“Освобождение” по найму?

Его кандидат на пост мэра Львова пообещал украинцам “социальную национальную революцию”. Уже 31 октября. И показательные расстрелы. Бюллетенями. Лидер партии таких широких обещаний давать не стал. По его словам, задача — установить контроль над еще над четырьмя областными советами в Западной Украине — в дополнение к Тернопольскому, “завоеванному” еще полтора года назад. Впрочем, когда Олега Тягнибока спросили, претендует ли он на кресло председателя Львовского облсовета, он только улыбнулся и заявил, что считает себя деятелем не регионального, а общенационального уровня. Почему-то вспомнилось, как Адольф Гитлер — на суде над организаторами “пивного путча” — в ответ на предположение, что он планировал стать министром, театрально расхохотался и объявил, что на мелочи не разменивается. а собирается “уничтожить марксизм во всем мире”.

“Йоббики” Тягнибока

Впрочем, почему “почему-то”? Рост популярности радикальных националистов — отнюдь не галицкая, а как минимум общеевропейская тенденция. И объяснения этого феномена как будто списаны из исторических исследований, посвященных 20—30-м годам минувшего столетия. Разочарование в возможностях демократии и рыночной экономики, финансовый кризис, ударивший в первую очередь по среднему классу, поиск простых политических решений, тоска по сильной руке, готовность списать все беды на засилье чужих… Ну разве что в роли “чужих” на этот раз выступают не евреи, а мигранты. Из стран третьего мира. Или даже из европейских стран победнее. Если уж Николя Саркози не стесняется настаивать на высылке из Франции румынских цыган, а Ангела Меркель в открытую заявляет о провале идеи мультикультурализма (“не сработала идея”, как в свое время выразился незабвенный Леонид Данилович), то чего смущаться восточноевропейским радикалам? Из венгерской партии “За лучшую Венгрию” (известную у нас как “Йоббик”), скажем… Или из украинской “Свободы”…

Разумеется, для отечественных “йоббиков” борьба с миграцией — задача важная, но не главная. Для них “чужие” — это не столько темнокожие торговцы секонд-хендом на Шулявке, сколько “русскоязычные оккупанты” и их пособники из самых что ни на есть “чистокровных” украинцев. Ну а в другом — риторика общая для всех европейских правых радикалов. Чего стоят только громогласные инвективы в адрес “либерастов” и “толерастов”, звучащие на митингах “Свободы”, или рассуждения Тягнибока о том, что “демократия — это хаос”. Конечно, не стоит путать желание украинских радикалов “шагать в ногу” с Ле Пеном и “Фьямма триколоре” с настроениями их потенциальных избирателей, многие из которых о мультикультурализме никогда и слыхом не слыхивали, потому и разочароваться в нем не могли. Но Тягнибок и не пытается “строить из себя умного”, он нащупывает то, с чем “пересічний громадянин” внутренне согласен, пусть даже и не решается об этом сказать вслух.

Кузнецы его счастья

С другой стороны, и самих “запретных” тем в украинской политике за последние годы стало меньше. Дискредитировать демократию и парламентаризм первым начал совсем не лидер “Свободы”. Этим занимались все украинские президенты эпохи независимости, которым Верховная Рада только мешала. А собственную беспомощность или просто лень так легко было объяснить тем, что главу государства по рукам и ногам связывали демократические ограничения. И сакраментальное “Почему вы решили, что люди не хотят диктатуры?” произнес тоже не Тягнибок. Кстати, именно поэтому рост популярности национал-радикалов в нашем конкретном случае — это отнюдь не прямое следствие “разочарования в демократии” и тоски по сильной руке. За “сильную руку” украинские избиратели проголосовали еще в январе. 35,32% — за “железного хозяина”, 25,05% — за “хозяйку”...

За девять месяцев, конечно, парламентская демократия не стала популярнее. Изменились разве что личные симпатии. И в этом — но только в этом — смысле результаты местных выборов будут уже следствием разочарования в январском “бегстве от свободы”. Теперь — к “Свободе” по-тягнибоковски. В Германии 20-х “продажный парламентаризм” критиковали, кстати, не только нацисты, но и левые, и вполне респектабельные правые. Каждый в надежде на то, что это поможет прийти к власти именно ему. Только выиграть в этом состязании мог только один. И шансов было больше как раз не у тех, кто пользовался большей поддержкой. А у тех, кто в своем презрении к демократии был самым последовательным, а в достижении целей — самым бесцеремонным.

С другой стороны, бесцеремонность победителей президентских выборов в проведении своей “гуманитарной политики” стала для свободовцев не меньшим подарком, чем инфляция демократических ценностей. В этом тоже нет никакого ноу-хау — немецкие национал-радикалы в 20-е годы вовсю использовали чувства обывателя, оскорбленного “версальской несправедливостью” по отношению к Германии. Но если поведение победителей в Первой мировой еще можно объяснить подозрительной беспечностью, то демонстративное, нарочитое наступление на все, что вызывает у новой власти ассоциации с оранжевой эпохой (а ассоциации, как показывает практика, может вызывать даже простое присутствие украинского на телевидении и в кино), выглядит сознательной провокацией. Стремлением загнать ту часть интеллигенции, которую идеологи нового режима называют “национально озабоченной” в политическое, интеллектуальное (а, по возможности, и региональное) гетто. Рост популярности радикалов, выступающих в роли “последних защитников украинства”, бело-синим “гуманитариям” только на руку — по их глубокому убеждению, лучшего способа дискредитировать оппонентов и придумать сложно.

Часть оппозиционной интеллигенции, кстати, с азартом включалась в эту игру. Впрочем, подыгрывать Тягнибоку она начала тоже не сегодня. Скажем, кампания по героизации ОУН и лично Степана Бандеры — даже если ее участники искренне верили в то, что они “всего лишь” восстанавливают историческую справедливость, — рано или поздно должна была привести к тому, что самыми популярными политиками среди адептов станут те, чье поведение будет едва ли не буквально копировать лозунги и стиль бандеровцев 30-х годов. Что ни говори, а у “Свободы” это получается лучше, чем у “Батьківщини”, не говоря уже о “Нашей Украине”.

Кто кого нанял?

Нашеукраинцы — и нынешние, и бывшие — склонны, впрочем, объяснять успехи Тягнибока куда более прозаично. Юрий Луценко, скажем, недавно потребовал, чтобы “Свобода” откровенно рассказала, кто ее финансирует. Дескать, расходы, на избирательную кампанию — по крайней мере, такую масштабную, какую проводят свободовцы, требует не меньше 10 млн. долларов. Собрать которые представители малого и среднего бизнеса, о которых рассказывает Олег Ярославович, просто не в состоянии. Стало быть, есть крупные инвесторы. Иначе говоря, олигархи. Тягнибок отшучивается, как мантру повторяет тезисы о “малом и среднем”, но фамилий все равно не называет. Уже и “Украинская правда” обратила внимание, что сообщения об акциях свободовцев рассылаются с факса киевской организации Партии регионов, и даже Наталья Витренко(!) приревновала “Свободу” к ПР, а в ответ звучит: “не надо завидовать”, и никто из олигархов “не сможет утверждать, что контролирует нас”.

Ну, было бы странно ожидать, что кто-то из крупных собственников, и без того немногословных, стал бы хвастаться, что дает деньги и уж тем более контролирует столь радикальные организации. Это во-первых. Во-вторых, поддержка может заключаться не только в финансировании. У крупного капитала и политических тяжеловесов есть и другие возможности посодействовать “молодым и перспективным”. На эти возможности, кстати, и намекала Витренко. А в-третьих, если внимательно проследить за намеками и прямыми утверждениями, звучавшими в разное время в отечественных СМИ, то симпатии к Тягнибоку крупные собственники передают друг другу почти как в эстафете олимпийского огня. Сначала говорили, что “Свободу” поддерживает Петр Дыминский — это когда ее деятельность ограничивалась Галичиной. Массовую рекламную кампанию Тягнибока во время киевских выборов 2008 года объясняли политическим расчетом не то Рината Ахметова, не то Бориса Колесникова, “топившего” якобы таким образом Юрия Луценко (хотя еще можно поспорить, кто его на самом деле утопил). Во время тернопольских выборов 2009 всплыла фамилия Игоря Коломойского. А сейчас все больше говорят об Андрее Клюеве. Если все это правда, то ни о какой постоянной зависимости речи быть не может по определению. В крайнем случае — о сдельном сотрудничестве. На взаимовыгодных условиях.

Зачем Тягнибок бело-синим? В общем-то, понятно. Во-первых, мобилизовать собственный электорат. “Улучшения жизни уже сегодня” пока не наступило, “строительство новой страны” — дело долгое, а “неофашисткая угроза” — вот она, на расстоянии вытянутой руки. Недаром регионалы выступили с инициативой в очередной раз законодально закрепить запрет пропаганды идей фашизма и неонацизма. Не русских же националистов и не Николая Левченко авторы закона имели в виду! Во-вторых, Тягнибок уже давно выступает в роли спойлера “Нашей Украины” и БЮТ — сами бело-синие собрать голоса вчерашних оранжевых не в состоянии, а “Свобода” — вполне способна. Более того, делает это. Ну и в-третьих, Олег Ярославовича его “кураторы” на Банковой уже традиционно представляют как троянского коня в деле дискредитации уличной активности оппозиции. Тягнибок об этом может не знать, может от этого открещиваться, но разброд и шатание среди протестантов всегда можно объяснить сознательными действиями “агентов”. Даже если причина совсем в другом. А на Банковой привыкли верить в “конспирологические теории”.

Зачем бело-синие Тягнибоку? Да, собственно, для того же. А какие еще ресурсы есть у национал-радикалов для продвижения наверх? Тут, как говорится, каждая крошка в ладошку. А продвижение налицо. Еще недавно их воспринимали как откровенных клоунов. Потом они обзавелись депутатскими мандатами. Сейчас уже имеют крупнейшую фракцию в одном из облсоветов. Через неделю рассчитывают получить большинство во всей Галиччине и на Волыни. Что дальше? “Поход на Киев”? Можно, конечно, утешать себя тем, что ниша для украинского радикального национализма в нашей стране слишком узкая и темпы роста Тягнибока не такие уж и фантастические. Но в общем-то он и не спешит. А большинство на общенациональных выборах, пока они были хотя бы формально демократическими, даже Гитлер никогда не получал…

“Мы его наняли”, — так объяснил назначение лидера самой радикальной партии главой правительства Германии вице-канцлер Франц фон Папен. 30 января 1933 года. Один из самых прожженных политиканов Веймарской республики даже не догадывался, что у нового канцлера были другие планы. А 30 января двенадцать лет подряд в “новой Германии” будут называть… днем национальной и социальной революции.

Алексей МУСТАФИН