Авторитарная либерализация — тупиковый путь

У моего цикла постов “Институциональная инженерия” было определенное назначение: наметить контуры институтов, которые позволили бы России встать на путь устойчивого демократического развития. По ходу дела мне постоянно задавали вопрос: “Да, но как этого добиться?”

Этот вопрос — вовсе не об институциональной инженерии. Это политический вопрос, который я просто мог бы переадресовать к политикам. Боюсь, однако, что слишком многие читатели восприняли бы такую переадресацию как издевку. Поговорить о политике демократизации все-таки следует. Начнем с предпосылок.

Персоналистские диктатуры не очень устойчивы: каждая из них сталкивается с проблемой преемственности. Но один раз эта проблема уже была успешно разрешена, и нет оснований думать, что в обозримом будущем что-то изменится. Демократия была бы для российских правителей системным риском такого масштаба, при оценке которого любые позитивные эффекты теряют значение. По собственной инициативе они на этот риск не пойдут.

Значит ли это, что демократизация в России невозможна? Нет — только то, что она невозможна в текущих условиях. Тогда вопрос в том, какое именно изменение условий способствовало бы демократизации. Во второй половине нулевых весьма популярным было суждение о том, что цены на нефть упадут, и все развалится. Цены на нефть, пусть и не очень сильно, но упали. Воз и ныне там.

Оно и понятно: взаимосвязь между экономикой и политикой — не прямая. Снижение цен на нефть, естественно, сокращает ресурсную базу режима, препятствует возможности заливать любые общественные проблемы потоком дармовых денег, а значит — вызывает стремление властей минимизировать издержки путем более эффективного управления. Если главному на сегодняшний день лозунгу российских властей, “модернизации”, и можно приписать какой-то конкретный смысл, то он состоит именно в этом.

Более эффективного управления можно добиться двумя способами. Оба они были испробованы в СССР незадолго до его распада. Первый — закручивание гаек, наведение управленческой дисциплины — был опробован Юрием Андроповым. У него не получилось. В современной России реализовать такую стратегию было бы еще сложнее, потому что для российского правящего класса коррупция — естественная среда обитания. А это значит, что закручивать гайки просто некому. Коррумпированная бизнес-бюрократия в целом не захочет, а ее отдельные представители никогда не смогут запретить делать то, что они считают естественным для себя, положенным по праву власти.

Тогда остается второй путь, либерализация. В СССР по этому пути пошел Михаил Горбачев на раннем этапе перестройки. Логика авторитарной либерализации состоит в том, чтобы, сохраняя основные политические условия существования правящего класса, облегчить условия общественного контроля над ним.

В современной России это означало бы, что правила игры по взиманию коррупционной ренты остались бы прежними, но при этом общество могло бы обращать внимание власти на наиболее вопиющие нарушения этих правил, а власть — своевременно наказывать отморозков, чтобы другим неповадно было. Такая стратегия предполагает некоторое повышение роли СМИ, а также общественных организаций и имитационных политических партий. При этом реальные решения по поводу того, на какие общественные запросы обращать внимание, а на какие нет, все равно принимаются чиновниками на соответствующих этажах “вертикали власти”.

Иногда приходится слышать сетования по поводу того, что в современной России просто не случилось такого Горбачева, чтобы по-настоящему сыграть роль главного либерализатора. Предлагают устроить кастинг. Действительно, не нашлось. Но я даже не уверен, что это плохо. Потому что авторитарная либерализация — это, вообще говоря, тупиковый путь. Горбачеву хватило полутора лет, чтобы в этом убедиться. Действительно, лишенный властных рычагов общественный контроль — это слабый инструмент.

С одной стороны, информационное преимущество бюрократии над обществом таково, что она может скрыть или заболтать любую общественную проблему, кроме совсем уж явных, буквально вопиющих злоупотреблений. С другой стороны, в условиях общественного оживления и некоторой неразберихи, которая обычно сопровождает авторитарную либерализацию, возможности для административно-бюрократического произвола только возрастают. То, что наиболее коррумпированы и наименее эффективны именно “мягкие” диктатуры, известные в Латинской Америке как “диктабланды”, — общее место в политологии.

Таким образом, ни закручивание гаек, ни авторитарная либерализация не дадут более эффективного государственного управления в России. Но это совершенно не значит, что, убедившись в тупиковом характере этих стратегий (а они вполне могут реализовываться и одновременно), нынешние правители России разведут безнадежно руками и скажут: “Что ж, теперь пора приниматься за демократизацию”. Тупиковый путь может быть очень долгим. Это — вопрос приоритетов. Сохранить власть просто важнее. Потому что они знают, что если власть будет потеряна, то она будет потеряна ими всеми, сразу, и для многих это будет чревато крайне неприятными последствиями.

Но как же Горбачев? Он-то решился? Да, решился, но не в силу каких-то особенных личных качеств (хотя и это сыграло известную роль), а в силу факторов, которых в современной России нет. Я имею в виду не внешнеполитические обстоятельства и не низкие цены на нефть, а внутриполитические факторы. Один из них — это то, что при Горбачеве возникла политическая оппозиция. И она оказалась достаточно сильной.

Известно, что Горбачев пришел к мысли о необходимости демонтировать коммунистическую систему довольно поздно. Он не стремился к возникновению оппозиции. Но когда она появилась и достигла известного политического веса, демократизация стала реальностью. Иначе не бывает. Демократизация без сильной демократической оппозиции — это нонсенс, противоречие в предмете. А отсутствие такой оппозиции — один из решающих факторов, блокирующих политическое развитие страны. О том, почему это так, я напишу на будущей неделе.

Григорий ГОЛОСОВ