Дмитрий Гнап: “От рядового жулика до президента — для нас неприкасаемых нет”

Дмитрий Гнап после выхода фильма “Двойная жизнь президента”, вместе со своей коллегой Анной Бабинец, оказался в центре медийного скандала. Пока коллеги дискутируют о том, соответствует ли расследование об оффшоре президента журналистским стандартам, “Детектор медиа” побеседовал с журналистом о том, как работает его команда расследователей.  

- Сколько человек работает в команде “Слідства.Info”?

— Вместе с  региональными корреспондентами — 14 человек. И еще мы сотрудничаем с фрилансерами.

- Какие расследования из проведенных вы бы назвали самыми энергозатратными и ресурсоемкими?

— Например, недавний материал о похищении голландских картин. Нужно сказать, что коррупцию расследовать несложно — сложно расследовать криминал: убийства, похищения, террористические акты, военные преступления. Такие материалы — высший пилотаж расследовательской журналистки. Криминальные расследования всегда связаны с миром организованной преступности, который никогда не пользуется  документами. Доказательства по их преступлениям не найдешь в реестре предприятий — это всегда скрытый мир,  который живет по своим законам. Информацию приходится очень долго собирать, выковыривать, никто этой информацией не делится, и ее очень сложно подтверждать. Одно дело тендеры, а другое дело — убийство Валентины Семенюк, когда ни родственники, ни друзья, ни коллеги не хотят говорить, потому что перепуганы.

- Как вы ищете темы для своих расследований?

— У нас есть три способа: во-первых, мы мониторим ленту новостей, во-вторых, у нас есть собственные источники, в-третьих, часто мы раскручиваем какую-то тему, и она выводит нас на другие расследования.

- Следите ли вы за фигурантами своих расследовании после выхода материала? И как долго?

— Конечно, следим. До тех пор пока их не посадят.

- Есть ли у вас какие-то особенно любимые персонажи расследований?

— Их много! Это и предатель генерал Назаркин, который неплохо сейчас чувствует себя в командовании, и судья Емельянов, который выстраивал коррумпированное судопроизводство,  и Олег Паракуда, замминистра кабинета министров, и военный прокурор АТО Константин Кулик.

- Результатами каких расследований вы особенно гордитесь?

—   В фейсбуке я выкладывал новогоднюю открытку с фотографиями тех, кого в течение года нам удалось уволить после наших расследований, в частности — первого заместителя Виктора Шокина Владимира Гузыря, замминистра регионального строительства Дмитрия Исаенко, и еще шесть высших должностных лиц. Вот такими результатами мы и гордимся. Кроме того, результатом нашей деятельности стали около двух десятков уголовных производств.

- Стало ли работать легче после бегства Януковича?

— Конечно, нам стало легче, комфортнее и безопаснее работать, чего уж там скрывать. Вопрос только в том, что это не заслуга власти, а заслуга гражданского общества. Именно гражданское общество, поднявшись, прогнало Януковича, и добилось свободы слова в стране. А уж на втором месте это и заслуга власти: нынешняя власть совсем не ведет себя как донецкие бандиты -беспредельщики, она посдержаннее, поспокойнее и поумнее. Хотя к ней  есть серьезные вопросы, разумеется.

- Как часто вам отказывают в предоставлении информации, документов и тд?

— Это бывает, но к счастью, не часто — только в особенно важных расследованиях. В частности, так было, когда мы готовили материал о закупках тепловизоров концерном “Укроборонпром” у как было сказано “международной известной корпорации ATN Corp”. Мы направили в “Укроборонпром” запрос о том, по какой цене и сколько было закуплено тепловизоров, а также  проводился ли тендер. И нам пришел ответ, что сообщить эту информацию они не могут, потому что это скажется на эффективности проведения АТО.

p>- Вы пытались оспорить такого рода отказы?

— Есть такая практика. Не мы, но наши ровенские  корреспонденты, когда в прошлом году пытались выяснить, сколько квартир и кому были выделены из фонда социального жилья областной госадминистрации. Журналисты получили отказ, мотивированный тем, что это конфиденциальная информация, которая защищается законом о защите персональных данных.  Тогда журналисты обратились в ровенский городской суд, который им отказал, дошли до апелляционного суда — и уже там было принято решение в их пользу.  Так они получили данные о том, что вместо чернобыльцев, учителей и многодетных семей эти квартиры в основном получали прокуроры, и сотрудники ровенской мэрии и обладминистрации. Так что такая практика тоже бывает.

Иногда мы не можем получить информацию потому, что чиновники ссылаются на закон о защите персональных данных. В частности, мы обращались к  заместителю прокурора Киева Александру Авраменко с вопросом, состоит ли он в родственных связях с бывшим первым замом Шокина Владимиром Гузырем. На что нам пришел ответ, что такая информация охраняется данным законом.

В таких случаях мы пользуемся обычной журналисткой практикой: собираем информацию из других источников, своих или открытых, ищем людей, которые готовы подтвердить необходимую нам информацию под аудио или видео фиксацию. Например, Авраменко сам в итоге и подтвердил свои родственные связи с Гузырем — его удалось “расколоть” в процессе телефонного интервью.

- Какое ваше расследование вы считаете самым опасным? Поступают ли вам угрозы? Как часто на вас оказывает давление власть или другие фигуранты расследования?

— Самым тяжелым, с точки зрения давления, было наше расследование в 2013 года о злоупотреблениях на одесской таможне и в одесском морском порту. Тогда мы впервые узнали, кем был раньше нынешний мэр Одессы Геннадий Труханов, и кто контролирует грузотаможенный комплекс “Евротерминал” в Одессе, на который из одесского государственного порта переведены все грузовые потоки. Сейчас Саакашвили с этой борется с этой практикой, и никак не может победить. А тогда мы впервые эту тему раскопали, и в процессе подготовки материала меня и Анну Бабинец, с которой мы его делали, дважды пытались подкупить крупной  суммой денег. А потом нам пытались угрожать.

- До физического насилия дела не доходило?

— До физического насилия в процессе подготовки расследования, слава богу, не доходило — точнее, после угроз физического насилия не было. А не спланированное насилие, например, когда ты приезжаешь на съемку, и тебя начинают “винтить” охранники, вырывать или ломать камеру — это обыденность, это сплошь и рядом бывает.

- Вы вызываете милицию в таких случаях?

— Вызываем, милиция приезжает, мы сообщаем о препятствовании  законной профессиональной деятельности, у нас все записано на видео — а милиция  предлагает написать нам заявления. Хотя в таких случаях милиция должна устранить преступление прямо на месте.  Так было практически всегда. Но, конечно, мы пишем заявление.

- Хоть одно ваше заявление чем-то закончилось?

— Нет. Например, в ютубе есть видео времен, когда я еще работал в программе “Знак оклику” на канале ТВі. На нем я прихожу к директору государственной резиденции Януковича “Залесье” Виктору Каменецкому, чтобы узнать, почему на месте резиденции до сих пор нет национального парка. Сначала он что-то отвечал, а потом схватил камеру, я — его руки, и мы втроем с оператором начинаем своеобразное многоборье. Тогда мы написали заявление в милицию о нападении, он тоже, обвинив нас в хулиганстве. Милиция и прокуратура, в конце концов, была вынуждены разбираться, и пришли к компромиссному варианту: решили не считать нас, журналистов, хулиганами, а Каменецкого — человеком, который напал на журналистов и препятствует профессиональной деятельности.

- Поступают ли вам предложения  разместить или убрать из программы какие-то сюжеты за деньги?

— Поступают, и мы даже фиксировали это на видео. Например, где-то полгода назад мы работали над материалом о том, как люди из окружения спикера Гройсмана пытаются приватизировать здание научно-исследовательского института на Печерске. Новоназначенный директор этого института, который решил устроить приватизацию, приходил  к моему коллеге Александру Гуменюку, и предлагал ему эту тему забыть. Говорил ему: “Я не хочу выходить на уровень редакторов, это будет стоить дороже, давай мы с тобой все решим: скажи начальству, что тема не интересная”. За то, чтобы Гуменюк “забыл” тему, директор предлагал ему для начала  500 долларов. Самое интересное, что весь этот разговор записывали сразу три наших сотрудника, которые сидели в этот момент в ресторане за соседними столиками.  Впрочем, суммы бывают разные, от  500 до 30000 тысяч долларов за материал.

- От кого поступало самое крупное предложение?

— Из окружения бывшего главы таможенной службы Игоря Калетника. Эти люди предлагали нам с Бабинец по тридцать тысяч долларов каждому. Для них это, можно сказать, карманные деньги — на одном контейнере, который проходит через один таможенный пост в день, они зарабатывали 150 долларов. А через все таможни Украины каждый день проходило 1,5 тысячи контейнеров.

- Есть ли у вас какие-то ограничения по темам или персонам?

— В нашей практике было одно-единственное ограничение. Когда я делал спецрепортаж из зоны боевых действий на Донбассе, солдаты просили меня не давать общие планы позиций, иначе по картинке можно было бы потом вычислить расположение части. Такой случай самоцензуры, в интересах страны и наших солдат, был, — но у военной журналистки другие принципы, чем у антикоррупционной или криминальной. В остальном у нас неприкасаемых нет — и президент, и премьер, и мэр города, и прокуроры, и министры, депутаты, бизнесмены. И рядовые случаи мы берем — когда, например, мажор Толстошеев насмерть сбивает женщину, потом рассказывает, что у него слабое сердце, а потом в соцсетях мы находим фото его веселых вечеринок. Так что от рядового жулика и до президента — у нас неприкасаемых нет.

- Проверяете ли вы, в чьих интересах источник сливает информацию, перед тем, как взяться за тему?

— В принципе, мы проверяем. Но иногда информация бывает от анонима источника, и в этом случае мы не можем установить, в чьих интересах сделать ее публичной. Но мой коллега, очень известный румынский журналист-расследователь Пол Раду, в таких случаях говорит: “Все этично, когда речь идет о правде”. И даже если ты не знаешь, в чьих это интересах, но информация достоверная и ты даешь возможность высказать свою точку зрения фигуранту этого слива, то нет никаких проблем с использованием этой информации.

- Как у вас устроен процесс фактчекинга?

— Если мы говорим об украинском проекте “Слідство.Info”, то у нас есть допубликационная редакционная и юридическая экспертиза, — редактор проверяет достоверность информации, затем юрист  это вычитывает.

Если же речь идет о международных проектах, в которых мы принимаем участие, как в случае с Panama Papers, то  здесь еще проводится очень тяжелая международная процедура фактчекинга. В таком случае зарубежные редакторы, как будто бы вновь видят каждое слово, и проверяют все: от системы украинского права и принципов, заложенных в Конституцию Украины, заканчивая адресами и фамилиями людей.

- Что с вашей точки зрения самое важное в профессии журналиста-расследователя?

— Чтобы быть журналистом расследователем, не нужно быть гением, достаточно двух вещей: дисциплина и здравый смысл. Если ты настойчиво и системно собираешь доказательства, и ты человек разумный, этого вполне достаточно, чтобы заниматься расследованиями.

Гала СКЛЯРЕВСКАЯ