Право на понятия

Нет, на этот раз вовсе не о Михаиле Ходорковском и “Юкосе”. Хотя последнее время стал замечать, что как в анекдоте: как ни пытаюсь самовар из украденных запчастей собрать, все автомат Калашникова получается. Так что и о них тоже обязательно будет.

На прошлой неделе президент Дмитрий Медведев убедительно показал всем, что он юрист и нечего сомневаться. Общественность в едином душевном порыве выступила за независимое экспертное мнение по резонансным делам. Президент согласился.

Вообще в России никто никогда не был против общественного мнения. Под него одних освобождали (Сахаров), других расстреливали (валютчики). Вот и сейчас все торжественно захлопали, затопали и начали бросать в воздух чепчики: “Эксперты обо всех посконную (она же сермяжная) правду и напишут. И заплачет председатель Верховного Суда крупными слезами от стыда”.

И тут у людей, сподобившихся не то, чтобы обзавестись каким-либо пусть даже самым плохоньким юридическим дипломом, а просто смотрящих регулярно что-нибудь вроде “Человек и закон”, возникают вопросы, которые не могут не возникнуть.

Во-первых, о чем все-таки будут получаться заключения независимых экспертов: а) о юридических основаниях дела (второе дело Ходорковского); б) о конкретных нарушениях (незаконное заключение под стражу, к примеру); в) о всем “деле” как о некой ситуации; г) о конкретном приговоре? Или обо всем, чего хочешь? Последний вариант, конечно, наиболее вероятен.

Каждый из предложенных подходов рискует оставить за бортом массу интересующих ту же общественность вопросов вроде политической мотивации дела, которая, несомненно, не может рассматриваться экспертами, анализирующими приговор, без рассмотрения более широкой “картинки”. Также, при соответствующем подходе, просто обслужить какой-то заказ. Под заказ у нас и законы писали, а уж экспертное заключение…

Во-вторых, независимость экспертов была, есть и, похоже, будет краеугольным камнем любой экспертизы в России. Недаром многие при слове “независимый эксперт” вздрагивают и тянутся за бумажником. С точки зрения международных стандартов нельзя привлекать к экспертизе не только лиц, которые каким-либо образом участвовали в деле — адвокатов, свидетелей, экспертов и пр., — но и тех, кто высказывался по поводу дела. Также — если речь идет о деле “Юкоса”, — со всей очевидностью следует исключить лиц, имевших или имеющих финансовую заинтересованность в “большом деле “Юкоса”. А это не только бывшие и настоящее юристы “Юкоса” и аффилированных с ним лиц, но и юридические консультанты государственных структур и госконцернов (“Газпром”, “Роснефть” и другие), а также юристы иных заинтересованных лиц — “Газпромнефти”, PwC и многих иных.

Все это сразу выводит “за рамки” потенциальных экспертов существенную часть как московского адвокатского сообщества, так и крупных юридических фирм, оказывавших услуги поименованным и случайно позабытым лицам. Причем независимость важна не только с точки зрения стандартов и справедливости как таковых, а и с точки зрения того, что неудовлетворенная сторона будет искать всевозможные лазейки для того, чтобы результаты экспертизы дезавуировать: “А вы помните, батенька, как ездили на семинар за счет Тьмутараканьпрома?”

В плане независимости и всего связанного с ней море неожиданностей сулит привлечение и иностранных экспертов. Поскольку, что они уже выучили за 20 последних лет работы в России, меньше всего от них здесь ждут именно прямых и непредвзятых ответов. Как в известном стишке: “Ты, милок, за эту правду лет на десять можешь сесть”. Конечно, если они будут привлечены к экспертизе, то выверят и раскроют свою заинтересованность, если таковая имеет место быть, “до последней капли”.

Однако, с другой стороны, встает вопрос, кто от имени иностранных юридических фирм будет реально проводить экспертизу. Сотрудники российских офисов? Они подпишут что-нибудь супротив воли российского государства, потенциально “перекрыв” своим работодателям “кислород” в России? Не будет ли это, в итоге, игрой “рискни своим российским бизнесом”? А если сотрудники исключительно “головных контор” или (что уж совсем фантастика) фирмы, не имеющие бизнеса в России, то на какие вопросы они в итоге будут отвечать: как действительно должны применяться в том или ином случае нормы российского права или как должен бы быть разрешен тот или иной вопрос с точки зрения неких обобщенных международных стандартов? В первом случае, боюсь, будет очевидный “пшик” и повод для российского юридического комьюнити просто поржать. Во втором — все скажут “это, все, разумеется, замечательно, только жить в ту пору прекрасную уже не придется ни мне, ни тебе…” и “отродясь в России этого не было, нет и не будет, поскольку абсурдно”.

В-третьих, кто платит, тот и заказывает — это почти аксиома. В данном случае, заказывает (банкует!) тот, кто формулирует вопросы эксперту. Вопросов может быть много и мало. И формулироваться они могут весьма творчески, по старой русской модели: “А уж не вольтметром ли измеряется напряжение?” Причем, учитывая, что заключения пишутся все-таки для общественности, то они должны быть, в итоге, общественности понятны, а не быть творчеством юристов для юристов. Более того, они должны все привести к тому, что общественность как основной заказчик всех независимых заключений поймет одну из двух простых вещей:

1) тот или иной, скажем, приговор в целом законен и обоснован, с отдельными нарушениями, не влияющими существенно на его действительность (вряд ли у кого есть сомнения, что заключение “приговор полностью и безусловно законен” относится к области юридических утопий);
2) приговор незаконен и не обоснован — в двух вариантах: дело может быть потенциально пересмотрено и дело не может быть принципиально пересмотрено (например, обвинение полностью абсурдно).

На подобные формулировки наталкивает логика существующего процессуального законодательства и смутно выраженные пожелания общественности. Хотя в заключении, конечно, все может быть написано совсем по-иному, но от предложенных окончательных формул все равно не убежишь.

А каковы будут результаты первого подобного заключения независимых экспертов? Даже страшно подумать.

Все что произойдет, будет оригинальной попыткой породить то, что на английском языке уже много столетий называется Law of Equity (право справедливости). Только это было там и у них. На российской же почве другого названия как “Право по понятиям” (пусть даже и экспертным) просто не придумаешь. Ну а там дальше и до сходняка (извиняюсь, за термин) в качестве органа для разбора дел и ситуаций недалеко. Суд уже и не нужен. А самые ближайшие и непосредственные последствия экспертно-общественной лихорадки следующие.

Во-первых, возникнет, как уже говорилось аналог уголовному процессу, по крайне мере по определенного рода делам, в виде “права экспертных заключений или “Права по понятиям”, альтернативный сверхвысший судебный орган Российской Федерации в виде сообщества экспертов.

Во-вторых, все и каждый начнут требовать передачи своих новых, старых и совсем забытых дел на рассмотрение экспертов. Кто сказал, что экспертная деятельность должна быть ограничена временными рамками? Если же по умолчанию будет решено, что принимать решения о передачи дел экспертам должен принимать президент, то ему не позавидуешь. Каждый будет заявлять: “Вот почему такому-то было можно, а мне нельзя?” И что делать? Писать Кодекс получения независимых экспертных заключений как дополнение к УПК?

В-третьих, постепенно будет создаваться соответствующее право независимых экспертных заключений (оно же “право по понятиям”), которое будет подменять собой уголовно-процессуальное и уголовное право. Выводы экспертов по отдельным делам будут сопоставляться и анализироваться, на их основаниях будут строиться прогнозы, а в случае расхождения — предъявляться претензии и устраиваться скандалы.

В-четвертых, наличие экспертного заключения, выводы которого будут удобны государству (наверняка будут и такие), может быть использовано как способ “торпедирования” решений, например, вы удивитесь, Европейского суда. С мотивом: “У нас народ в лице общественных экспертов — против. Исполнять не будем”. Абсурд, скажете вы. А подождите пару лет — увидите.

И — слабонервных прошу не читать — далее вроде как вырисовывается уже совсем замысловатая ситуация: на основании экспертных заключений общественные органы (Общественная Палата, например) могут начать обращаться к президенту за помилованием отдельных лиц, даже без их на то согласия, а то и ведома. То есть судебная система подвергнется окончательной и бесповоротной перестройке и частичной утилизации. Короче говоря: можно, конечно, выпустить джина на свободу. Только джины, как вы помните из сказок, выполняют только ограниченное число желаний, а правосудие, вроде как, нужно постоянно.

Дмитрий ГОЛОЛОБОВ