Китайская индустриальная машина

Если честно, я никогда не был особым сторонником теории “глобального избытка сбережений” (global saving glut), которую господа Бен Бернанке и Алан Гринспен продвигали за несколько лет до нынешнего кризиса. Более того, сейчас, когда многие западные экономисты называют “азиатский фактор” чуть ли не главной причиной нынешний “Великой рецессии”, мне по-прежнему кажется эта попыткой переложить проблемы с больной головы на здоровую. По крайней мере, в том виде, как это преподносится.

Ну, вы, наверное, знаете эту теорию. Мол, коварные азиаты поскупали на резервы все высококачественные активы, из-за чего бедным и несчастным глобальным банкам пришлось срочно искать доходность в другом месте, и им не оставалось ничего другого, как навыдумывать все эти CDS, CMO, CDO и другие непроизносимые аббревиатуры, которые затем и привели ко всеобщему коллапсу. Видимо, надо думать, если бы не китайцы, финансовая инженерия на Wall Street так бы и застыла в XIX веке. Ну-ну…

Так или иначе, сейчас эта теория обрела неслыханную популярность, и весь мир только и занят тем, что увещевает Китай укрепить юань, а то и вовсе отпустить его на свободу к такой-то матери. Но не тут-то было. Тем не менее, мне эти разговоры о “global saving glut” очень живо напоминают недавнюю заметку в Bloomberg о том, что людоеду (кстати, русскому) скостили срок, потому что он (людоед) съел маму не по каким-то своим идейным людоедским соображениям, а только потому, что бедняжка был голодный. Я скажу так: чушь собачья! Людоед все равно остается людоедом. Точно также в основе пузыря sub-prime и расцвета инвестиций в другие категории заведомо неблагонадежных активов, на мой взгляд, прежде всего, лежат два фактора: сверхдешевые доллары в течение сверхдлительного времени (спасибо, господину Гринспену) и регулятивная вседозволенность, благодаря которой банкам было позволено самим решать, сколько капитала им надо иметь, а значительная часть финансового сектора и вовсе оказалась за пределами поля зрения регуляторов. Все остальные причины, по моему мнению, вторичны. Попытки же американцев убедить весь мир в том, что в кризисе виновата Азия, потому что “они заставляют нас дешево брать деньги в долг”, так и вовсе кажутся мне смешными.

Правда, только до того момента, пока не задумаешься, куда нас может дальше завести нынешняя тропка, по которой идет мир.

Если вы обратили внимание, то ФРС при Бернанке применяет те же “гринспеновские” рецепты решения проблем, которые спровоцировали кризис, только возведенные в степень. Боюсь, что даже не в квадрат, а, как минимум, в куб. Так что есть подозрения, что если глобально ничего не поменять, то когда-нибудь наступит тот день, когда “бабло” все же спасует перед “злом”, и тогда… Я даже не знаю, что тогда нас ждет. Армагеддон отложен, вопрос надолго ли?

Тем не менее, у “Азиатской проблемы” есть и другая сторона, и эта сторона, на мой взгляд, гораздо более важна, чем проблема азиатских резервов. А точнее, азиатские резервы — это лишь следствие этой главной большой проблемы, причем далеко не самое важное следствие, а так — побочный эффект. Сейчас, находясь в Азии, я переосмыслил свое отношение к проблеме курса юаня. А точнее, то, что до этого было мне известно лишь теоретически, и казалось некой, пусть и логичной, но все же всего лишь экономической абстракцией, вдруг обрело объем и физическое наполнение на уровне ощущений. Американские “пляски с бубнами” вокруг курса юаня приобрели для меня новый смысл.

Итак: Гонконг — капиталистический адаптор Азии, коим коммунистический Китай подключен к остальному капиталистическому миру. Эдакий “переходник” между двумя системами. Бывшая британская колония, исповедующая одну из самых “чистых” разновидностей laissez-faire, с 1997 — специальный административный район Китая обладающий особым статусом на ближайшие 50 (уже 38) лет. Много лет подряд лидирует в различных индексах экономической свободы, ВВП на душу населения — на уровне развитых стран. Один из крупнейших азиатских портов и финансовых центров. Основа экономики — реэкспорт продукции произведенной на материковом Китае и импорт инвестиций в обратном направлении. Концентрация денег, приходящихся на квадратный метр территории, зашкаливает, равно как и цены на недвижимость. И да, национальная валюта — гонконгский доллар — привязана к доллару США на уровне около 7,85.

Гонконг соседствует с одной из наиболее промышленно развитых китайских провинций Гуандун, в который входят специальные экономические зоны ШэньДжэнь, Шаньтоу и Чжухай. Загрязненный предприятиями Гуандуна воздух является одной из главных проблем Гонконга.

Вдоволь нашатавшись по небоскребам, в кои меня завела нелегкая аналитическая служба, я попал в более аутентичную часть города, наполненную базарчиками и мелкими магазинами, где можно было купить все от пуговиц до вертолета. Цены приятно радовали. Тряпки, которые можно увидеть в московских магазинах по несколько тысяч рублей за штуку, здесь предлагалось за несколько сотен “деревянного” эквивалента. Да и то, наверняка можно было сторговаться дешевле, да только маячащие на горизонте небоскребы и присутствие рядом коллег как-то не располагали к развернутой демонстрации навыков, приобретенных мной на диких просторах Африки и гигантских развалах восточных базаров.

Однако подлинную суть происходящего, да и роль Гонконга в этом мире, я осознал, когда мне сказали, что все, что я вижу на прилавке, я могу купить в объеме от одной штуки до плюс бесконечности. Достаточно выбрать способ оплаты, пара подписей и — вуаля! Через неделю или около того выбранная вами вещь, запакованная в нужное вам количество контейнеров, окажется в любой точке планеты, где, как правило, вы сможете продать ее в пять, а то и десять раз дороже. Если у вас нет проблем с торговыми барьерами, и таможенными органами, налажен сбыт, то этот бизнес — не сложней покупки билетов до Гонконга и обратно, а позднее — обмена факс-подтверждениями. И Гонконг — это лишь один из каналов взаимодействия Китая с внешним миром.

Азиатская индустриальная машина работает, как часы. Ее незримая тень повсюду. Сколько бы часовых поясов ни отделяло вас от Китая, каждый раз заходя в магазин, вы попадаете под ее влияние. Китайская машина, как черная дыра в центре галактики искривляет экономическое пространство и искажает конкуренцию. Она влияет на процентные ставки, валютные курсы и потоки капитала, на нее работают сотни миллионов людей. Ее влияние ощущают и производители, и потребители в равной степени и в США, и в Западной Европе, и в России.

Находясь здесь, в Азии, ты понимаешь, что у нас (бледнолицых) нет никаких шансов. Что мы обречены быть потребителями. Кто-то потребляет китайское в долг, кто-то — в обмен на нефть и газ, как мы. Когда есть Китай, у развитых стран нет никаких шансов на экономический рост за счет производства: при нынешнем соотношении валютных курсов их экономика с производственной точки зрения неконкурентоспособна. Что уж говорить о нашей? А какой политик рискнет сказать такое своим избирателям? Вот и получается, что нужно как-то исхитряться и расти за счет сектора услуг и потребления.

Руководство развитых стран вынуждено подстегивать потребление всеми способами, ликвидностью, стимулами и т.д. Побочный эффект от этого — всевозможные пузыри, периодически надувающиеся в разных местах и лопающиеся с меньшим или большим шумом. Однако мы (то есть они) вынуждены мириться с этим, потому что иного пути пока не придумано. И это подстегивание дохлой лошади будет продолжаться до тех пор, пока развитые страны не будут похоронены под грузом своих долгов, а у нас не закончатся ресурсы на продажу.

Не надо иллюзий, в долгосрочной перспективе конец неизбежен и однозначен. Ни одно сообщество людей не может существовать бесконечно долго, если его члены занимаются только парикмахерским искусством, мерчандайзингом, кэттерингом и другим педикюром. Кто-то должен печь хлеб и стоять у станка. Если мы сами не хотим или не можем стоять у станка (потому что наш труд стоит слишком дорого или руки растут не из того места), для нас это сделает кто-то другой, и мы оплатим его услуги. Чем оплатим? Американцы берут в долг, россияне платят нефтью и газом, и немножечко — тем, что заняли на внешних рынках капитала. Но проблема в том, что долги нельзя накапливать бесконечно. Нельзя бесконечно потреблять больше, чем зарабатываешь.

Где же выход? К сожалению, ревальвация юаня — это единственное, что приходит на ум. Ну, и плюс к этому, отвязка других азиатских валют от доллара также необходима, иначе, китайское знамя подхватят какие-нибудь Вьетнам или Камбоджа. Однако проблема в том, что то, что сулит в долгосрочной перспективе выгоду всем (Китаю также невыгодна смерть зарубежного потребительского спроса, как и остальным) в краткосрочной перспективе не несет ничего, кроме проблем.

Как я уже сказал, на экспортную машину в Азии работают сотни миллионов человек. И вряд ли даже авторитарное китайское правительство так просто решится рискнуть судьбой такого количества людей. Эта проблема, далеко не автовазовского масштаба, где на кону стоит лишь Тольятти. Легко сказать, “переориентируйтесь на внутренний спрос”. А сколько времени займет этот переход, и чего будет стоить? Не случится ли революция в процессе?

Плюс к этому, азиаты чувствуют, что их дорога правильная, и смотрят на запад с превосходством, которое читается даже на их не слишком выразительных лицах. Шанхай, Гонконг — вот где ощущаешь, что мы — это динозавры в преддверии вымирания. Фронтир цивилизации здесь в Азии. Современный “дикий запад”, если хотите, где куется завтрашний день планеты. Да, все еще много проблем, да, нет системы соцстрахования. Да, деревня нищенствует. Однако люди готовы закатав рукава работать ради будущего, они не будут бастовать из-за работы в воскресенье или ради семичасового рабочего дня. Посмотрите, кто учится в лучших американских и европейских университетах и бизнес-школах, параллельно работая для оплаты обучения, — китайцы и индусы, и они возвращаются! Люди же, которым куча благ дана от рождения, занимаются тем, что жгут машины и пикетируют иностранные посольства. Это чувство превосходства будет сильно мешать убедить азиатов сделать, даже действительно необходимую и нужную всем, в том числе им самим, вещь. Их модель работает, здесь и сейчас. А решение проблем завтрашнего (даже послезавтрашнего дня), легче всего оставить на завтра.

Для США ревальвация юаня, да и других азиатских валют — также не самое безболезненное решение. Самый первый вопрос, который приходит на ум, это — что будет с иностранным спросом на Treasuries, и как США будут финансировать свой бюджетный дефицит? Кроме того, неясно, насколько безболезненной будет коррекция дефицита платежного баланса. Для перестройки американской экономики, привыкшей к аутсорсингу, тоже потребуется время.

Так к чему это все я? А к тому, что не ждите: чуда не случится. Фундаментальные проблемы мировой экономики не решены, и вряд ли будут решены в ближайшее время. Эра “Великой Модерации” закончена. Можете выкинуть все старые модели. Наступает время “Ликвиномики” — эра экономики, которая может существовать только на базе сверхдешевых денег. Эта эра будет характеризоваться малопредсказуемой чередой экономических спадов и подъемов и высокой волатильностью финансовых рынков (как со знаком плюс, так и со знаком минус).

Как долго эта эра продлится? Спросите Китай.

Павел ПИКУЛЕВ