. Как Мариуполь отчаянно цепляется за мирную жизнь

На центральной площади прифронтового Мариуполя сейчас нет ничего необычного. Место, прославившееся в прошлом году кровавым штурмом исполкома, нынче выглядит, как сотни других площадей украинских городов. Гуляют люди, в ближайшем баре по вечерам нет свободных мест. Там наливают пиво в банки и подают его с сушёной таранкой, которую посетители бьют о специальную доску. И даже клумбы, прошлым летом заброшенные, теперь засажены розами. Сгоревший исполком в центре площади можно не заметить — разросшиеся деревья заслоняют жуткое зрелище, словно природа хочет закрыть от людей воспоминания.

Город отчаянно цепляется за мирную жизнь. Здесь, в 20 километрах от линии фронта, проводят культурные мероприятия всеукраинского масштаба — конкурс детского кино и фестиваль короткометражных фильмов “КиТы”.

Краткая биография

Горожане шутят: “Жители Мариуполя, которые при жизни плохо себя вели, после смерти снова попадают в Мариуполь”. Это депрессивный, повёрнутый к морю изнанкой (старыми заводами и товарными станциями) город.

Мариуполь — ровесник Одессы. Они зарождались одинаково — с порта, торговли, купцов и контрабандистов. И там и там море, солнце, виноград и вино. Но ничего похожего на одесскую жизнерадостность и расслабленность в Мариуполе нет. Дело в индустриализации. В 1930-х годах город начали застраивать металлургическими заводами. Для гигантских строек нужна была рабочая сила. Рабочих свозили со всего СССР, в том числе и заключённых. Здесь до сих пор остались посёлки, построенные специально для них. Со временем слободки превратились в жилые районы, в обыкновенный частный сектор. Если не присматриваться. А если присмотреться, то здесь перед дворами вместо цветов сорняки в человеческий рост. Похоже, местным не до эстетики, им бы выжить. Говорят, так было всегда. Неудивительно, что из такой городской среды люди бежали в другие места. С начала 1990-х количество горожан уменьшилось почти на 100 тыс. человек.

Кино будет

В своё время кинофестиваль “КиТы” творчески мыслящие мариупольцы придумали для того, чтобы доказать: город может быть другим. Первоначально компания инициаторов состояла из нескольких режиссёров и бухгалтера местного рынка. Со временем режиссёры по разным причинам разъехались, бухгалтер осталась.

— Всё, что с духовностью связано, делаю бесплатно, — говорит та самая бухгалтер Ольга Новикова. — И всегда находятся люди, которые мне в этом помогают.

Она выглядит совсем не по-бухгалтерски. Причёска “не гнездо”, модная одежда. Мы знакомы с ней уже год, и я ни разу не видела Ольгу в плохом настроении, без макияжа и причёски. Духовность должна быть красивой. У Ольги особый дар — вокруг неё сам собой образуется “круговорот хороших людей в природе”. Иногда она каким-то случайным образом связывает тех, кому нужна помощь, с теми, кто в ней нуждается.

А ещё Ольга очень боится подвести тех, кто в неё поверил. По этой причине она не отменила фестиваль, даже когда Мариуполь впервые обстреляли из тяжёлой артиллерии. Стреляли из Новоазовска, который находится в 50 километрах. По городу поползли слухи, что вот-вот Мариуполь сдадут, потому что его нечем защищать. По российскому ТВ показали сюжет, как украинские военные разбирают билеты на автобусы, едущие на запад.

Зачем было проводить фестиваль в таких условиях?

— Дело в том, что фильмы — победители наших “КиТов” ждали на кинофестивале “Золоте курча” в Киеве и ещё на одном кинофестивале в Варне. Обязательно нужно было отобрать лучшие картины, — объясняет Ольга.

Есть ещё одна причина, по которой она всё же решила провести тогда “КиТы”. Медленно и тихо произносит:

— Мы хотели показать, что не боимся.

Кинопоказ провели за ночь. Днём в фестивальном кинозале работал штаб обороны Мариуполя. Пришлось отменить выставки, круглые столы, мастер-классы и пляжные вечеринки. На концерт, где должны были выступать дети, артистов не отпустили родители. Посмотреть короткометражное кино пришло от силы 15 человек. Но фестиваль провели. Это была маленькая победа. А украинские военные отстояли город— это была победа большая.

Год спустя

В этом году накануне открытия фестиваля “КиТы” город хоронил одного из своих защитников — мариупольца Андрея Назаренко. Он был одним из первых волонтёров в Мариуполе, а три месяца назад ушёл добровольцем на фронт. 20 июня Андрей погиб в ближнем бою. Он был разведчиком и, чтобы выявить позиции противника, обнаружил себя — выстрелил из гранатомёта.

Прощались с Андреем на площади перед драмтеатром. Когда-то на этом месте было немецкое кладбище. Во время немецкой оккупации здесь хоронили офицеров. После войны могилы закатали в асфальт, построили театр и парк с фонтанами.

— Вот так и живём: сегодня хороним, а завтра открываем фестиваль,— грустно говорит местный фотограф Евгений Сосновский.

Он был знаком с героем. Несмотря на тревожную обстановку вокруг Мариуполя, на самом фестивале в этом году царила мирная атмосфера. Возможно, дело в помещении — основная часть мероприятия проходила в новеньком торговом центре “Порт-Сити”. Его открыли в 2013 году. Внутри “Порт-Сити” чувствуешь себя, как и не в Мариуполе вовсе: всё позитивное, пластиковое, стерильное. Ольга очень удивилась и обрадовалась, когда ей удалось договориться с руководством ТЦ.

На открытии играла отличный рок местная группа. Солист — протестантский пастор. Выступали бесплатно. Пастор вообще многое делает бесплатно. Сам он состоит в “Самообороне Мариуполя”, в помещении его церкви не раз ночевали украинские военные, а члены общины возят на блокпосты еду.

Пока пастор пел “Лента за лентою”, я беседовала с режиссёром Русланом Ганущаком. По ходу разговора поймала себя на мысли, что Руслану очень подходит эта песня. У него мужественное лицо, видно, что он очень спокойный, уверенный в своих поступках и решениях человек. Одет в камуфляж с иголочки, и такая одежда не просто имидж, Руслан — боец “Азова”. Недавно он снял фильм “Два дня в Иловайске” — простую историю о двух бойцах “Азова”. Их звали Аксен и Хома. Фильм вышел в финал.

До “Азова” Руслан работал оператором в продакшн-компании, которая делала передачи для телеканала “Рада”. Перед тем как приехать под Мариуполь, он снимал программы о путешествиях, исколесил полмира. На передовой год назад оказался как репортёр, снимал сюжет о добровольцах. После этого решил остаться в “Азове”.

— Помню свой четвёртый день в АТО. Получилось так, что я приехал и чуть ли не сразу попал в атаку. Новичкам всегда везёт, — Руслан не улыбается, когда это говорит. — В итоге получился очерк журналиста, впервые попавшего на войну.

Во время интервью он, смущаясь, то и дело говорит: “Наверное, это не то, что вы хотели услышать”… Свой мотив пойти в “Азов” объясняет так:

— Сколько бы ты ни говорил “Мы переждём, всё будет нормально, ничего не будет, пока мы сами не одолеем врага. Не нужно себя обманывать. Твоя совесть будет неспокойной и не чистой, когда тебя ребёнок спросит: “Папа, где ты был, когда шла освободительная война в Украине?” Ты стыдливо опустишь глаза или скажешь: “Я был на передовой”.

“Два дня в Иловайске” — первый документальный фильм Ганущака. Это не просто фильм, а попытка осмыслить происходящее и отдать дань памяти погибшим. Без истерики и пафоса рассказать о том, что в действительности и запад, и восток страны едины, на примере двух парней, один из которых из Луганска, другой с Волыни. Одному было 18, другому 20.

Артисты

Мне очень хотелось познакомиться с авторами короткометражки “За ширмой войны”. Они сняли очень хороший фильм.

Это история Игоря Чайковского, директора кукольного театра из Донецка, который пошёл воевать в батальон “Донбасс” и попал в плен. Его позывной — Артист, он замкомбата. Нет, не так. Это история о жене замкомбата “Донбасса”. Она отпустила мужа на войну, смогла найти силы, чтобы принести эту страшную жертву. Или нет. Рассказ о молодом человеке, сыне замкомбата “Донбасса”, который попал в плен к сепаратистам за то, что крикнул: “Слава Украине!” Ему простреливали ноги, вгоняли по рукоятку нож в мышцы. Но несмотря на весь этот ад, герой картины остался человеком с позитивным взглядом на жизнь.

Фильм снимала группа кинематографистов из Мариуполя и Львова. За несколько месяцев до фестиваля международная телерадиокомпания “Дойча велле” провела эксперимент. Украинским командам, в составе которых, согласно условиям эксперимента, должны были быть участники из Восточной и Западной Украины, предстояло снять короткометражный фильм.

Знакомлюсь с Андреем Кузьминским, членом съёмочной группы из Мариуполя. Он не похож на “донецкого” в народном понимании. Такой себе неформал, на руке татуировка— карта Украины с Крымом. Спрашиваю, было ли трудно общаться с западенцами.

— Мы с львовянами подружились моментально. Сложностей во взаимопонимании не было, — пожимает плечами Сергей.

Ему очень нравится Западная Украина, он, кажется, её даже идеализирует немного, уверен, что восточным украинцам нужно поучится у западных самоорганизации и построению гражданского общества. Рассказывает, что идея картины в том, чтобы показать, как можно остаться человеком в нынешней ситуации. И его собственная история тоже об этом.

— Вы, наверное, во время оккупации уезжали из города? — я уверена, что за татуировку с контуром Украины в оккупации с ним бы сделали что-нибудь плохое.

— Нет, я был здесь.

— А… Вы татуировку после нанесли?

— Нет, ей уже 9 лет.

— Наверное, прятали?

— Я никогда не скрывал своей позиции. Жил как раз в том районе, где было много дээнэровских товарищей. Весь район знает мою позицию. Район, кстати, ватный. Но, спасибо пацанам… Когда за мной уже шли дээнэровцы, ребята позвонили, предупредили.

Спасли Сергея пацаны со двора, которые сами были за отделение Донбасса.

Что от нас зависит

У торгового центра, где проходит кинофестиваль, несмотря на жару курят хмурые таксисты. Желающих воспользоваться их услугами нет. Видимо, в надежде поймать клиента они поглядывают в сторону мужчины и девушки, которые о чём-то спорят у выхода. Девушка — это я, а вот называть имя собеседника я не буду из этических соображений.

Ему около 50, он небогато одет. Приехал на фестиваль из пригорода. Поначалу показался приятным и располагающим к себе человеком. Спрашиваю о том, почему его земляки в своё время пошли на дээнэровский референдум.

— А потому что объявили, — тараторит он. — Вот и пошли. И ещё подумали, что Крым вот так вышел, может быть, и у нас получится. Украина его профукала, а чем мы хуже? Но никто не думал, что будут стрелять…

— А понимают ли люди сейчас свою ответственность за то, что стреляют? Что если бы они не ходили на референдум, этого бы не было.

— Если бы политики умели договариваться, пушки бы молчали. Это просто минус нашим политикам.

В глазах собеседника словно загорается красная лампочка: стоп, разговор окончен. Удобная позиция — всегда и во всём виноваты другие. Однажды меня за такой вопрос чуть не побили в Авдеевке. Я его задала женщинам, которые живут в домах, ежедневно обстреливаемых со стороны Донецка. Пришлось спрятаться за спины наших военных. Сейчас вроде мне ничего не угрожает, поэтому продолжаю спрашивать:

— А какие сейчас настроения в вашем посёлке?

— Люди боятся говорить вслух.

— Боятся говорить, что они против Украины или что за?

— Они вообще боятся. А вдруг кто-то донесёт. О политике никто не хочет говорить. Она нас так достала. А её уже в школах нам пытаются продвигать.

Мой собеседник раздражён и явно хочет сменить тему, переводя разговор на образование, к которому он имеет профессиональное отношение.

Спрашиваю о конкретных примерах.

— Я не могу сказать, что именно,— всё более торопливо излагает он.— Но продвигают. Это надо убрать.

Попробую по-другому. Соглашаюсь, что продвигают. И спрашиваю иначе:

— А разве не нужно в тех городах, где был референдум, прививать детям любовь к Украине?

— Не знаю, как насчёт патриотизма, у нас всё нормально с этим.

— Но референдум был…

— Ну проходил референдум… Тогда же не стреляли, это началось после. Я знаю многих ребят, которые удрали в Крым, а потом в глубинку России, чтобы не служить. Какой может быть патриотизм, когда их отправляют убивать людей туда, где бабушка живёт. Сбегают многие. О чём это говорит?

Резко умолкает и оглядывается. Разговор закрыт. Стереотипы на месте. Мне становится грустно. Передо мной обманутый человек, который не хочет заглянуть дальше экрана телеканала “Россия-24”.

Время лечит

На следующий день в центре Мариуполя на улице Ленина я беседовала с двумя бойцами батальона “Азов”. Один из них оказался из Запорожья, другой из Киева. Оба начитанные, интеллигентные ребята. Разговор зашёл об экономике. Они за то, чтобы убрать всякое влияние государства на экономику. Я тоже. Но уверена, что это утопия. Мол, даже у США не получилось.

— А Сингапур! — говорит тот, который из Запорожья.

Он, оказывается, до войны был частным предпринимателем.

— Но там же диктатура была, — отвечаю.

— Да, всё идёт к тому, что нам нужен хороший диктатор, который навёл бы порядок, а дальше бы всё было хорошо, — философски замечает киевлянин.

— Не бывает хороших диктаторов!— возмущаюсь я.

В это время к нам подбегает мальчик лет десяти и просит у азовцев 4 гривны — поиграть на компьютере. Дают 10. Подходит мужчина, пожимает ребятам руки. Потом появляется ещё один ребёнок, тоже с рукопожатием. Приближается дедушка, заглядывая в глаза, говорит: “Спасибо, защитники!” Парни улыбаются.

— Ваши знакомые? — спрашиваю.

В ответ смех. Оказывается, просто прохожие. Благодарные мариупольцы.

— В прошлом году было не так. Смотрели исподтишка, могли побить, если в одиночку в магазин выходишь,— вспоминает киевлянин.

Я тоже вспоминаю прошлое лето. Мой тогдашний визит в Мариуполь по работе получился очень-очень грустным. Многие люди, с которыми я общалась в кафе, в такси, по работе, ждали, когда город станет российским. В кафе за столиками обсуждали зверства “карателей”, знакомые военные не советовали громко высказывать свои политические взгляды при большом количестве людей.

Я собираюсь приехать на фестиваль “КиТы” через год. Очень хочу посмотреть, как изменится Мариуполь. И как поменяется мой собеседник из пригорода.Помню, мы с фотографом при­ехали в Днепропетровск и там — это было, как глоток свежего воздуха, — увидели украинские флаги на прилавках. Раз продают, значит, востребовано, решила я. В Мариуполе на раскладках пока государственной символикой не торгуют. Но заметно, что люди стали относиться к происходящему немного по-другому.

Екатерина ШАПОВАЛ