Найти правильную эмоцию. Как армяно-азербайджанский конфликт становится частью современной культуры

Большой армяно-азербайджанский конфликт, особенно война 2020 года, постепенно начинает осмысляться через книги и фильмы. Каждая новая попытка — очень сложная, напряжение между народами и государствами все еще максимально сильное. Любое неосторожное высказывание может трактоваться как политическое — и иметь рискованные последствия.

Вместе с книгой “Где” Би-би-си изучила еще несколько художественных произведений, созданных в последнее время как армянскими, так и азербайджанскими авторами, и пришла к выводу, что о войне можно и нужно говорить, но ставя на первое место не политику и территориальные споры, а человеческие истории. Они понятны по обе стороны конфликта.

 

Коля Степанян, “Где”

 

Вообще, Коля Степанян родился и рос в Москве и Подмосковье, в Армении он побывал первый раз только в 15 лет. Получил лингвистическое образование. Но тайком от родителей подал документы на репатриацию, а когда началась война, пошел в армию. Его родители, сами беженцы из Карабаха, были в ужасе.

“Для меня, москвича, это вообще был первый опыт соприкосновения с дикой природой”, — пишет Коля о военных сборах.

Коля рассказывает о себе и еще нескольких своих сослуживцах. Вчерашние подростки обсуждают игру Counter Strike и фильмы Marvel, царапают на боевых пушках логотип еще из одной игры Half Life. Один из местных признается Коле, что его самая большая мечта — стать менеджером ресторана сети быстрого обслуживания. И очень обижается пораженному взгляду москвича Коли.

Автор фото, Individuum

А потом начались боевые действия, и командир отряда Коли запрыгнул в автомобиль скорой помощи и уехал в тыл. Ребята остались в ущелье, которое простреливалось буквально со всех сторон, многие из них там и погибли. Несколько человек выбрались.

“После этого — шестьдесят семь дней борьбы за жизнь в тылу врага. Несколько встреч с врагом, ночная охота за едой и питьем, чуть самогона, много боли и неопределенности. Сомнения. Отчаяние. И еще чертова куча всего. Но послушай! Это не грустная история. Знаешь почему? Потому что мы все еще живы, лол”, — задает он тон всему повествованию.

Ребята прячутся в заброшенных деревнях, почти в каждом доме есть погреб с запасами на зиму — солениями, компотами. Это и будет их рацион на ближайшие пару месяцев. Особенно повезло, когда они нашли вермишель и догадались размешивать ее с лечо. Это было самым питательным в их рационе.

При этом в этой робинзонаде (а явно начитанный Степанян оставляет здесь россыпь отсылок на другие произведения в диапазоне от “Бравого солдата Швейка” до “Повелителя мух” Уильяма Голдинга) вообще нет образа врага. Нет даже ни одного описания азербайджанского солдата. Да и про сам Азербайджан и его политику — ни слова. Враг здесь фигурирует как стихия, сквозь которую эти подростки должны прорваться. А может быть, и не сквозь, ведь без связи они вообще не знали, где находятся.

Коля видит корову и предлагает своему сослуживцу подоить ее: ведь они голодные, а молоко их спасет. Сослуживец гордо и категорически отказывается: ты представляешь, как все надо мной будут смеяться, если меня застрелят с выменем в руках.

 

Шогакат Варданян, “1489”

 

Фильм Шогакат Варданян, еще одной дебютантки, получил первый в истории Армении Гран-при на крупнейшем в мире фестивале неигрового кино IDFA в Амстердаме в 2023 году.

1489 — это номер, которым были обозначены останки погибшего в войне 2020 года младшего брата Шогакат Варданян — 21-летнего Согомона.

“Согомон бесследно исчез в зоне боевых действий на 7-й день. Я никогда не изучала кинопроизводство, но эмоции, переполнявшие мою семью, заставили меня схватить телефон и задокументировать наши ежедневные испытания. Мы просто ждали брата, я не планировала снимать фильм”, — рассказывает она.

На протяжении всех 44 дней она документировала жизнь своей семьи и продолжала это еще два года, пока шли поиски пропавшего тела, опознание и, наконец, выдача останков с кодом 1489.

Автор фото, IDFA

Варданян снимала своих родителей; солдат, проезжавших через их населенный пункт на грузовиках. В трейлер попала сцена, где отец семьи ловит залетевшего в дом воробья, гладит его по голове, а затем выпускает в окно.

“Это кино как инструмент выживания, оно позволяет всем нам смотреть на вещи, которые мы предпочли бы не видеть. И наконец, это незабываемый пример кино как акта любви”, — с такой формулировкой фильм получил Гран-при фестиваля в Амстердаме.

В открытом прокате фильма пока нет, он продолжает демонстрироваться на фестивалях, и к концу 2024-го получил еще несколько призов.

 

Эльмар Байрамов, “Дыхание”

 

Фильм “Дыхание” Эльмара Байрамова, режиссера, живущего в США, основан на истории человека, проведшего в плену два года во время первой карабахской войны в первой половине 1990-х и страдающего от ПТСР.

В пропагандистских азербайджанских СМИ о “Дыхании” говорят так: “Спустя 28 лет он [главный герой] возвращается на освобожденную армией Азербайджана родную землю и вспоминает пережитое… Дыхание родной земли возвращает его в тяжелое прошлое и дает надежду на будущее”.

Но в самом фильме нет никакой пропаганды, нет ненависти к армянам, нет восхваления победы. Это история о солдате, который вернулся с войны, но только война его не оставила.

Вернувшись в Карабах после войны 2020 года, герой в своих воспоминаниях проигрывает из раза в раз момент своего бегства из плена 25 лет назад — при этом убили его близкого друга.

Во время премьеры “Дыхания” в Баку в 2023 году один из зрителей встал и возмутился: почему в нем не рассказано о победе в войне и не показано коварство армян?

Организаторы презентации фильма сказали, что он вообще-то о другом, и зал зааплодировал.

 

Гюнель Мовлуд, “Девочка из Карабаха”

 

Когда 12-летняя Гюнель сказала отцу, что в лагере для беженцев жить будет здорово, потому что “на природе”, он ее ударил так, что язык порезало о зубы. Хлынула кровь. Она вытерла ее волосами, потому что если бы испортила свое единственное платье, ее избила бы собственная мать.

“Нет ничего хорошего в бедности, я в ней жила в том лагере, бедность уродует как проказа, она травмирует, превращает людей в чудовищ”, — с этими словами уже 42-летняя известная писательница Гюнель Мовлуд протянула журналисту Би-би-си свою книгу “Девочка из Карабаха”, которая вышла в Баку в 2021 году (и в том же году была переведена и на русский).

Это воспоминания о лагере для беженцев, где она пробыла пять лет, после того как их семья бежала из Джебраильского региона Азербайджана, захваченного армянскими силами во время первой войны в Карабахе 1992—1994 годов.

“Мы сбежали все — папа с сестрами отдельно, мама с братьями — отдельно, а я — отдельно. Потому что, когда зашли армянские силы, мы все были в разных местах. И мы нашли друг друга уже в лагере. Там вся наша семья жила в одной палатке в 6 квадратных метров”.

Собственно война там лишь упоминается, а сама история — это взгляд ребенка на все, что происходит вокруг.

Там есть все, что можно ждать от такой истории: голод, антисанитария, пожары, смерть от жары, убийства и изнасилования, страшная теснота, голод и жара в лагере, который разбили в бесплодной степи центрального Азербайджана, далеко от городов и больниц.

Это книга о голодных, отчаявшихся людях, “теряющих человеческий облик в толпе, рвущейся получить свою долю еды, одежды, солярки” от гуманитарных миссий, о женщинах, “вынужденных продавать свое тело за килограмм риса и литр масла, чтобы прокормить детей”, самих детях, вместе с матерями собирающих хлопок.

Но героине весело. Она радостно рассказывает, как победила в драке в очереди за грязной водой другую девочку. Как вместе со всем лагерем смотрела индийские фильмы.

Телевизор был редкостью, хозяева по понедельникам около полуночи ставили его перед палаткой — потому что там показывали индийский фильм. Там люди жили в роскошных домах, добро побеждало, и все пели и танцевали от счастья.

Видя магию кино, люди забывали об отчаянии, делились едой, а парням можно было сидеть рядом с девушками. В полночь люди, “готовые растерзать друг друга за пластиковую бутылку или старое одеяло, угощали друг друга”.

Мовлуд рассказывала, что спустя много лет, уже в 2000-е, когда последние жители покинули палаточный городок, она вернулась, чтобы посмотреть, как власти сжигают ее брезентовый дом, и поплакать.

Она говорила, что умышленно не давала оценку самому Карабахскому конфликту, чтобы ее слова никто не мог использовать в политических целях. Все, что она хотела — это показать, насколько чудовищны последствия войны.