Константин Победоносцев умирает от зависти

 Монументальная политика в наилучшем виде демонстрирует представления власти о самой себе и вверенном ей народе. Памятники — язык, на котором изъясняются разные политические течения. Памятники — диалект власти, иногда — демонстративный язык вражды, способ навязывания высочайших представлений о собственной, как теперь известно, “тысячелетней истории”. Монументами власть метит территорию и иной раз изъясняется ими более внятно, чем голосом и буквами.

Столыпин и устрашающе-циклопический князь Владимир стали вехами на идеологическом пути Владимира Путина: избавление от “великих потрясений” и выбор религиозного пути сомнительным в смысле морали и нравственности персонажем обозначили ключевые идеологемы того, что было названо “православным чекизмом”. Единственная допустимая дискуссия: кто лучше — Дзержинский с его холодными ногами и головой или Александр Невский, заморозивший группу иностранных агентов — выходцев из будущих государства — членов ЕС и НАТО?

Однако открытие памятника Александру III (с некоторой неловкостью — мировая сионистская закулиса поместила на широкой груди императора шестиконечную звезду) — самый внятный символический месседж. Почти столь же внятный, как и прошлогодние поправки в Конституцию, выхолащивающие ее смысл.

Аппаратные победоносцы

Конечно, было бы логично поставить памятник Константину Победоносцеву, человеку, ошеломляюще успешно манипулировавшим Александром III, чьи ментальные способности сильно преувеличены. Именно Константин Петрович довольно быстро вывел из строя “либеральную партию” министров Лорис-Меликова, Абазы и Милютина, ратовавших за расширение представительства, и сочинил (вместе с Михаилом Катковым) манифест о незыблемости самодержавия, знаменовавший собой начало контрреформ. Но закулисным манипуляторам памятники не ставят, разве что бюсты, как тов. Суслову М. А. Впрочем, с учетом идеологических течений в органах власти имело бы смысл художникам школы живописца Андрияки, столь любимого действующим президентом, написать полотно государственной важности для украшения учреждений: “Победоносцев и Суслов передают Суркову, Володину и Кириенко карту исторической России от Финляндии и Польши до острова Итуруп и Еврейской АО”.

В сущности, и правление Александра II, и руководство империей Александром III имели видимые признаки порочных кругов российской истории: вечное желание реформ и страх перед ними; шаг вперед и два шага назад; возникновение продуктивной идеи и утопление ее в заседающих не годами — десятилетиями! — комиссиях. Только Михаил Тариелович Лорис-Меликов невероятными усилиями пробил документ о расширении представительства земств и рассмотрение его едва ли не вошло в завершающую фазу, как Александр II был убит, и рухнуло просто все.

Есть замечательные дневниковые свидетельства Егора Перетца, госсекретаря Госсовета, органа, влиятельного при Александре II, но прекратившего свои заседания при Александре III, председателя кабинета министров Петра Валуева, военного министра Дмитрия Милютина о том, как быстро и по-аппаратному (или по-дворцовому) бесцеремонно были свернуты реформы. 1 марта государя убивают, 8 марта новый государь собирает кабинет министров, чтобы обсудить реформы. И вот на этом заседании Победоносцев произносит речь, весьма тронувшую императора. Обер-прокурор Св. Синода резко выступает против всяких западных веяний, конституций и парламентов. Там, во Франции, в парламенте имеют целью не “действительное благо народа или усовершенствование законов, а изменение порядка выборов для доставления торжества честолюбцу Гамбетте, помышляющему сделаться диктатором государства”. (Что-то это мне напоминает…) Государь подает реплику, выдающую его не слишком обширные познания в политической теории и практике: “Я думаю то же. В Дании мне не раз говорили министры (а супруга императора Мария Федоровна до перехода в православие и замужества была датской принцессой Дагмарой. — А.К.), что депутаты, заседающие в палате, не могут считаться выразителями действительных народных потребностей”. Тут-то бы графу Лорис-Меликову и понять, что это — конец…

“И эту фальшь по иноземному образцу, — выступал против иностранных агентов Победоносцев, — для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести у нас”. Обер-прокурор раскритиковал даже освобождение крестьян: “открыты повсюду кабаки”, глубинный народ “стал пить и лениться к работе, а потому стал несчастною жертвою целовальников, кулаков, жидов и всяких ростовщиков”. Без “жидов”, как мы видим, дело не обошлось… Судебные учреждения, продолжал Константин Петрович, — говорильни, где адвокаты позволяют преступникам избежать наказания. Свобода печати — еще одна говорильня, которая “побуждает народ к самым вопиющим беззакониям”. А теперь что же — нас призывают учредить “новую верховную говорильню”. И наконец: “В такое ужасное время, государь, надо думать не об учреждении новой говорильни, в которой произносились бы новые растлевающие речи, а о деле. Нужно действовать!”

Не об этом ли говорил на Петербургском экономическом форуме известный олигарх и блогер Олег Дерипаска: оппозиция задавлена, теперь можно заняться делом. Господи, наконец-то, а то не было вообще никакой возможности из-за этой дурацкой оппозиции!

А своем дневнике военный министр записывает: речь Победоносцева была отрицанием “всего, что составляет основу европейской цивилизации”. Какие, однако, в России бывали министры обороны! Но вскоре министру пришлось вместе с другими либералами уйти в отставку. Какая будет программа у тех, кто придет к власти в кабинете министров, спрашивает себя министр Дмитрий Алексеевич Милютин — и отвечает коротко и ясно: “Реакция под маской народности и православия!” (В его же дневнике, кстати, есть свидетельства о том, что постоянное пребывание государя в Гатчине вызывало слухи о его “бункеризации” — “будто царь содержится в плену, что он ранен и т. п.”.)

Монумент контрреформам

Памятник в Гатчине — это монумент контрреформам образца XXI века. В сущности, в России ничего не меняется — ни в аппаратно-дворцовой механике, ни в циклах реформ-контрреформ. И период Путина здесь не уникален, а, скорее, типичен для российской истории. В своей речи в Гатчине президент похвалил Александра III за “дерзновенный проект Транссибирской магистрали” — как тут не вспомнить БАМ, поворот сибирских рек, высокоскоростную магистраль и стремление вложить средства ФНБ (очищенные от дьявольского доллара) в инфраструктурные проекты. Все они — дерзновенные, очень дерзновенно тратят деньги налогоплательщиков.

“Эпоха Александра III, — сказал глава государства, — дает нам пример естественного, гармоничного сочетания масштабных технологических, промышленных, государственных преобразований и верности национальным традициям и культуре, своим самобытным истокам”. Как говорят чуждые нам американцы: звучит как план. Причем этот план был конкретизирован: от Александра III — к насаждению традиционных ценностей. Методы — “просветительские”. Казалось бы, какое просвещение, если оно нынче запрещено как класс высочайшими законодательными установлениями — как и во все времена, без учета мнения тех, кого оно касается. А вот какое: просветительством будет дозволено заниматься, перечислил Путин, Российскому историческому обществу, Военно-историческому обществу, обществу “Знание”, которые “обязательно получат поддержку”.

Это не просто проект, а проект введения единомыслия, и снова на деньги налогоплательщиков, часть из которых будет подвергнута наказаниям за неправильную трактовку отношений Гитлера и Сталина. Опять же за свой, налогоплательщиков, счет.

Не случайно из всех Александров Владимир Владимирович выбрал Третьего. А Беглов, Мединский, Пиотровский и другие люди в синих пиджаках и галстуках возложили цветы к подножию памятника мрачноватого и грузного государя.

Старик Победоносцев умер бы от зависти.

Андрей КОЛЕСНИКОВ, руководитель программы “Российская внутренняя политика и политические институты” Московского центра Карнеги