Во время Общенационального паломничества в Зарваницу, посвященного 1030-летию крещения Руси-Украины, президент Петр Порошенко и патриарх Украинской греко-католической церкви обменялись декларациями-намеками. Президент, выступая перед своими потенциальными избирателями — греко-католиками, уверил их в том, что помнит и отдает должное тому вкладу, который сделала УГКЦ и ее выдающиеся лидеры для украинского государства. Патриарх Святослав, в свою очередь, уверил президента (и верных), что Томос для православных — это хорошо, но для греко-католиков это ничего не меняет. Присутствие президента в Зарванице, помимо сугубо электоральных целей, должно было выглядеть гарантией того, что нет, таки “не меняет”. Потому что сомнения и риски на самом деле есть.
По крайней мере, главные из них в деликатной форме озвучил патриарх Святослав во время выступления. В самой безопасной форме — вот, мол, люди спрашивают, так я вам сейчас отвечу и присутствующий здесь президент пускай будет свидетелем. Президент, разумеется, не просто свидетель — он должен стать гарантом тех позиций, которые дипломатично высказал от имени своей церкви Верховный архиепископ. И если он прибыл в Зарваницу и получил возможность в период предвыборной гонки предстать пред очи той части электората, на которую может рассчитывать, то ему придется согласиться и соответствующие гарантии дать. Патриарх обиняками напомнил президенту, что за его идею об автокефалии проголосовали депутаты-греко-католики, что вызвало “непонимание” со стороны ряда верных этой церкви, поскольку могло быть расценено как вмешательство в дела другой церкви. И озвучил главную позицию: если (или, будем оптимистами, — когда) появится украинская поместная церковь, ее становление не будет происходить за счет УГКЦ. Никакого переманивания, тем более затягивания греко-католиков в “единую поместную”.
Выступление владыки Святослава, впрочем, вписано и в более широкий контекст. В частности, оно может считаться также ответом на спекуляции митрополита Иллариона (Алфеева), который связал “униатов” с инициативой получения Томоса об автокефалии Украинской православной церкви. Глава Отдела внешних церковных связей РПЦ в своем недавнем комментарии прибег к обычному пропагандистскому штампу — сбросил в одну кучу “раскольников” с “униатами”, которые, как водится, мутят воду в “братской Украине”. На тот же тандем, если вы помните, РПЦ официально возлагала ответственность за конфликт на Донбассе (несмотря на честное признание русско-православного Гиркина о “спущенном курке”). Российский телезритель должен был уже привыкнуть к мысли о том, что все беды в нашей части планеты (а может, и не только нашей) от “раскольников” с “униатами”. Так вот, Томос, то есть отрыв Украины от РПЦ, “узаконивание раскола” и “глобальная катастрофа православного мира”, — это тоже они.
Руководство РПЦ можно понять — им, как и их кремлевскому руководству, нужен враг. Нужно как-то оправдать то поражение, которое они терпят в Украине. И вот многократно демонизированные российскими СМИ “униаты” и “раскольники”, как Чип и Дейл, спешат на помощь. Глава ОВЦС МП прямым текстом заявляет, что Томос об автокефалии для Украины — это попытка (мировой закулисы, надо думать) уничтожить православие в Украине, затянув украинскую церковь в унию и подчинив ее Святому Престолу. Спасение — как вы, несомненно, догадались — только одно: сохранение, укрепление и цементирование связи украинской церкви с Московской патриархией. Москва оказывается последним бастионом перед наступлением Запада (католицизм под лукавой маской “унии”), единственной гарантией для Украины сохранить чистоту веры. Даже если вы склонны поверить, что церковь-мать для Украины — Константинополь, то Москва оставляет за собой роль “церкви-отца”, который имеет право (и даже обязан), пускай и силой, охранить свое неразумное чадо от опрометчивых поступков.
Украинцы — ну, дети, право слово — нестойкие в вере, хитрые иезуиты их живо заморочат и сманят в унию. Речь уже не о “расколе”. Возможно даже, что автокефалия действительно поможет преодолеть раскол в украинской церкви. Но какова цена?
Светский реципиент, далекий от вопросов веры, также найдет для себя в “униатском” аргументе кое-что полезное. Противостояние между Моспатриархией и Томосом оказывается очередным раундом эпического противостояния России и Запада. “Униаты” в этом спектакле — злонамеренные, враждебные кукловоды во всем, что может оказаться геополитическим поражением Кремля в Украине.
Казалось бы, к “униатам” как пропагандистской фигуре московской речи мы уже привыкли и научились не обращать внимания. Но обычная пропагандистская блажь главы ОВЦС МП подсвечивает особым образом выступление патриарха Святослава в Зарванице — выступление, которое вполне можно толковать как публичную декларацию, выдвигаемую УГКЦ президенту Украины.
“Празднуя Томос”, видя в нем некую перемогу, которой пока нет, но, возможно, очень скоро будет, мы стараемся “думать позитивно”. О том, какой выигрыш получим, как это важно для “нас всех” и как мы красиво утрем нос Москве. То, что “мы” — это очень разные люди, разные группы и, следовательно, разные интересы, мы опускаем как частности. Томос — это хорошо. Вот и все, что вам нужно о нем знать.
Выступление патриарха Святослава не то чтобы диссонанс с этим общим гласом. Нет, патриарх УГКЦ очень далек от того, чтобы усомниться в необходимости Томоса. Но он смотрит на эту инициативу достаточно сдержанно. Что возвращает нас с небес на землю: Томос удовлетворит не “нас”, а только ту часть, которая принадлежит к православной церкви и стремится к автокефалии. Для той части “нас”, которая к ней не принадлежит, появление “национальной церкви” сопряжено в большей мере с рисками, чем с перемогой.
Не напрасно среди прочего патриарх напомнил, что президент обещал полную свободу и неприкосновенность, соблюдение принципа равенства и невмешательства всем церквям, которые не войдут в поместную церковь. Блаженнейший выразил надежду, что так оно и будет. Он сказал это людям, которые начали подозревать, что их церковь также присоединится (или ее присоединят) к новому церковному проекту. То есть опасения украинских греко-католиков прямо противоположны алфеевским спекуляциям — они опасаются не унии, а отмены унии. Основания для этого могут появиться вместе с Томосом об автокефалии, тогда все политические основания, на которых строилась Брестская уния, окажутся в прошлом. Появится церковь Христова для украинцев — с несомненным каноническим статусом и национальной самоидентификацией. Что еще нужно для всеобщего единства?
“Единство” в наших палестинах — довольно токсичное слово. Оно может означать подчинение и даже полное поглощение. Именно этого, возможно, опасаются в УГКЦ. Если поместная церковь — этот “национальный церковный проект” — состоится, следующий рубеж (тут митрополит Илларион близок к истине) проляжет между украинскими православными и украинскими католиками восточного обряда. Двумя “церквями Киевской традиции”, “национальными” церквями. Это будет одновременно болезненный и интересный вызов, потому что тут украинская церковь, как в целом мировое христианство, окажется разделено Великой Схизмой. И тут именно у Украины и ее церквей, может статься, окажется очень интересная миссия — контакт. Особенно интересная в контексте экуменических переговоров между Святым Престолом и Вселенским патриархом.
Но для того чтобы принимать участие в глобальных проектах, таких как преодоление Великой Схизмы. нужно быть готовыми. Дозреть и политически, и культурно, и церковно. У нас же пока превалирует противоположная тенденция —на самые сложные вопросы мы предпочитаем получать самые простые ответы.
Простой ответ состоит в том, что украинская церковь должна быть единой. Вслед за избавлением от опеки Москвы может прийти мысль об избавлении от опеки Рима. Брестская уния может быть представлена как “временная мера”, принятая Ватиканом для ограждения украинцев Правобережья от враждебности со стороны “инославных” поляков. Точно так же, как “временной мерой” была объявлена передача контроля над Киевской митрополией Вселенским патриархом. Да, эта передача случилась под политическим давлением и с учетом исторических обстоятельств, которые теперь изменились. Так ведь и о Брестской унии можно сказать то же самое. Да, Москва нарушила массу пунктов договора с Константинополем. Так ведь и к Ватикану есть вопросы. В общем, найти обоснования, по которым “уния больше не нужна”, можно.
И если на такие попытки со стороны Москвы у УГКЦ всегда был четкий и недвусмысленный ответ — они не признавали, не признают и не намерены признавать ни оккупационную власть, ни власть Московского патриархата, то в отношении Киева возразить будет труднее. В общем, что бы ни говорил глава ОВЦС МП, в одном они в Моспатриархии сильно просчитались: если им так сильно хотелось пощипать (а при большом везении — вообще упразднить) УГКЦ, следовало давным-давно, по первой же просьбе со стороны патриарха Филарета и президента Кравчука, дать украинской церкви автокефалию — и пускай победит сильнейший.
В случае получения Томоса об автокефалии и возникновения украинской поместной церкви у УГКЦ возникнет — возможно, впервые в новейшей истории — риск оттока верных. До сих пор альтернативы особо не было — тот, кто хотел украинской церкви с несомненной каноничностью, находил все искомое в УГКЦ. И уходить из нее было, по сути, некуда. Ее привлекательность была высока — по разным причинам, —что обеспечивало ей популярность и расширение на всей территории страны, преодоление регионального статуса. После получения Томоса привлекательность УГКЦ несколько поблекнет. Во-первых, появится “своя” каноническая церковь, православная, что куда больше соответствует представлениям о “нашей традиции”. Во-вторых, актуализируется статус УГКЦ как “церкви с зарубежным центром”, к которому к тому же “есть вопросы” — то Папа Римский говорит, что нам тут не нравится, то обнимается со всякими сомнительными типами, то его нунции куда-то не туда едут, не с теми встречаются и не то говорят. В общем, осознание того, что УГКЦ — это все-таки католики, может стать особенно четким. А при небольших пропагандистских усилиях и вовсе раздражающим.
Опасения за целостность своей паствы и свое влияние для руководства конфессии совершенно не беспочвенные. Будучи ситуативными союзниками с УПЦ КП, в частности, имея схожие позиции в отношении украинской идентичности, Моспатриархата и военного конфликт, эти две конфессии остаются в то же время конкурентами. То, что конфликты, периодически возникающие то там, то сям, не выпячиваются на публику, не означает, что их нет. Когда УПЦ КП ощутит каноническую твердь под ногами, она получит конкурентное преимущество, и ситуация для УГКЦ может существенно ухудшиться.
Уверяя своих верных в том, что “никто не заставит переходить” в новообразованную церковь, патриарх Святослав, думается, высказывает и свою надежду, и свое пожелание — “не заставит”, конечно, но часть верных может перейти и без всякого принуждения. Идеология “своей церкви”, сращение национального и церковного весьма сильны в УГКЦ. А учитывая, что внутри УГКЦ есть немало недовольных Ватиканом, угроза добровольных переходов в “свою церковь”, когда она появится, вовсе не выглядит невероятно. Перед УГКЦ в ближайшем будущем может возникнуть риск, сравнимый с риском УПЦ МП, — оказаться в общественном мнении “церковью с центром за рубежом” (это понятие введут, конечно, не для УГКЦ, а для УПЦ МП, но в законе этой оговорки не будет), вернуться в статус региональной “церкви галичан”, потеряв завоеванные было позиции “церкви украинцев”, и даже в своей вотчине — на Галичине — пережить многократное усиление конкурента.
Есть, конечно, и оптимистические сценарии единства церквей Киевской традиции, включающей и греко-католиков, и православных Украины, — сценарии, не предполагающие поглощения друг друга и переподчинения тем или иным центрам. Но это во многом будет зависеть от политической мудрости государственной власти и милости победителей.
