Экономика шагреневой кожи

По оценкам, на нефтегазовый сектор в 2008 г. пришлось 21-23% ВВП, в 2009 г. — 19%, а в 2010 г. — 23%. В 2009 г. на его долю пришлось 63% всего товарного экспорта. Основная часть платежей от природной и монопольной ренты поступает не от внутренних потребителей, а от экспорта углеводородов, поэтому российская экономика в значительной степени живет на “чужие деньги”, а не на “деньги, заработанные дома”. В дополнение к уже проявившейся низкой устойчивости экономического роста к снижению цен на нефть формируется новая угроза — снижение потенциала экспорта углеводородов за счет стабилизации или падения их добычи при росте внутреннего потребления.

Анализ воздействия ситуации в нефтегазовом секторе на динамику экономического роста России проведен автором в форме сценарного прогноза с горизонтом до 2050 г. Выход анализа за пределы 2020 г. и 2030 г. важен потому, что проблемы с ресурсной базой углеводородов остро проявляются за пределами 2030 г., а модернизация, которую еще только предстоит осуществить, принесет основные плоды на рубеже 2030 г. и уже за его пределами. Важно знать масштабы долгосрочных проблем для определения адекватных усилий для их решения.

В отношении добычи сырой нефти рассмотрено четыре сценария, окаймляющие границы возможных зон динамики добычи, показанных на рис. 1. Во всех сценариях добыча нефти достигает пика на горизонте до 2040 г. и затем снижается. Проект Генеральной схемы развития нефтяной отрасли до 2020 г. оценивает возможность снижения добычи к 2030 г. до траектории естественной убыли добычи нефти на существующих месторождениях. Можно воспринимать такие оценки как страшилку для давления на правительство в целях ослабления налогового пресса. Но даже если отрасль получит запрашиваемые налоговые льготы, добыча нефти после 2017 г. (по оценкам проекта генсхемы) все же будет снижаться. В последних прогнозах МЭА говорит о стабилизации добычи нефти в России до 2015 г. с последующим ее снижением до 455 млн т в 2035 г. В 2050 г. почти вся российская нефть должна быть добыта на открытых, но еще не освоенных или на не разведанных месторождениях. Значит, уровни перспективной добычи очень неопределенны, а риски снижения объемов добычи велики.

В сценарии “Россия — любимица богов” приняты самые благоприятные для России условия расчета. Цена на нефть растет до $234 барр. к 2030 г. и до $322 барр. к 2050 г., а добыча нефти начинает снижаться только после 2040 г. Из-за этого темпы прироста нефтегазового ВВП в 2041-2050 гг. становятся отрицательными и тянут вниз темпы роста всего ВВП, который в 2011-2050 гг. увеличивается в 3,8 раза со среднегодовым темпом 3,3%. Однако вероятность практической реализации такого сценария с высокими ценами нефти в сочетании с высокими уровнями добычи нефти и газа и параллельно с успешной модернизацией не выше 30% — это зыбкий фундамент для строительства светлого будущего. Каковы риски менее благоприятного сочетания условий?

В семействе сценариев под общим названием “нефтегазовый оптимизм” при сравнительно высоких уровнях добычи нефти и газа, но при неудаче в модернизации ненефтегазового сектора экономики в зависимости от роста цен на нефть среднегодовые темпы прироста ВВП в 2011-2050 гг. равны 1,9-2,7%. В 40-х годах они снижаются до 1,5% в год при высоких ценах нефти, а при низких на очередное удвоение ВВП уходит почти 40 лет и Россия постепенно скатывается к простому воспроизводству: в 2041-2050 гг. ВВП растет ежегодно только на 0,6%. (рис. 2). Если пик добычи нефти достигается в 2030 г., то при средней динамике цен на нефть темпы прироста ВВП в 2011-2050 гг. равны 2,3%, а при низких ценах на нефть — 1,6%. В последнем случае в конце 40-х гг. Россия сталкивается с риском остановки экономического роста. Россия не контролирует мировые цены на нефть, но при отсутствии серьезных успехов модернизации будет остро нуждаться в стабильно высоких ценах, да еще при достаточной емкости рынка для поглощения экспортируемых из России углеводородов. В этом плане Россия очень уязвима к ценовой политике ОПЕК. Предыдущие резкие снижения цен на нефть в середине 80-х гг., когда ОПЕК, и главным образом Саудовская Аравия, временно отказалась от регулирования добычи нефти и цен, стали началом конца Советского Союза, который не спасла перестройка. Еще два падения цен на нефть — в 1998 г. и 2008 г. — породили серьезные кризисы в экономике России.

Может ли быть хуже? К сожалению, да. В прогнозных сценариях “углеродное истощение” заложены пессимистические допущения о динамике добычи нефти и газа и допускается, что численность занятых будет снижаться на 0,9% в год. Если добыча нефти достигнет пика в 2011 г., а добыча газа — в 2016-2030 гг., то в зависимости от динамики цен на нефть среднегодовые темпы прироста ВВП в 2011-2050 гг. составляют 1,0-1,9%. Для сценариев со средними ценами нефти с 2042 г. экономический рост прекращается и Россия вступает в эру экономики “шагреневой кожи” — суженного воспроизводства ВВП. При самых пессимистичных оценках динамики добычи нефти и газа и динамики цен на нефть ВВП достигает пикового значения в 2037-2038 гг., а затем сокращается. Другими словами, “углеводородное истощение” доводит до истощения экономический рост и российская экономика начинает катиться под гору.

При динамичном снижении добычи нефти Россия в середине 30-х или 40-х гг. вынуждена начать импортировать либо нефть для переработки, либо готовые нефтепродукты, либо и то и другое. Начиная с этого момента высокие цены на нефть перестают быть однозначным благом для России. При сохранении привязки цен газа к ценам нефти рост последних позволяет увеличивать доходы от экспорта газа, но ведет к росту расходов на импорт нефти и нефтепродуктов. Низкие уровни добычи нефти и газа при скромных успехах модернизации не обеспечивают ни энергетической, ни экономической безопасности России. Даже при высоких ценах на нефть есть риск остановки роста ВВП и перехода к сжимающейся экономике не как к временному кризисному нарушению роста, а как к новой устойчивой тенденции.

Переломить ее можно только за счет повышения производительности основных факторов производства, ускорения развития ненефтегазового экспорта и импортозамещения в процессе модернизации. Зависимость темпов роста ВВП от цен на нефть в этом случае снижается, поскольку снижается доля нефтегазового ВВП примерно до 10% уже к 2017-2024 гг. Значения среднегодовых темпов роста ВВП превышают 3%. Правда, тенденция их падения сохраняется.

На горизонте до 2020 г. и даже до 2030 г. проглядывается лишь проблема снижения темпов экономического роста по сравнению с докризисными (рис. 2). Только анализ более отдаленных временных горизонтов делает правомерной постановку вопроса: будет ли экономический рост в России в середине ХХI в.? При складывающейся демографической ситуации обеспечение в 40-х гг. роста ВВП выше чем на 2% в год возможно только при одновременном поддержании высоких цен на нефть, предотвращении обвального падения ее добычи и проведении эффективной модернизации.

В дискуссии о необходимости и путях модернизации России не всегда присутствует анализ проблем, которые могут возникнуть при сохранении нынешних институтов, что делает аргументы в пользу модернизации недостаточно убедительными. Аналитики говорят, что без нее высокие темпы роста не удержать. Проведенный выше анализ дает дополнительные аргументы в пользу этого тезиса, но существенно уточняет его за счет расширения временного горизонта анализа. Плата за неуспешную модернизацию в десятых годах — потеря способности экономики к расширенному воспроизводству в сороковых, а возможно, даже и в тридцатых. Без модернизации оказывается невозможным не только сокращение разрыва в уровнях экономического развития со странами-лидерами и увеличение доли России в глобальном ВВП, но и удержание нынешней.

Важным аспектом модернизации является переключение внимания с внешних на внутренние факторы роста, на переход от экономки “шагреневой кожи” к формированию основ самоподдерживающего роста. В фокусе должны быть не гарантии глобальной энергетической безопасности, а гарантии российской энергетической и экономической безопасности. Сложность состоит в том, что титанические усилия нужно предпринимать одновременно по многим направлениям: повышение рождаемости; снижение смертности и продление активной трудовой жизни россиян; реализация грамотной миграционной политики при обеспечении межнационального мира; коренная модернизация технологической основы производства и существенное повышение на этой базе производительности труда, капиталоотдачи и энергоэффективности; предотвращение обвального падения добычи нефти и развитие возобновляемых источников энергии; ускоренное развитие экспортоориентированных и импортозамещающих производств. Сложность также состоит в том, что для решения проблем отдаленного будущего — проблемы снижения темпов экономического роста в России в 30-х гг. и проблемы возможной полной его остановки в 40-х — нужно предпринимать активные действия уже сегодня. Сложность еще и в формировании коалиций, которые могут, хотят и будут проводить модернизацию. Во всех сценариях доля нефтегазового ВВП устойчиво снижается. Вслед за ней снижается и влияние нефтегазовой элиты на жизнь страны, государство становится все более зависимым от других сфер бизнеса, что неизбежно должно сопровождаться исчезновением иллюзии его всемогущества и непогрешимости и постепенной сменой декоративной демократии на реальную. Но все эти процессы будут запаздывать, поскольку нынешняя элита будет предпринимать все усилия для самосохранения. Модернизация неизбежно будет иметь существенную потенциально конфликтную политическую составляющую.

Многие направления необходимых действий по модернизации уже осознаны, и первые усилия по их реализации предпринимаются. Однако задача в том, чтобы лексический конструктор понятий модернизации превратить в набор правильных действий, которые дадут необходимые результаты. При нынешней культурной традиции России, выраженной формулой “нацеленность на выживание разобщенных индивидов, ориентированных на решение тактических проблем и плохо представляющих, что их ждет в будущем”, и при базовых ценностях, определяемых формулой “высокая ценность безопасности и защиты со стороны государства при слабой приверженности ценностям новизны, творчества, свободы, самостоятельности и риска”, трудно будет сформировать дееспособные коалиции для своевременного осуществления основных направлений модернизации. Ее нельзя осуществить при сохранении персонифицированного государственного капитализма, при отсутствии надежных гарантий прав собственности, без развития конкуренции и при сохранении высокого уровня монополизма и огромной роли государства в экономике. Однако альтернативы нет. Без модернизации невозможна даже полная реализация потенциала догоняющего развития на основе технологической имитации, не говоря уже о переходе к развитию на технологической границе, который требует инновационной среды и культуры, включающих демократизацию, устранение коррупции и бюрократизма, развитие конкуренции во всех сферах. Без эффективной модернизации в середине XXI в. в России экономического роста просто не будет!

Игорь БАШМАКОВ, директор Центра по эффективному использованию энергии