От Москвы до самого Давоса

Неделя выдалась насыщенной событиями в первую очередь международного плана. 24 января в Давосе в присутствии президента Украины и премьера Нидерландов было подписано соглашение о разделе продукции (СРП) между Украиной и транснациональной корпорацией Shell со штаб-квартирой в Голландии. Документ касается добычи сланцевого газа на Юзовском месторождении в Харьковской и Донецкой областях.

Отметим кстати, что термин “сланцевый газ” относительно Юзовского месторождения некорректно. Речь идет о так называемом газе плотных пластов, по-английски tight gas (тогда как сланцевый газ именуется shale gas, но зачастую и у нас, и в других странах весь нетрадиционный газ именуют сланцевым).

О четырех измерениях СРП

Это соглашение имеет несколько измерений: технологическое, экономическое, экологическое (о них более подробно читайте, пожалуйста, в материале Леонида Гусака “Опасная сланцевая война докатилась до Украины” на стр. A1) и политическое.

Хотелось бы дополнительно обратить внимание лишь на некоторые экономические и экологические аспекты соглашения, сосредоточившись в основном на политической ситуации вокруг этого документа.

В экономическом плане его успешная реализация означает уменьшение зависимости Украины от импорта газа. Именно уменьшение, а не ликвидацию. Однако уменьшение все-таки существенное. Так, предполагается, что на пике добыча здесь составит 8—10 млрд. кубометров в год, т.е. 25—30% нынешнего импорта газа.

Но в добытом газе Украине будет принадлежать лишь около трети, когда проект выйдет на самоокупаемость, и 60%, когда добыча достигнет пика. Прочий газ будет принадлежать Shell, и теоретически компания сможет его даже экспортировать, хотя продажа на внутреннем рынке гораздо вероятнее.

В любом случае максимальный уровень добычи будет достигнут даже не в этом десятилетии. Последствия же удорожания газа ощутимы для экономики уже сейчас. На прошлой неделе пришла информация о том, что в минувшем году украинская металлургия уменьшила производство на 7%. Такого спада не было ни в одной крупной сталелитейной державе. В итоге страна опустилась сразу на две ступеньки в мировом рейтинге производителей стали, замкнув десятку. Это во многом связано именно с удорожанием газа.

А снижение экспорта металла (на него приходится более трети товарного экспорта) грозит снижением курса национальной валюты. Впрочем, проще модернизировать металлургию, чем дожидаться появления сланцевого газа, который к тому же не будет дешевым.

Экономическое измерение не сводится к одной цене газа. Заказы должны получить украинские предприятия, скажем, производители труб. Но здесь есть не только плюсы. Так, из оборота будет выведено немало земель, в том числе и сельскохозяйственных. О последнем пока не говорят, сосредотачиваясь на ущербе для дикой природы лесов, степей и болот. Однако сельхозугодья составляют лишь около трети площади месторождения, а законодательство запрещает вести добычу полезных ископаемых на пахотных землях.

Но, во-первых, сельскохозяйственные угодья не сводятся к пашне, во-вторых, у нас давно работают технологии изменения целевого назначения земельных участков. И в третьих, поскольку скважин потребуется гораздо больше, чем при обычной газодобыче, трудно представить, что сельхозугодья можно обойти. Так, на месторождении Барнетт в северо-западном Техасе на каждые два квадратных километра приходится три скважины. При меньшей плотности добыча просто нерентабельна.

И здесь мы подходим к измерению экологическому, которого “2000” уже подробно касались в прошлом номере.

То, что речь идет не о собственно сланцевом газе, а о газе плотных пород, для экологии принципиального значения не имеет. Да, сланцевый газ пока не создавал таких экологических проблем, как крушение нефтяных танкеров. Однако утешаться этим не стоит — ведь его разработка в мире только начинается. Лишь США, Канада и Китай ведут промышленную добычу этого топлива. Но ни в одной европейской стране ее пока нет, и во многом по экологическим соображениям.

И есть серьезная опасность, что негатив разработки сланцевого газа проявится даже раньше, чем он потечет по украинским трубопроводам. Ведь когда речь заходит о сокращении энергозависимости от России, украинский чиновник совершенно теряет голову. И так было, при самых разных администрациях (достаточно вспомнить и нефтепровод Одесса—Броды, куда так и не пошла каспийская нефть, и подписание соглашения о строительстве терминала для сжиженного газа с испанским лыжным инструктором).

О лоббизме, которого боятся хотя его и нет

Однако, похоже, что в случае со сланцевым газом разработка новых месторождений будет находиться под прицелом оппозиции (или ее весомой и активной части).

Речь уже пойдет о политическом измерении проблемы. До недавнего времени нынешняя оппозиция благосклонным молчанием встречала все усилия власти по достижению энергонезависимости. Ведь для оппозиции чем меньше российского газа, тем лучше, только оппозиционный статус не позволял эту власть хвалить.

В минувшем году “Свобода” высказалась против разработок сланцевого газа во Львовской области именно по экологическим причинам. Сейчас же она выступила и против разработки Юзовского месторождения. Это сильный ход, так как партия, которую в других случаях вполне обоснованно упрекают в расколе Украины, в данной ситуации демонстрирует одинаковый экологический подход и к западу, и к востоку.

Против разработки Юзовского месторождения выступила в Харьковском облсовете и местная “Батькивщина”. Но на центральном уровне партия эту тему не затрагивает. Что же касается “УДАРа”, то один из его видных депутатов Оксана Продан сказала, что партия и фракция будут инициировать детальное изучение СРП. То есть “УДАР” официально насторожен по отношению к соглашению, но не враждебен ему.

Интересно, как поведет себя оппозиция на Львовщине, когда перейдет в практическую плоскость разговор о разработке Олесского месторождения. Ведь все прочие оппозиционные партии в регионе — младшие партнеры “Свободы”.

В целом возможны два сценария, и оба выгодные для власти. Первый — сланцевый вопрос раскалывает оппозицию или по крайней мере обнажает ее разногласия. Ведь проблема слишком масштабна, чтобы ее можно было игнорировать. При этом раскол может оказаться не только межпартийным. Разногласия между “Свободой” и ее партнерами в парламенте легко приведут к тому, что в областях, где намечена добыча сланцевого газа, часть видных представителей “Батькивщины” и “УДАРа” разойдется со своими партиями и сблизится с партией Тягнибока.

Второй сценарий — это выступление всей оппозиции против сланцевого газа. В этом случае власть постарается предстать в глазах Запада как единственный гарант многомиллиардного проекта.

Некоторые аналитики даже считают, что независимо от позиции оппозиционеров Янукович может привязать к себе Запад сланцевым газом и уменьшить давление на Украину.

Но все перечисленные выгоды отнюдь не бесспорны. Во-первых, “сланцевый Чернобыль” (пусть даже гораздо меньшего масштаба) перечеркнет все эти выгоды. Причем если он случится на Юзовском месторождении (а так как его начнут разрабатывать раньше, то оно и опаснее в этом плане), то власть понесет удар на своем электоральном поле.

И, во-вторых, не надо придавать лоббизму Shell значение исключительного фактора. Ведь это отнюдь не единственная мощная западная ТНК. Да и будет ли такой лоббизм? Перед глазами пример Ливии, куда Каддафи пустил не одну западную кампанию. И чем все кончилось? А ведь объективно для Запада риски от смены власти в мусульманской Ливии куда больше, чем риски от смены власти в Украине. Будь Shell заинтересован в лоббизме, он бы способствовал полномасштабной встрече голландского премьера Марка Рютте с Виктором Януковичем в Давосе, а так дело ограничилось лишь их совместным присутствием на подписании соглашения.

Об успешном визите Януковича в Давос и ланче, который пришелся ему не по вкусу

В целом визит президента страны на Всемирный экономический форум в Швейцарию (независимо от подписания крайне неоднозначного СРП) надо считать более успешным, чем прошлогоднюю поездку. В 2012м Янукович из действующих государственных деятелей встречался лишь с президентами Польши и Азербайджана, с которыми он и так регулярно общается.

В нынешнем году встреч было также две, но они значимее. С новым премьером и фактическим лидером Грузии Бидзиной Иванишвили Янукович впервые установил личный контакт. Еще более важна встреча с главой Европарламента Мартином Шульцем. Скорее всего — это согласованный Шульцем с исполнительными структурами ЕС зондаж настроений украинского руководства за месяц до общения Януковича с Баррозу.

Год назад общения с видными представителями европейских структур у Януковича не было. И нынешнюю встречу вряд ли надо объяснять одним фактом соглашения о сотрудничестве между ПР и фракцией евросоциалистов в ЕП, к которой принадлежит и Шульц. Ведь в прошлом представители фракции (в том числе и лично спикер ЕП) многократно высказывались против “политических преследований” в Украине, пусть не так резко, как народники, но вполне однозначно. Звучали у евросоциалистов и голоса о досрочном разрыве соглашения с “регионалами”. Так что встречу никак нельзя было считать заранее предопределенной.

Также обращает на себя внимание то, что президент впервые за 3 года не остался на “украинском ланче”, который традиционно организовывает в Давосе Виктор Пинчук. После того как проводимая Пинчуком ежегодная встреча “Ялтинской европейской стратегии” превратилась в сеанс публичной порки украинской власти в присутствии самой власти, такой шаг более чем целесообразен. Ведь участники ланча и Ялтинской встречи во многом одни и те же.

Естественно, шедро была на давосском ланче представлена украинская оппозиция, которая говорила традиционные мантры о европейском выборе. Присутствовавший там же украинский бизнес не был настроен столь однозначно.

Удачно выступили здесь посланцы правительства. Даже весьма критически настроенная “УП” отметила, что вице-премьер Юрий Бойко поразил гостей, выступая на английском языке без бумажки. Она же с беспокойством зафиксировала и изменение акцентов представителей власти, которые “больше не говорили о членстве в Евросоюзе как о цели, зато уже в открытую говорили о формализации отношений с Таможенным союзом”. Эту линию особенно выразительно проводил новый глава МИД Леонид Кожара. Фактически те же мысли он высказал и 28 января в Киеве на встрече с участниками Европейской бизнес-ассоциации.

И если раньше члены властной команды делали сигналы в сторону ТС в основном на встречах с российскими коллегами, то сейчас о том же говорится перед западной аудиторией, и это кажется знаком изменения настроений руководства страны, хотя не исключено, что налицо игра в преддверии встречи Януковича с Баррозу. Объективно более серьезным событием в отношениях с Россией являются не изменения акцентов украинской власти, а выставленный “Газпромом” счет на 7млрд. долларов за газ, который не был куплен Украиной. Ведь контракт между “Нафтогазом” и “Газпромом”, подписанный 4 года назад благодаря Юлии Тимошенко, предполагает принцип “качай или плати” (подробнее об этом, пожалуйста, читайте также в материале Сергея Лозунько “О газовых долгах и софистике от Балоги” на стр. A1).

О “шансах сторон” и переделе уступок

“Газпром”, очевидно, зачел только закупки, совершенные самим “Нафтогазом”, и не считал топливо, которое поступило на Украину через компанию Дмитрия Фирташа Ostchem. Оттого-то и долг так велик. С одной стороны, появление таких претензий естественно — ведь “Нафтогаз” не добирал законтрактованное топливо с начала прошлого года.

Но с другой-то стороны — почему проблема появилась только сейчас, когда такой счет можно было предъявить и раньше? Следовательно, между сторонами было какое-то подобие джентльменского соглашения о том, что претензии по какой-то причине предъявляться не будут. А причиной, очевидно, были переговоры о судьбе украинской ГТС.

В то, что причиной стало СРП, как утверждает ряд представителей оппозиции и близких к ним экспертов, поверить сложно. Ведь это означало бы, что “Газпром” готов был простить Украине невыполнение контракта, лишь бы она не занималась сланцевым газом? Просто смешно. Не было никаких сигналов, что Киев может отказаться от разработки нетрадиционного топлива, или что западные компании откажутся его разрабатывать на Украине. Так что СРП вполне предсказуемо.

Нет, выставление счета — это сигнал о том, что зашли в тупик переговоры о ГТС.Заодно в Москве, вероятно, такую претензию считают способом оживить диалог. А для Киева — с точки зрения соблюдения многовекторности, после шага на Запад (СРП) — был бы логичен шаг на Восток. Более того, соглашение по сланцевому газу как раз дает власти больше свободы для такого шага.

Трудно объяснить, почему при этом украинская сторона вела себя так, будто отсутствие претензий по поводу сокращения закупок гарантированно. Прежде всего это касается не столько усилий по сокращению внутреннего потребления и развития альтернативных внутренних источников энергии (того же сланцевого газа), что вполне можно было бы понять, сколько заявления об импорте газа от других поставщиков (LNG-терминал и поставки газа из Западной Европы).

28 января на встрече с делегацией немецкого концерна Ferrostaal Николай Азаров в очередной раз сообщил: “Украина заинтересована в поставках природного газа из Европы, который сейчас значительно дешевле российского... Украина может получать газ из Европы на значительно лучших условиях, чем из России: в европейских контрактах вообще нет требования “бери или плати” и нет штрафных санкций за недобор газа” (Правительственный портал, 28.01.2013).

Если называть вещи своими именами, украинская власть провоцировала российских партнеров, показывая, что не воспринимает всерьез известные пункты контракта, помимо прочего, показывая пример, что с заключенными с “Газпромом” контрактами можно обращаться достаточно “свободно”. Поэтому на фоне общего охлаждения украинско-российских отношений выдвижение претензий “Газпромом” было лишь делом времени. Политическая составляющая этого шага совершенно очевидна.

При этом пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков пояснил, что в финансовом споре “Газпрома” и “Нафтогаза” Кремль вряд ли является судьей.

“Выполнять контрактные обязательства нужно. Но это корпоративный вопрос. “Газпром” — продавец, “Нафтогаз” — покупатель. И Кремлю здесь нечего комментировать” (ИЗВЕСТИЯ, 27.01.2013).

Т.е. российская сторона на данном этапе рассматривала претензии как кулуарное средство воздействия, но именно с украинской стороны вопрос перенесен в публичную плоскость, что, естественно, значительно снижает шансы на “бескровное” решение — ведь каждой из сторон теперь важно сохранить лицо.

Рискнем дать прогноз, что до полномасштабной “газовой войны” дело не дойдет. Хотя запуск “Северного потока” снизил зависимость “Газпрома” от украинской ГТС, но на Балканском направлении до появления “Южного потока” (не ранее 2015 г.) альтернативы ГТС нет. Да и в целом очередное “перекрытие крана” чревато для “Газпрома” и России большими издержками, не только финансовыми, но и имиджевыми. Ведь повод для таких действий не выглядит столь убедительным, как при отсутствии контракта, как было ранее.

Действующий контракт дает “Газпрому” однозначное право на прекращение поставок лишь при неоплате полученных объемов газа. Прочие конфликтные ситуации должны рассматриваться в Стокгольмском арбитраже, и теоретически “в крайнем случае” Украина даже может потребовать от России неустойку (в соответствии с контрактом) за возможное прекращение поставок. Так что, если стороны сами не найдут компромисс, дело перейдет в арбитраж, и наверняка рассмотрение там будет не быстрым.

Что же касается “шансов сторон”, то сколько экспертов — столько и мнений. Мы же не можем не обратить внимания на слова министра иностранных дел Леонида Кожары: “Мы готовы рассматривать с Российской Федерацией вопрос погашения долга реструктуризацией, чтобы наше сотрудничество развивалось поступательно, в духе стратегического партнерства” (ЛИГА.Новости, 29.01.2013).

Очень странное заявление! Ведь перед любыми переговорами (а они часто не обходятся без блефа) для каждой стороны самой желанной является информация о пределе уступок, на которые готовы визави. К примеру, если продавец “просит” у вас 15тыс.“у.е.” за машину, но вам стало известно, что он готов уступить за 12 тыс., то наверняка на большую цену вы и не согласитесь.

Своим же заявлением опытнейший дипломат Леонид Кожара фактически обозначил то, что Украина признает (по крайней мере осознает слабость своей позиции) правомочность претензий “Газпрома” и рассчитывает лишь на более-менее приемлемые для себя условия их удовлетворения. Естественно, для российских переговорщиков это сильно облегчает задачу.

О ситуации вокруг Тимошенко

Скандал вокруг последнего демарша Юлии Владимировны с участием соратниц постепенно утихает. Оппозиции не удалось добиться созыва посвященной ему внеочередной сессии парламента.

Да, позицию спикера Владимира Рыбака трудно признать юридически безупречной — в Регламенте говорится лишь о том, что “Внеочередные сессии Верховной Рады, с указанием повестки дня, созываются Председателем Верховной Рады Украины в соответствии с частью второй статьи 83 Конституции Украины (“Внеочередные сессии Верховной Рады Украины, с указанием повестки дня, созываются Председателем Верховной Рады Украины по требованию не менее трети народных депутатов Украины от конституционного состава Верховной Рады Украины или по требованию Президента Украины”). Мотивированные требования о созыве внеочередной сессии Верховной Рады, подписанные их инициаторами, вместе с проектами документов, которые предлагаются к рассмотрению, направляются Председателю Верховной Рады Украины. При этом подписи инициаторов не отзываются”.

Как видим, тут ничего не говорится ни о подписных листах, которые должен выдать Секретариат парламента (Арсений Яценюк обвинил Секретариат в задержке с их подготовкой), ни о проверке подлинности подписей народных депутатов. Очевидно, что порядок поддержки нардепом требования созыва внеочередной сессии носит произвольный характер и совершенно не требует его личного присутствия в момент подачи требования на территории Украины (отсутствие нескольких “подписантов” на территории Украины стало основанием для непризнания их подписей).

Однако сам тот факт, что из примерно двухсот депутатов от трех оппозиционных фракций и близких к ним внефракционных потребовали созыва сессии лишь 158 (с самым минимальным “запасом”, который Секретариат Рады смог “аннулировать”), говорит о многом. Похоже, несозыв сессии устроил всех.