Почему они проиграли

На фоне массы публикаций о российских выборах выделяется интервью Игоря Юргенса еженедельнику The New Times (“Новое время”), озаглавленное “Мы проиграли охранителям”. Ведь председатель правления Института современного развития (ИНСОР) — один из членов команды президента РФ, архитектор его реформ. Это человек, чья деятельность многократно давала пищу слухам о том, что окружение Дмитрия Медведева принципиально против возвращения Владимира Путина в президентское кресло, причем не только по личным карьерным, но и по идейным соображениям. На то указывало и участие Юргенса в митинге на проспекте Сахарова 24 декабря прошлого года.

Данное интервью расставляет многие точки над “i”. Правда, нет в нем инсайдерской информации, например, о том, как принималось решение о рокировке Медведева и Путина. Эти механизмы скрыты и от деятеля такого уровня, как Юргенс. Когда же речь заходит о вещах иных, то его высказывания — зачастую небесспорные с точки зрения фактов — интересны не столько как источник информации, сколько как позиция типичного представителя соответствующей политической группы.

Какой сигнал дал Ярославский форум?

Итак, на ключевой вопрос интервьюера — главного редактора The New Times Евгении Альбац: “Когда вы поняли, что проиграли?” следует ответ: “Я вам могу привести один медицинский факт: 9 сентября 2011 года на Ярославском политическом форуме Медведев произнес речь кандидата в президенты. Произнес перед залом, в котором сидели много мировых имен, которых мы по его заданию собирали. Я помню, как одна очень известная француженка, президент Французской академии наук, мне сказала: “Если бы Саркози такую произнес речь, я бы аплодировала”[1].

_______________________________________________

1 На самом деле форум проходил 7—8 сентября, Дмитрий Медведев выступал в его последний день, и ни на момент проведения форума, ни позднее Французскую академию наук не возглавляла женщина.

По мнению Юргенса, ключевой поворот произошел именно в следующие две недели, ибо 24 сентября Дмитрий Медведев и сказал, что в президенты выдвинется Путин. Однако другие свидетельства с того же форума позволяют прийти к иным выводам. Так, участвовавший в нем директор Киевского центра политических исследований и конфликтологии Михаил Погребинский сразу по возвращении в Киев сказал автору этих строк, что Медведев, по его убеждению, выдвигаться в президенты не будет.

Политолог обосновывал это двумя обстоятельствами. Во-первых, в кулуарах практически все российские участники форума — и консерваторы, и либералы — утверждали, что баллотироваться будет именно Путин. И убежденность в этом усилилась как раз после речи Медведева.

Во-вторых, Погребинскому бросилось в глаза, что президента РФ не сопровождал никто из правительства, что по меньшей мере необычно для уровня руководителя любого государства. Точнее, был на форуме глава МИДа Сергей Лавров — но он приехал на открытие вместе с Путиным и тут же уехал.

Отсутствие министров выглядело явным “сигналом”. До начала сентября подобного не случалось.

Ливийские уроки для российского тандема

Как раз незадолго до Ярославского форума ливийские повстанцы заняли Триполи. Решающую роль в этом, очевидно, сыграли британский и французский спецназы, чье участие в этой операции не афишировалось, но признавалось и западной прессой, например Би-би-си, “Дейли телеграф”.

Именно события вокруг Ливии весной впервые обозначили разногласия в тандеме, о чем “2000” подробно писали (Тандем на фоне Ливии // № 14(553), 8—14.04.11). Особую важность ливийских событий признает и Юргенс.

“— История с Ливией была краеугольной, или стартовой, если хотите, в общественном мнении. Что делалось за сценой — не могу вам сказать.

— А почему именно история с Ливией?

— Потому что одним (Путиным) было сказано: “Это крестовый поход...” А другим — через 24 часа, даже меньше, в куртке главнокомандующего, на фоне сосен и соответствующих горок, но именно, подчеркиваю, в куртке верховного главнокомандующего железным голосом президент сообщил, что он принял то решение по голосованию на Совете Безопасности ООН. Это был очень яркий контраст в двух позициях: Медведев публично тогда скорректировал слова своего премьер-министра”.

Это обозначение разногласий по ливийскому вопросу было единственным. Но события вокруг этой страны, очевидно, и дальше влияли на отношения в тандеме. Ведь в чем был смысл российского отказа от вето по резолюции СБ ООН № 1973 (Россия воздержалась при голосовании наряду с Китаем, Бразилией, Германией и Индией)?

Такая позиция, как мы уже отмечали год назад, на деле означала “согласие с воплощением резолюции при декларативном снятии с себя ответственности за последствия”. Однако было несомненно, что и в случае российского или китайского вето Запад все равно стал бы участником ливийского конфликта. Поэтому санкционирование вмешательства имело еще один аспект: проверить, как будет вести себя Запад в ситуации, когда мандат вмешательства определен Совбезом.

Да, резолюция была расплывчата. С одной стороны, речь шла о бесполетной зоне, с другой — обо “всех необходимых мерах по защите гражданских лиц”. Под такими мерами можно было понимать удары по наступающим войскам Каддафи, но никак не бомбардировки его резиденций и других объектов, приводящие к жертвам среди мирных жителей. Кроме того, документ однозначно отвергал ввод наземных сил и снабжение оружием повстанцев (эмбарго на поставки вооружений в Ливию было введено еще резолюцией № 1970 Совбеза). И о нарушениях мандата ООН в мире заговорили сразу же.

Реальное значение резолюции вышло далеко за пределы конфликта в Ливии. Документ стал для Европы и Соединенных Штатов тестом на честность, на то, как они способны следовать букве и духу решения ООН, которое давало им широкий простор, но все же вводило военное вмешательство в определенные рамки. Оказалось, что и такие рамки для них неприемлемы (именно потому, думаю, в сходной ситуации с Сирией Россия изначально стала вести себя иначе).

Таким образом, к моменту определения кандидата в президенты российская элита получила наглядный урок. Ведь окружение Медведева ратует за большее сближение с Западом, но вот она какова оказалась — цена слова Запада, вот каково его отношение к международному праву и национальному суверенитету.

Партнерство или прогиб?

Юргенс и его единомышленники, как видно из этого интервью, не то что не сделали выводов из этой истории — они вообще не заметили ничего настораживающего в вольной трактовке резолюции СБ Западом. Вот что дальше говорит глава ИНСОРа:

“То, что произносится (Путиным), — это не поведение члена “восьмерки”. Медведев же как раз отлично осознавал, что как бы ни относиться к американцам, но США — если и не союзники, то страна, с которой мы сидим и в “восьмерке”, и в “двадцатке”, и которая в годы президентства Барака Обамы дружественно настроена в отношении России”.

Вообще-то в “большой двадцатке” Россия “сидит” не только с Соединенными Штатами, но и с Китаем и Индией, у которых отношение к ливийскому конфликту было сходно с московским; более того, в ту же двадцатку входит и ЮАР, которая вместе с другими странами Африканского Союза поначалу активно пыталась усадить мятежников за стол переговоров с Каддафи — и вполне возможно, преуспела бы в этом, не прими вмешательство Запада такие формы.

Но все эти нюансы Юргенс игнорирует. Для него главное — понравиться Штатам. Правда, непросто понять, в чем же заключается дружественное отношение США к России. Так, Юргенс в особый актив Медведеву заносит поездку на саммит НАТО в ноябре 2010-го. Он говорит: “Знаю это очень хорошо, потому что сам мотался по всем этим делам, пытался влиять на документ, который готовила группа мудрецов во главе с Мадлен Олбрайт, где раз и навсегда было сказано: Россия не враг, Россия скорее партнер”.

Но в чем же новизна такой декларации, если в подписанном еще в начале 1997-го документе более высокого уровня — Основополагающем акте о взаимоотношениях РФ—НАТО — говорится: “Россия и НАТО не рассматривают друг друга как противников... Они намерены развивать на основе общих интересов, взаимности и транспарентности прочное, стабильное и долговременное партнерство”. Доказательство тому — участие РФ в программе “Партнерство во имя мира”, причем важнейший акт в рамках этой программы был принят как раз в период президентства Владимира Путина. В 2007-м он подписал федеральный закон № 99 о ратификации соглашения между государствами — членами альянса и другими странами, участвующими в вышеупомянутой программе.

Однако партнерство утверждается прежде всего не словами, а делами. Отсутствие взаимопонимания в вопросе о ПРО говорит куда больше, чем все декларации. И не случайно Россия и при нынешнем президенте отказывается участвовать в предстоящем саммите НАТО, если не будет достигнут прогресс в данной сфере.

Но Юргенс об этом молчит. И неспроста. Трудно поверить, чтобы представитель такого уровня не видел разницы между словом и делом. Проблема в том, что понятие “партнерство с Западом” для него и его единомышленников подразумевает не диалог равноправных, а уступчивость перед Западом. Ведь слово “суверенитет” в этом интервью вообще не употребляется, а “Запад” фигурирует только в позитивном контексте.

Это ключевой фрагмент интервью. Комментируя его, российский политолог Борис Межуев пишет в ЖЖ: “Вполне честно человек признает: мы готовили Медведева, чтобы прогнуться перед Западом. И вот в какой-то момент Путин прогибаться не захотел. Скандал! Такое поведение несовместимо с членством в восьмерке... Худшей рекламы уходящему президенту нельзя было и придумать”.

Преимущества вице-президентства, учрежденного нелегитимным парламентом

А вот понимание механизмов отношений в рамках одной политической силы у Юргенса совсем не западное. Это ясно видно из его ответа на вопрос “А как же заявление (Дмитрия Медведева. — А. П.) 24 сентября: “Мы договорились очень давно...

Игорь Юрьевич заявил: “Я в это не верю. Как не верю, что Медведеву были предъявлены какие-то замеры общественного мнения, что один сильно популярнее другого. Как делаются наши замеры, во-первых, мы знаем. Во-вторых, а какой кандидат в президенты будет смотреть на замеры другого кандидата? Что, Ельцин смотрел на замеры Зюганова? Нет, здесь было что-то другое”. И далее — намек, что на Медведева “надавили”: “Думаю, просто у каждого человека есть свой болевой порог”.

Вообще-то о большей популярности Путина, чем Медведева, в 2008—2011 гг. свидетельствовали практически все соцопросы. Достаточно заглянуть, например, на сайт фонда “Общественное мнение” (его глава Александр Ослон, кстати, входит в правление ИНСОРа). Другое дело, что разрыв в рейтинге доверия между премьером и президентом всегда был не слишком велик — куда меньше, чем между Ельциным и Зюгановым в начале 1996-го. Ну и что с того?

Соцопросы в российских условиях были адекватным аналогом американским предварительным (первичным) выборам — праймериз. Проведение же последних в РФ означало бы открытое соперничество представителей власти друг с другом. А ведь и в США закономерно не было прецедентов, чтобы на праймериз действующий президент боролся с вице-президентом или госсекретарем.

Когда в Великобритании премьер в результате кулуарных договоренностей уступал посты главы правительства и лидера партии другому государственному деятелю (например, Черчилль — Идену, Тэтчер — Мэйджору, Блэр — Брауну), никто в стране не заявлял, что чувствует себя оскорбленным оттого, что политики решили сменить лидера страны за спиной народа. В России же ключевое возмущение вызвала именно такая договоренность (хотя, на мой взгляд, изъявляющие негодование по этому поводу лукавят, не желая признать, что им не по нраву именно выдвижение Путина).

Но если считать нормой ситуацию, когда представители одной партии борются друг с другом за власть, как Ельцин с Зюгановым, то нормальных партий в стране не будет никогда. Однако кое-кому, видимо, хотелось бы, чтоб ИНСОР приложил руку к римейку газеты “Не дай Бог”[2], стращая народ возвращением Путина.

_________________________________________

2 “Не дай Бог!” — бесплатная еженедельная газета, выходившая большим тиражом (до 10 млн. экз.) перед выборами президента России 1996 г. Публиковала негативные материалы в адрес Геннадия Зюганова, главного соперника тогдашнего президента Бориса Ельцина.

Такой сценарий не состоялся. Но Юргенс сейчас думает над другим сценарием: как закрепить за Медведевым реальную президентскую перспективу через шесть лет. По его мнению, после всех социальных обещаний Путина пост премьера-министра — “расстрельная должность”, поэтому нынешний глава государства должен становиться не главой правительства, а вице-президентом. Правда, такой должности нет в конституции, как заметила в ответ на данное заявление Альбац. Но это не смущает главу ИНСОРа: “При нынешних Думе и Совете Федерации все нужные поправки можно было бы внести в два дня. Вы разве не помните, как президентский срок (с 4 лет на 6) был изменен?

Такая идея замечательно смотрится на фоне другого фрагмента интервью, где Юргенс выражает надежду, что когда “устаканится политическая ситуация”, пройдут досрочные выборы, в результате которых “появляется легитимный парламент”.

То есть “нелегитимный парламент” сгодится для изменения конституции ради введения поста вице-президента (в том-то, видимо, и состоит прелесть “современного развития”). И тот, кто его займет, разумеется, вовсе не должен будет отказываться от должности ввиду “нелегитимности” учредившего ее органа. Вообще снять кого-либо с такого поста практически невозможно без новой конституционной реформы. Именно в этом и заключается преимущество вице-президента перед премьером, которого глава государства может уволить в любой момент.

Интеллигенты и олигархи. Органичный союз

Не хотелось бы предполагать, что Юргенс задумывается над тем, чтобы Медведев вернулся в Кремль при обстоятельствах наподобие тех, при которых вошли в Белый дом хозяевами Эндрю Джонсон и Линдон Джонсон. Эти вице-президенты, как известно, сменили убитых Авраама Линкольна и Джона Кеннеди. На финальный вопрос интервью: “Кровь может пролиться?” — руководитель ИНСОРа отвечает: “Нет, я не вижу сил, которые на такое способны. Ну, кроме провокаторов...

Однако градус ненависти в российской блогосфере зашкаливает. Взять хотя бы запись заместителя главного редактора “Эха Москвы” Владимира Варфоломеева в “живом журнале” (ЖЖ), где он объясняет, почему для оппозиции лозунг “за честные выборы” уже не актуален: “Речь надо вести в данном случае не о добавлении кандидатов в протестный сегмент (что само по себе было бы правильно и честно, разумеется), а о ликвидации путинской социальной базы. Есть 40—50 миллионов граждан, которые его поддерживают в любом случае”. Способ “ликвидации”, правда, не уточняется.

А ведь в принципе эти слова представляют собой развитие и заострение мысли, высказанной Юргенсом там, где он характеризует причины и виновников срыва предложенной им президенту РФ модели модернизации: “Это — военно-промышленный комплекс, нефтегазовый, агропромышленный комплекс, оборона, то есть армия, — вот эти четыре кластера производят процентов 30—40 ВВП, а занятых в них еще больше. И это — оплот тех сил. Слово “модернизация” воспринималось там как что-то ненавистное. Эти четыре блока являют собой автоматически (и не только в России) силы консерваторов”.

Казалось бы, вот главная задача: провести такую модернизацию, которая была бы интересна именно этим секторам, ибо за ними (вместе с членами семей) — большинство населения. Но ИНСОР предлагал модернизацию вопреки интересам большинства. Как видно из ключевого документа института — доклада “Россия XXI века: образ желаемого завтра” (презентован в феврале 2010 г.), “желаемое завтра” слишком похоже на “вчера” в образе 90-х годов прошлого века.

Конечно, такие рецепты в ближайшее время не понадобятся новому российскому президенту. Однако с уходом юргенсов от центров принятия решений не снимется одна из ключевых российских проблем, воплощаемая подобными институтами. Она состоит в органичности союза столичной (в основном) интеллигенции с олигархатом, которую подметил еще Борис Березовский, когда в 2000-м собирался раздать интеллигенции свои акции ОРТ.

Ведь для интеллигенции ключевая задача — максимально ослабить само государство российское, которое она неизменно и параноидально подозревает в воссоздании тоталитарного режима. Олигарх заинтересован в таком ослаблении: тогда он сможет спокойно распоряжаться природной рентой[3].

_______________________________________________

3 Одним из первых шагов правительства Гайдара стала отмена экспортных пошлин на нефть, которые были восстановлены только при кабинете Примакова во время кризиса 1998-го. После этого Ходорковский и придумал избегать пошлин, именуя экспортируемую нефть скважинной жидкостью.

Кроме того, для интеллигента олигарх у власти — это гарантия контроля Запада над Россией. Деньги-то у олигарха — в западных банках. И чтобы этими средствами беспрепятственно пользоваться, он не станет Запад напрягать. Для олигарха же интеллигент ценен как умелец искусными словесами трансформировать (скажем прямо — искажать) реальность, т. е. превращать “лихие 90-е” в “свободные 90-е”, а там и вообще — в “желаемое завтра”.

И переход в открытую оппозицию отдельных представителей медведевской команды подольет немало масла в огонь российских политических страстей, который, по нормальной логике, должен был бы угаснуть с завершением выборов. Но гаснет он слишком медленно.

Алексей ПОПОВ